Я влюбилась в четверг. ПрЫнцы без сердца… - Татьяна Бокова

Задумавшись, Алла будет стоять у окна долго-долго, раскусывая одну за другой сладкие круглые виноградинки ровными, белыми, аккуратно вставленными передними зубами, а часы над столом переговоров в ее тихом, уютном кабинете между тем пробьют час дня. На Кипре наступит священное время. Обед. А потом два часа дня. И в Москве начнутся обеденные перерывы.

«К черту еду! – в сердцах скажет генеральный директор фирмы „Русалко“. И в первый раз не поедет через автомобильные пробки на собственный холм. – Не хочу ехать в эту свою пустыню, я же не верблюд, чтобы колючками из окон любоваться, и не кролик, чтобы по холмам счастливо скакать!»

* * *

Пол, стены, потолок, да и все остальное, монотонно гудели и однообразно вибрировали. Ооопс! Тряхнуло… И снова обволокло ровным низким звуком. В глазах потемнело, вернее, там, за закрытыми веками, какая-то черная тень надвинулась на меня, будто грозовая туча на лимонную дольку луны, и любезно попросила ответить, что я буду есть.

– Рыбу… – шепнули губы, едва шевельнувшись. Мимо моего носа проплыл горячий аромат чего-то под соусом, и теплый пластмассовый поднос опустился прямо в руки. Кивком я сказала «спасибо», и тень проплыла мимо, а мне все же пришлось на время разомкнуть тяжелые веки.

Все пространство справа от меня было заполнено светлой кудрявой шевелюрой моей соседки. Словно игривые пружинки, тысячи тугих завиточков, раскиданных по ее худеньким плечам, начинали раскачиваться в воздухе, удлиняясь и сокращаясь, при малейшем повороте головы. Сидя ко мне спиной, девушка оживленно кокетничала с огромным молодым грузином, словно тесто в кастрюле, зажатым в кресле у окна, и без стеснения распространяла вокруг запах цитрусовых духов и откровенного флирта. За бортом нещадно палило солнце, и сидящий в соседнем ряду любопытный мальчонка в круглых очках на резинке прилип к иллюминатору, искренне пытаясь понять, почему белоснежные сугробы облаков никак не хотят таять…

Я в раздумье посмотрела на контейнер с едой. Есть хотелось, но еще больше хотелось когда-нибудь все-таки влезть во все эти облегающие маечки-брючки, скопившиеся за последние пару лет дома на антресолях в пухлом чемоданчике с раздутыми боками. Оставив еду нетронутой, я положила руку на глянцевую обложку женского святого писания под глобальным названием «Космополитен» и еще раз торжественно поклялась сама себе, что наконец-то начну новую жизнь, не буду переживать из-за своей личной жизни, научусь любить себя и, конечно… похудею. Не грустите, брючки, не скучайте, маечки, скоро-скоро мы встретимся вновь…

В который раз за последние сутки я вновь прощупала в рюкзаке, лежащем под моим креслом, каждый из трех бумажных пакетов: два бежевых – гладкий и почти плоский, другой – шершавый на ощупь и очень пухлый, и третий – голубой, этот был размером поменьше.

Я не знала, что внутри аккуратно запечатанных конвертов, я просто везла их на Кипр. Кому предназначался голубой, на нем указано не было, может быть, и мне, ведь я должна была открыть его завтра, вдень моего рождения.

Два бежевых надо было передать не вскрывая. Один – какому-то Костасу Касулидису из Лимасола, номер его телефона был написан в правом верхнем углу. Меня просили, чтобы «из рук в руки».

Другой конверт был для какой-то Анастасии. По имени греческого происхождения нельзя было определить национальность его хозяйки, которая, судя по телефонному коду, проживала где-то в районе городка Айа-Напа, за сто с лишним километров от места моей предполагаемой дислокации. Но я сделаю все как надо, я обязательно выполню его поручение!.. Хотя и лечу отдохнуть от всего и всех… И от него тоже.

«Эх… – вздохнула я. – Только решила на край света… И, как это бывает в жизни, в одно мгновение все переворачивается, все планы рушатся, и снова тебе приходится делать не то, что хочешь, а то, что надо, или не то, что надо бы по уму, а то, что приходится делать в силу сложившихся обстоятельств!» …Тяжелые что-то пошли деньки в последнее время. Устала я страшно… Вот и вчерашний понедельник выдался суматошный. С утра, вся никакая, я примчалась на работу пораньше и упала в ножки любимому шефу, умоляя отпустить на недельку. А потом покупала билеты на славный остров в лазурном Средиземноморье. Еле удалось, ведь начинались осенние каникулы, и все, кто мог, старались вывезти своих отпрысков отдохнуть и взглянуть на солнце, может быть, в последний раз перед серой московской зимой, каждый год длиной в целую жизнь.

Я тоже должна была уехать, хотя и вышла из нежного детского возраста, когда на каждые три рабочих месяца полагается по недельке каникул. Я должна была уехать – срочно, немедленно, пока чувствовала в себе силы выпрыгнуть из своей жизни, как перед сном из штанишек… Я залезла в долги и перебаламутила родных внезапным решением, я даже не заехала к ним на дачу и ничего не объяснила, просто собрала чемодан и улетела, сама не веря в происходящее… Правда, перед этим пришлось совершить невероятное, переделав все, что запланировала на предстоящую неделю, за один день.

…В министерстве в понедельнике утра было сонно, и нужные телефоны молчали, как я ни уговаривала их соединить меня с кем-то позарез необходимым. Что ж тогда винить их величества и высочества Важные Бумажки, которые тоже вредничали, наверное, по случаю наступивших будней и не желали ускорять естественный процесс их неторопливого перемещения из приемной в приемную и далее по назначению. Как я ни пыталась приделывать им всяческие ноги, свои ноги, как всегда, оказались надежнее.

Поудобнее примостив под мышкой стопку разноцветных папочек, я сама понеслась по длинным коридорам с неприличной для этого почтенного места скоростью и громко стуча каблучками.

Все сразу начало складываться. Я удачно перелетела – где «мухой», а где «стрекозой» – из нужного кабинета на шестом этаже до последней двери в конце третьего этажа слева, а потом по стеклянному переходу в другой подъезд на второй этаж… и скорее назад на рабочее место, чтобы в последний раз распечататься, а потом еще размножиться, в смысле отксериться, то есть сделать нужные копии, и наконец, успокоившись, подытожить, все ли удалось сделать из намеченного и не забыла ли чего.

…Мои соседи по самолету увлеченно принимали пищу, ни на секунду не прерывая общения друг с другом. Меня никто не отвлекал, и я снова отправилась в путь по коридорам памяти. Надувшаяся под челкой шишка на лбу болезненно заныла, напомнив о себе и о том, кому она была обязана своим рождением.

…Говорил мне любимый шеф, что по длинным коридорам надо не бегать, не ходить, а носить себя медленно и степенно. А я в очередной раз на космической скорости вырулила к очередной лестнице. И вот результат… Буме… Искры – из глаз, а папки с бумагами – на пол. Кто-то, так же как я, весьма энергично перемещавшийся в пространстве, кубарем свалился на меня с лестницы, чуть не сбив с ног.

– Извините, вы не ушиблись? – спросил он, пружинисто отскакивая, чтобы спасти разлетевшиеся бумаги и совсем не обращая внимания на растущую над его бровью шишку.

«Вот… звездолет, тоже мне!» Я терла лоб, морщилась от боли и пыталась вспомнить, когда же в последний раз я получала подобную милую детскую травму.