Анатолий Букреев. Биография величайшего советского альпиниста в воспоминаниях близких - Галина Анатольевна Муленкова

и текстуре красное дерево. У нас оно идет на шпон для отделки мебели, а здесь это строительный материал для самых примитивных сараев. Площадка под лоджию небольшая, на краю разрушающейся боковой морены ледника, текущего с Аннапурны.

Вот я стою на гребне морены, у спуска на ледник, где накануне навесили перила. Вглядываюсь в темноту, но фонариков не видно. Переминаюсь мелкими шажочками вдоль гребня, вытоптал площадку размером с автобусную остановку. Внезапно, сквозь темноту и снегопад, снизу проступает темный силуэт и раздается сдавленный крик.

– Это ты, что ли?! – и на площадку вылез Дмитрий. – Фу, черт, напугал меня, я не ожидал тут увидеть кого-то!

– Да ты меня тоже напугал!

Мы смеемся. Дмитрий пришел один. Симоне и Букреева не видно, снег идет и заносит тропу.

14. XII.97, воскресенье

Нашу лоджию занесло под самую крышу. Взял лопату, стал чистить галерею-коридор вдоль комнат. Тропа перестала существовать, и мы с Дмитрием пошли на склон протаптывать ее навстречу Буке и Симоне. Надставили веревку на спуске с морены на ледник еще метров на пятнадцать. Дмитрий говорит:

– Ты оставайся здесь, наверное. Там снегу по пояс! Куда тебе, в твоих джинсах, еще тропу топтать. А ты в Алма-Ате по горам в чем ходишь?

– Вот, в джинсах и хожу, – отвечаю. – Я же не альпинист, для меня Молодежка (вершина высотой 4200 м в Заилийском Алатау) – предел достижимого.

Дмитрий пошел по леднику вверх, я остался на верхней площадке. Смотрю в телевик и не вижу никакого движения. Смотрю на седловинку, где был Корейский лагерь и где у Букреева с Симоне стоит палатка. Внизу, где склон переходит в ледник, в телевик видно конус серого цвета. Похоже на свежий сброс с ледопада. Когда Дмитрий вернулся, я спросил, не по пути ли движения наших друзей появился этот конус?

– Нет, – говорит Дмитрий, – по пути их движения нет ничего опасного, они опытные, не волнуйся. Наверное, они в Корейском лагере.

Было уже поздно, когда Дмитрий снова ушел смотреть – не видно ли фонарей на леднике. Никакого движения нет.

15. XII.97, понедельник

Я выхожу на площадку, в телеобъектив изучаю склоны. На белом фоне видны серые следы грандиозных обрушений сераков на склонах выше Корейского лагеря. К обеду возвращается Соболев и говорит, что следов нет. Пурба, глядя на наши озабоченные лица, ходит с испуганным видом, вместе с нами выходит за лоджию и смотрит на склоны вверх по леднику. Дима, обращая мое внимание на тревожность Пурбы, говорит:

– Он же бывал в высотных экспедициях, знает, чем такие вещи могут заканчиваться… Но я думаю, все будет нормально. Толик опытный, у него чутье особенное. Будем ждать, они должны появиться. После обеда вместе идем к трубе. Это трехсотмиллиметровый объектив на фотоаппарате, но все же лучше, чем ничего. Пошарил по склонам через объектив, говорю Дмитрию, что вижу три точки левее сераков, и расстояние между вершинами этого треугольника медленно меняется. Постепенно становится ясно, что это не обман зрения и движение действительно происходит. Мы облегченно вздыхаем, это наши. Пришли они под вечер, когда до сумерек осталось совсем немного. Букреев говорит Дмитрию:

– Спасибо, что тропу протоптал.

Мы ждем их какое-то время в кухонной комнате на ужин. Заходят оба, Симоне, пританцовывая, радостно приговаривает:

– Татапани-Татапани!

– Этот не залезет… – бурчит себе под нос Букреев.

Садимся ужинать.

