Он тебя не любит(?) - Тала Тоцка

— Эва дома? — спросил он, на всякий случай ставя ногу в проем, чтобы та не вздумала захлопнуть дверь перед его носом.

— Она спит, — ответила девчонка, — а вы случайно не Макар?

— Случайно он, — Макар аккуратно, но твердо отодвинул рыжеволосую девушку и ступил на порог.

— Эвочка, это к тебе, — побежала рыжая в комнату, и Макар последовал за ней.

«Эвочка… Надо же…» Она сидела на кровати, поджав ноги, и исподлобья смотрела на вошедшего Макара. Спала или не спала, но то, что проревела полдня, к бабке не ходи. Глаза красные, на щеках такие же красные пятна. Испуганная. Растерянная. Молоденькая… Девочка…

Макар развернул подружку и выставил из комнаты, плотно прикрыв дверь, а потом подошел и присел возле кровати. Он бы взял ее за руку, если бы не опасался, что ему задвинут ногой в челюсть. Спросил и задержал дыхание.

— Эвочка! Скажи, я тебя изнасиловал?

Она распахнула свои и без того большие глаза и непонимающе уставилась на Макара.

— Н-нет, ты что, конечно же нет.

Он прикрыл ладонью глаза. С души свалилась та самая Китайская стена, которой тыкал ему сегодня Кравченко.

«Все Уезжай, Макар. Узнал, что хотел, и езжай».

Но он никуда не поехал. Поднял голову и посмотрел на жавшуюся в углу кровати девушку. Внутри все стенало и завывало — уезжай, идиот! — однако что-то там же внутри, только глубже, удерживало. Он смотрел на ее сжатые коленки, прикушенную губу, судорожно сплетенные пальцы и чувствовал, как кровь начинает разгоняться по венам.

«Мак, не будь дураком, уходи пока не поздно…»

— Тогда скажи мне, Эва, — начал он вкрадчиво, придвигаясь ближе, — скажи, почему ты не стала сопротивляться. Я плохо помню, что было ночью, но тебя я вспомнил, и секс вспомнил, а как ты от меня отбиваешься — нет, не было такого. Я не бросался бы на тебя просто так, в том шампанском, которое я выпил, был стимулятор, это Руслан подмешал тебе, чтобы ты на меня повелась. Но шампанское ты выпить не успела, так почему же ты повелась, а, Эва?

— Какой стимулятор, Макар? — она снова выглядела испуганной, а он заводился все больше.

— Тебе нужно название препарата? Можешь спросить у Руслана, а я хочу знать, почему ты не дала мне по морде бутылкой или не задвинула в пах коленом. Клянусь, этого хватило бы с головой, чтобы меня отключить. Я же был пьяный в лохмотья, тебе настолько было похер, как пройдет твой первый раз?

Его трясло от злости, а почему, он сам не понимал. Как будто это не он лишил ее девственности, а она его, но то, что она позволила ему с собой сделать, выбешивало просто до белого каления.

— В первый? — в больших глазах мелькнуло недоумение. — Ты… ты не первый у меня, Макар, с чего ты взял?

Она поднялась, неторопливо прошла мимо к окну и встала, повернувшись спиной и сложив руки на груди. Он смотрел на эту ровную спину и сам не знал, почему вдруг пришло сравнение с натянутой струной, что вот-вот лопнет от сильнейшего напряжения. А потом его запоздало накрыло, даже в глазах потемнело. Как это, он не первый? Рванул следом и развернул Эву к себе, она расцепила руки, но тут же скрестила ноги, будто закрываясь. Подбородок вздернут, глаза смотрят с вызовом, ну кого тут не поведет?

— Эва, не зли меня, — предупредил по-хорошему, нависая и упираясь одной рукой в подоконник, другой в откос, — а кровь тогда откуда? Простынь пришлось выбросить.

— Так я сказала тебе, ты наверное не помнишь, у меня месячные были, но они почти закончились, и я думала…

Он не дал ей договорить и схватил за руки, чуть не вывихнув их в суставах.

— Выходит, у нас все было по взаимному согласию? И как тебе, понравилось?

— Да, все было просто замечательно, ты крутой.

— Супер. И именно поэтому ты сбежала на такси среди ночи? Почему же не осталась до утра, мы бы продолжили, раз я такой охеренный?

— Я вспомнила, что у меня на понедельник срочный заказ, пришлось уехать. Но мне было очень жаль тебя оставлять, — ответила, не моргнув, и Макар едва удержался, чтобы ее не придушить, даже вперед качнулся.

И почему его это так бесит? Может, надо было еще пару ведер в себя через капельницу влить, иначе как объяснить, что кровь несется по венам как сумасшедшая, сердце колотится так, что вот-вот пробьет грудную клетку, дыхание сбивается на хрипы, все остальное в полной боевой готовности, и если Эва еще дальше продолжит сжимать коленки и исподлобья смотреть на Макара, то…

«Мак, не дури, вали отсюда скорее, иначе тебе …». И снова он проигнорил внутренние вопли и склонился еще ниже над Эвой.

— Так может проверим? — сузил глаза, а сам чуть не задохнулся от тонкого, девичьего аромата, ударившего прямо в мозг.

— Проверяй, — она даже не шелохнулась, лишь еще выше вздернула подбородок.

И он, чувствуя как летят ко всем чертям его внутренние тормоза, подхватил ее и усадил на подоконник, впиваясь и сам себе напоминая тигра, вгрызающегося в нежную шею пойманной антилопы.

Запустил руку в гладкие густые волосы и стянул на затылке, а потом оторвался от нее и заставил посмотреть себе в глаза, сам вглядываясь в расширенные зрачки. Ну хоть что-то он должен там прочесть? Увидеть отвращение и брезгливость, если она его обманула, или удовлетворение и торжество, если Алена говорила правду, что Эва на него запала.

Ничего. Ничего там не было, лишь две пропасти, полные утреннего тумана.

— Целуй меня, — не попросил, потребовал, еще сильнее стягивая волосы.

— Тебе надо, ты и целуй, — ответила та чуть хрипловато, и он с полубезумным стоном впечатался ей в губы.

А когда почувствовал, как его нерешительно обнимают за плечи тонкие руки, последние остатки здравомыслия улетели в две подернутые туманом пропасти, он свободной рукой рванул ремень и дернул молнию, успев лишь подумать, как хорошо, что надел джинсы на молнии, а не на болтах.

***

Ну конечно, она его обманула, и конечно, он сразу это понял. Ему бы сделать над собой усилие, остановиться, застегнуть джинсы, дать по заднице этой дурочке и валить чем быстрее, тем лучше. Но он не мог. Не мог заставить себя оторваться от нее, от нежной как шелк девочки, везде, везде как шелк…

Она поначалу пыталась изображать искушенную любовницу, хоть и довольно неумело, а потом не выдержала, толкнула его в грудь и закрыла лицо руками, отворачиваясь. Мак сразу же остановился, отнимая руки, они уже лежали на кровати — когда только успели перебраться, он и не помнил.

— Зачем было врать, дурочка? — он шептал на ухо, покрывая ее поцелуями, лаская дыханием теплую кожу. Нежную, шелковую. — Такая сладкая, шелковая Эвочка…

Она ничего не отвечала, но уже перестала дрожать и прислушивалась.

— Обними меня, не бойся, — он продолжал шептать в волосы, в виски, в губы, — я медленно, тебе больше не будет больно. Доверься мне, Эвочка.