Он. Перерождение - Илья Шаланда

жизни произошло столько всего, а я даже ничего не знаю о твоей жизни. Вот возьми, напиши хоть одно интересное событие. Яркое, радостное. А я расскажу тебе свое. Все равно, нас отсюда до утра никто не выпустит.

Дима протянул ему клочок бумаги и карандаш. Трэви помыл руки, ибо уже успел замарать их в писсуаре и написал на бумажке свое имя, и призадумался. Что-то радостное. За всей чередой трагических событий, он не мог ничего вспомнить. Вспомнить того, что могло согреть душу. Он очень хотел наладить отношение с Димой, но не мог. Поэтому просто сунул бумагу и карандаш себе в карман, одновременно возвращаясь к уборке.

Дима огорчено вздохнул и последовал примеру Трэви.

Сложно сказать, как долго ребята убирали туалет, но за окном солнце уже сменилось луной, а за ними так никто и не приходил. Это выглядело несколько странным, поскольку за все время никто ни разу даже не постучался сюда. Туалет! Здесь должны быть всегда клиенты. Куда ходят юные мужики? Что ли в женский. Можно было бы предположить, что в двухэтажном здании имеется несколько мужских туалетов. Но это было маловероятно. Учитывая характер директора… По два гендерных туалета это большая роскошь и большая привилегия для преступников.

— Она забыла про нас. — сказал Дима.

Трэви пожал плечами, хотя думал так же. Дима присел на пол рядом с умывальниками. Его живот решил исполнить громкую серенаду: он не ел целый день. Пошарив карманах, парень констатировал, что там ничего нет. Решив «утопить» голод, он попил воды из-под крана. На вкус она была, мягко говоря, отвратительна, но чуть-чуть это помогло.

— Слушай, Трэви. — Дима решил попробовать еще раз завязать разговор. — Я знаю, что нам сейчас трудно пообщаться, но хотя бы дай мне намек. Что произошло в той комнате с доктором Петерсом? Я никогда не видел пожара, только в фильмах. Но это… Было нечто другое. Словно им кто-то управлял.

Трэви вздохнул. Весь день он пытался гнать от себя эти мысли. И благодаря директору это успешно ему удавалось. Что же произошло в тот момент? Как так получилось, что его фантазии в мельчайших подробностях ожили. Почти… В его воображении доктор горел, корчась от боли. В действительности же, пламя не добралось до него. Вместо этого адская боль пронзила самого парня. Такая сильная, такая нестерпимая… Словно он сам воспылал.

Трэви оглядел комнату и его взгляд задержался над зеркалом с огромной трещиной по центру. Оно висело здесь для галочки, ибо что-то разглядеть в нем было просто невозможно.

В нем стало бороться два человека. Один, помня ту боль, отговаривал его от действий. Второй же, требовал ответов. То было два друга — страх и любопытство. Два вечных врага, которые своей борьбой мучают людей.

Жажда получить ответы была очень сильной. Просто попробовать. Доказать себе, что все трагические события в той комнате были всего-навсего случайным стечением обстоятельств. Трэви очень любил книги про волшебников, но вынужден был, к своему сожалению, признавать, что магии не существует. Ни что не появляется из ниоткуда и не пропадает в никуда.

Трэви закрыл глаза и стал фантазировать. Он представлял, как эта огромная трещина на стекле объединяется в одну крупную массу, превращаясь в нечто похожее на комок, а затем распадается на фразу: «Привет, Дима!»

— Какого черта! — выругался Дима.

Трэви распахнул глаза и понял причину удивления Димы. Стекло действительно изменилось. Вместе уродливой трещины на нем теперь красовалась приветственная фраза. Значит это работает. Трэви действительно мог колдовать. От этой мысли парню стало дурно. Ему вспомнился Он и те события, которые предшествовали этому. Что за ритуал провели тогда? Неужели этот таинственный незнакомец передал ему часть своей силы. Но зачем… А может, это он убил доктора Петерса? Но зачем?

Трэви не понимал, как относиться к этому человеку. Вроде бы, это был его ангел-хранитель, который наказал убийцу, наказал доктора. С другой стороны, кто дал ему право судить других людей? Неужели убивая их, он сам не превращается в убийцу. И самый главный вопрос? При чем тут он? Почему этот мужчина решил поделиться своей силой с парнем, да еще и страдающим психическим заболеванием?

— Это был ты? — заикаясь спросил Дима.

Трэви снова посмотрел на зеркало, но уже решил не закрывать глаза, дабы воочию увидеть свои плоды. Теперь он представил, как надпись изменяется на «Да». В добавок к этому, Трэви силой воображения заставил часть стекла разлететься на мелкие осколки и превратиться в бабочку, которая стала порхать по комнате.

Дима потерял дар речи, не зная, как реагировать на происходящая. Бабочка же немного покружившись по комнате села ему на плечо. Дима попытался смахнуть ее, но не учел тот факт. А вернее не знал, что края бабочки были очень острыми. Парень вскрикнул, смотря на глубокий порез ладони.

Трэви тоже увидел это и сделал очень большую глупость: он представил, как бабочка разлетается на осколки, которые обратно возвращаются в зеркало. Только вот насекомое находилось очень близко к лицу Димы. Часть осколков вонзилось в кожу парня, теряясь где-то в глубине. А затем со всей скоростью полетели на свое законное место, еще больше травмируя парня.

Дима стал истекать кровью, которая уже покрывала все лицо парня, застилая его красной пеленой.

Трэви стал паниковать. Он представил, как шрамы на лице Димы затягиваются. Так и случилось, но ситуацию это не исправило. Кровь продолжала течь, хоть и невидимо. Она лишилась возможности вытекать наружу, но ей никто не вправе помешать скапливаться на лице.

Дима ощущал давление на своем лице. Словно что-то просилось наружу. Страх стал сковывать парня. Ему казалось, что он умирает. Умирает по-глупому, от такой странной причины. Диме хотелось взять нож и разрезать себе лицо, чтобы снять это чувство давления.

— Кровь… Внутри. — просипел Дима.

Трэви не сразу сообразил, что он имел в виду. Но когда понял… Он не боялся, он уже паниковал. Второй раз страх был прав, а любопытство снова загнало его в тяжелую ситуацию. Это была странная магия, непонятная для парня. И которая уже дважды приводит к ужасным последствиям.

Паника мешает людям. Она не помощник и погубила много жизней. Казалось бы, на ровном месте, где ничего плохого не должно было