– В общем, так, – говорит Толя, – надо погоду ждать, много снега, ковыряться сейчас бесполезно. Мы решили спуститься в джунгли на отдых, в Татапани, там хотспринг такой есть – горячий источник. Отдохнем пару дней и заодно тебя проводим, – обращается он ко мне.

Пурба услышал это, повеселел и тихонечко стал припевать: «Татапани-Татапани! Татапани-Татапани!»

16. XII.97, вторник

Старт в 08:00. Попытались идти по гребню морены, там, где была тропа. Снега действительно почти по пояс, пропахали метров сто и остановились. Командиры посовещались, руками поводили, показывая что-то друг другу, и под прямым углом свернули вправо, круто вниз, в долинку между мореной и стеной Хьюн Чули. И быстро-быстро так погнали. Я к Димке:

– Э-э! Куда!!! Я не хочу, там стена же страшная, там лавина может сойти!

– Уже сошла, – говорит Дмитрий и быстро отправляется за ними.

Делать нечего, не оставаться же здесь, я и чухнул по их следам. Лавина действительно уже сошла со склона Хьюн Чули и плотным снегом забила долинку, до самой лоджии «Базовый лагерь Мачапучаре». По этому плотному снегу мы быстренько добежали до лоджии. Солнце светит вовсю, на крышах – сугробы по полтора метра, с сосулек капает, народу – ни души. Остановились передохнуть, Букреев выдал всем по паре фруктово-шоколадных батончиков. Димка увидел между лоджиями свежие следы диаметром с тарелку и кричит:

– Сноу леопард!!!

Вот как тут в одиночку ходить? Я тащу свой рюкзак, Пурба несет черный букреевский баул, который я должен в Катманду доставить, а сбоку к нему приторочена пачка моих холстов и картонов. Ниже лоджии «Бэйз кэмп Мачапучаре» плоский участок ущелья тоже перекрыт гигантской лавиной. Попытались перейти на другой берег речки, но удобного места нет. Тропу командиры, очевидно, не знают, идем наугад. Пересекаем следы огромных лавин. Прошли какую-то лоджию, у нас на пути – поваленный лавиной лес. Понял, что правильно поступил, когда 12-го не рискнул в одиночку спускаться. С рюкзаком и баулом я бы не пересек эту полосу препятствий из смерзшегося снега и поваленных стволов деревьев. Пару раз грохнулся, поскользнувшись в пластиковых ботинках на бамбуковых стволах. Тропы нет, долго идем наобум, интуитивно выбирая направление. Стали попадаться заросли каких-то фикусов, тоже поваленных снегом, со сломанными стволами. Встретили двоих местных парней, прорубаются сквозь завалы кривыми ножами кукри. Появилась тропа. Светит солнце, тепло, тревога последних дней отступает, настроение улучшается. Я слегка опередил всю компанию. Неожиданно из зарослей появляются трое с рюкзаками, то ли японцы, то ли корейцы. Я громко приветствую их по-русски:

– Здорово, мужики!

Ближайший хватает меня за руки и кричит:

– Казахстан?!

– Казахстан! – отвечаю.

– Хан-Тенгри?!

– Хан-Тенгри.

– Дмитрий Соболев?!

– Дмитрий Соболев…

Мужик кидается меня обнимать. Объясняет, что приезжал в МАЛ и Дима Соболев был его гидом на Хане. Я говорю, что Дмитрий здесь и сейчас появится. Кореец (как потом выяснилось), и без того возбужденный, начинает прыгать от радости. В эту минуту из зарослей вываливается Букреев, и кореец с радостным криком «Дима!!!» повисает на нем. Букреев пытается отцепить его от себя и спрашивает в пространство:

– Что здесь происходит?

Со смехом пытаюсь объяснить ситуацию, но за спиной Букреева уже появился Дмитрий, и кореец перепрыгивает на него. Оторопь Букреева сменяется его обычной невозмутимостью, он бурчит: