Живые. Мы остаемся свободными - Варвара Еналь

– А кто тут не умеет ездить на досках? Все умеют. Это просто. Наши доски развивают самую большую скорость – мы увеличили мощность магнитного двигателя. Нас не догонят.

– О, слышала? – Таис повернулась к Эмме.

– Спокойно, – прервал всех Федор. – Будем действовать по обстоятельствам. Если путь будет открыт и свободен, пойдем с Гошей и Тошей. После поможем им выбраться. Если катера работают, нам надо будет продумать безопасный маршрут прохода в те ангары, чтобы фрики оставались запертыми, а мы могли бы в любой момент попасть к катерам. Если же запустить катера не удастся, тогда… Тогда все отпадает. Понимаете?

– Запустим, – невозмутимо сказал один из близнецов и почесал макушку.

И вот теперь эти двое топают следом за Эммой, Егором, Федором и Таис. Колючий остался в капитанской рубке, но зато в наушниках у Эммы – да и у остальных тоже – бодро звучал его голос и голос Мартина. Умный интеллект станции оставался на связи. Все-таки это немного утешало и придавало бодрости. Не совсем одни они на орбите, с ними хотя бы этот искусственный разум…

На прошлой охоте, когда Таис выручала Федора, у Эммы точно так же в ушах торчали наушники, а в руках был теплый тонкий планшет с нужными файлами. Только тогда все было более зыбким и неясным, тогда они еще сами толком не верили, что получится спастись, что все останутся живы, не заболеют и не умрут.

Не были уверены, что не вылезет из их внутренней сущности звериное естество, не подомнет под себя привычки, эмоции, мысли – все то, что было в них человеческим. Тогда перед ними стояла одна самая главная задача – остаться людьми.

А сейчас что? Выходит, что люди не принимают их и желают уничтожить, потому что привыкли считать зверями? Тогда почему станция каждый год производила и производила новых детей? В чем тут дело?

Федор остановил производство младенцев. В кувезах созревает последнее поколение – и все. Пока все. Потому что какой смысл производить на свет малышню, когда нет ни безопасности, ни определенности?

Мартин согласился на это с большой неохотой: мол, его задача «производить и растить детей», это приоритет, это самое главное. Как же он будет без новых малышей?

Пришлось заверить, что это временная мера, что новые дети все равно скоро родятся – раньше, чем через полгода, это будет замена во Вторую группу. Поэтому Мартину будет чем заняться, и «зависать» по этому поводу совершенно незачем.

Наконец появились уже знакомые двери с совершенно новым замковым разъемом и стеной, покрытой новым блестящим пластиком. Никаких следов недавней битвы – все приведено в порядок.

Замок закрыли цифровым ключом, его составил сам Федор, и открыть его с помощью простенькой программки взлома было невозможно.

– Теперь твой черед, Эмма. Включай планшет, – распорядился Федор.

Эмма нажала на заранее приготовленный файл, заверила, что все заработало, и поежилась. Так называемый звук тревоги, который еле слышной нотой повис в воздухе, был настолько неприятным, резким и пугающим, что по позвоночнику, снизу и до самого основания черепа, пошли мурашки и показалось, что встают дыбом волосы. Никто, кроме Эммы, этих звуков не слышал – не мог слышать. Потому все остались невозмутимыми, Таис зевнула, один из близнецов с умным видом присел у замка. Егор наклонился и поправил липучки на кроссовках.

Только Эмма, одна из всех, дергалась и пыталась унять нарастающий внутри ужас. «Бежать, бежать, бежать отсюда как можно быстрее. И нечего медлить!» – вот что звучало у нее в голове. Навязчиво, резко, пугающе.

Просто взрывало мозги и выворачивало душу. Прошлый раз такого не было, прошлый раз она всего лишь почувствовала легкий дискомфорт, но сейчас будто бы влезла в шкуру фрика. Можно даже не сомневаться: животные и близко не подойдут туда, откуда издаются такие звуки.

Язык фриков был очень сильно окрашен эмоциональными оттенками. Простыми оттенками, каждый можно было обозначить одним понятным словом. Страх. Опасность. Ярость. Голод. Общий зов. Они не были сложными. Но если раздавался клич «Опасность» – вот как сейчас, – то хотелось бежать без оглядки.

А если включить «Голод»…

Лучше этого не делать, иначе Эмма не поручилась бы за себя. Этот зов буквально со дна души поднимал всю первобытную силу ярости и какую-то зияющую бездну. Казалось, что внутри – огромная черная яма, засасывающая в себя без остатка все, что двигалось. И надо во что бы то ни стало заполнить эту яму. Едой. Сочной, калорийной, теплой… кровавой…

Эмма всего лишь однажды включала клич «Голод» и чуть с ума не сошла. Столько ярости, столько пустоты, столько кровожадности вдруг появилось внутри, что потом пришлось долго смотреть в зеркало и убеждать себя, что она не фрик, что у нее вполне человеческое лицо, руки, пальцы. И вполне человеческие мысли.

А потом она принялась есть и есть, несмотря на то что стояла глубокая ночь. Эмма тогда съела пять больших бутербродов с ветчиной и сыром, коробку шоколадных конфет и выпила кружек пять сока.

После этого она не решалась больше экспериментировать и не включала голосовые файлы профессора.

Язык фриков стал для нее слишком понятным и слишком родным. Сейчас, пока вибрировали в пространстве напряженные звуки, предупреждающие об опасности, Эмма слишком сильно чувствовала свое родство с предками, теми самыми, что находились за темными дверными створками. Она отлично понимала, что животных под дверьми сейчас нет, путь свободен. Твари отступили вглубь и пытаются укрыться по углам, как можно дальше от жутких звуков. Сама бы она сделала точно так же, если бы была фриком…

Эмма невесело усмехнулась и, кивнув, сказала:

– Порядок. Путь свободен. Можете проходить. У вас на планшетах точно такие же файлы – включайте их, как будете углубляться в коридоры. Ищите теперь катера – где-то они должны все же быть.

Эмме никто ничего не ответил. Серьезный до складки на лбу Федор быстро ввел шифр, и створки дверей дрогнули. Коротко зашипели и медленно, тяжело поползли в стороны. Будто нехотя, будто им самим было стыдно и страшно за тех обитателей, что приходилось скрывать за собой.

– Я-то думал, что уж и вовсе не откроем эти двери никогда… – совсем тихо пробормотал Егор.

Таис вздрогнула, побледнела и попятилась. Эмма сразу же почувствовала страх, ненависть и напряжение, клубившиеся у Тайки внутри. Да, есть что вспомнить при виде этих дверей. Воспоминания хуже ужасного сна, хуже самых жутких страшилок. Воспоминания – это часть прошлой жизни, это то, что было, что случилось. За этими дверями Эмма заболела, именно за ними чуть не превратилась во фрика. И сейчас, до сих пор, чувствует, как медленно, но неотвратимо охватывают ее странные изменения.

Что бы сказала Таис, если бы знала все это? Приказала бы запереть Эмму и наблюдать?

– Пошли. Эмма, мы чуток отойдем, и я сам закрою за нами двери. Так что ты можешь уже возвращаться, – распорядился Федор.

Пол под ногами странно дернулся, лампочки вверху опять еле слышно мигнули. Значит, станцию до сих пор обстреливают с крейсеров. Значит, Таис и Федору все же надо идти.