Госпожа удача - Олег Чигиринский

Мальчишеская дружба, как и старая любовь, не ржавеет. Но Артем и Гия уже не были теми мальчишками, какими переступили порог гимназии. А в Верещагине эта перемена видна была особенно резко: он стал экстравертней, напористей и жестче. И одновременно — появилась в нем какая-то обтекаемость. Чем-то он стал похож на сверхзвуковой истребитель.

— Класс еще не потерял? — спросил Артем едва ли не с самого начала встречи.

Планы были грандиозны. Верещагин показал графики, полученные факсом из Непала и Индии. Если поднапрячься, можно было забронировать на 75-й год Аннапурну, зимнее восхождение, на 76-й — Канченджангу, на 77-й — Эверест. У Берлиани закружилась голова.

— У нас уже есть полкоманды. Отличные ребята, превосходно лазают. Но маловато experienca на льду. В этом году едем в Альпы, но это не совсем то. Ты можешь по своим американским каналам устроить экспедицию на Мак-Кинли? Совместно с янки, конечно. Посмотрим, наберемся опыта…

Гия понимал, что на этот раз он нужен Верещагину, что без него тот не обойдется. Его позвали не просто как друга — его позвали как влиятельного человека, сына главштабовского полковника, у которого все армейские тузы запросто бывают дома. Экспедиция в Гималаи — удовольствие не из дешевых. Победами на соревнованиях и рекордом скорости на Пти-Дрю Верещагин зарабатывал себе имя, под которое можно найти деньги. Военные — честолюбивый народ и видеть русский флаг в Гималаях многим будет приятно.

Итак, Гия наконец-то понадобился Верещагину как влиятельный, богатый и знатный человек. Это привнесло в их отношения нотку горечи и маленького тайного злорадства. Георгий понял, что мальчишеская дружба умерла. Они оба стали мужчинами, офицерами, ветеранами турецкой кампании. Мужчины должны были строить отношения заново. И это им удалось.

* * *

«Питер-турбо» Георгия вписался в парковочное место едва ли не впритирку — Берлиани был лихой ездок.

Артем, полировавший джинсами декоративный чугунный кнехт, поднялся ему навстречу.

— Привет! — Он на секунду задохнулся в мощном объятии, тут же отстранился — не любил тесных телесных контактов.

— Ох, я боялся, что ты не успеешь! — Князь отступил на шаг назад, оглядывая друга.

— Зря боялся.

— Зачем ты ехал вообще?

— А как я мог не поехать? Проел плешь всему Главштабу, а потом отказался? Да Старик сожрал бы меня с ботинками. Мы как, будем обсуждать все это на свежем воздухе или пойдем в клуб?

Верещагин не любил офицерские клубы и крайне редко посещал их, ему не нравилась атмосфера табачных курений и мужской сплетни, перегара и крапленого азарта. Но по принципу прятания листьев в лесу, он счел офицерский клуб идеальным местом для дружеской встречи двух офицеров. Их диалог растворился в репликах понтеров и банкометов, соударениях биллиардных шаров, тихих блюзовых аккордах, англо-французской болтовне, перемежаемой беззлобным русским матом, и прочих звуках симфонии «Доблестное белое офицерство на отдыхе».

— Ты виделся с нашими?

— Только что.

— А наш общий знакомый тебе звонил?

— Еще нет. Может, он раздумал?

— Все может быть. Сколько у нас человек?

— Ты, я, Козырев, Шэм, Томилин, Даничев, Хикс, Миллер и Сидорук. Новак останется в батальоне.

— О чем с тобой говорил Старик? — спросил Верещагина Георгий.

— Уже стукнули?

— Хикс беспокоится.

— Ерунда.

— Ты ему не нравишься.

— Я не целковый, чтобы всем нравиться.

— Он может нам испортить музыку?

— Вряд ли. Он… как тебе сказать? Старый служака английского образца. Эта ситуация, весь этот бардак — он просто не знает, как себя вести. Вот и нервничает.

— А ты не нервничаешь?

— Я знаю, как себя вести.

Георгий вздохнул.

— Арт, ты и в самом деле не сомневаешься ни в чем? Вот так железно во всем уверен?

— А ви шьто прэдлагаэте, Гиоргий Канстантинович?

— А в ухо? — грозно спросил Князь.

— А я с Месснером познакомился.

— Умыл. Что пить будешь?

— Да ничего, пожалуй.

— Слушай, не позорь горноегерскую бригаду.

— Я пил. Сегодня утром. В Дубаи.

— Ты утром пил. А уже вечер…

— Так еще ночь впереди…

— Господин Верещагин! — крикнул бармен.

— Здесь! — Артем прошел к стойке и взял у бармена трубку.

— Это Остерманн, — сказала трубка без малейших признаков акцента. — Я волновался за вас, капитан. Как там Лхоцзе?

— Еще не упала.

— Очень рад. Ну, сколько человек участвует в экспедиции? Добавьте, разумеется, офицера связи — оборудование рассчитано на всех.

— Десять.

— Замечательно. Кстати, ваши вещи так и лежат в камере хранения на автостанции в Бахчи. Вы еще помните номер ячейки?

— Нет, откуда?

— Номер 415, код — Криспин.

— Запомню. Спасибо, господин Остерманн.

— До завтра, — ответила трубка.

Князь ждал в некотором напряжении.

— Наш общий знакомый? — спросил он.

— Да, беспокоился о наших шмотках, что на автостанции в Бахчи. Ячейка номер 415, код — «Криспин». Очень легко запомнить — Шекспир, «Генрих Пятый», блестящий монолог Лоуренса Оливье.

— Слабо помню и Шекспира, и Оливье.

— «Нет, Уэстморленд, не нужно подкрепленья…» Речь перед битвой при Азенкуре. Большой шутник наш господин Остерманн.

— Ячейка 415, «Криспин». Bugger all, чувствую себя последним идиотом. Во что мы все ввязываемся?

— Ничего, уже недолго осталось. Жизнь коротка, потерпи.

— Переночуешь у меня?

— Нет, Гия, сегодня я ночую в «Шератоне».

— У тебя дядя-миллионер в Америке умер? — спросил потрясенный Берлиани.

— Iʼm the man that broke the bank in Monte Carlo![2]— пропел Артем и добавил: — Я еще и ужинаю в «Пьеро».

— Мальчик мой, женщины, вино и деньги погубят вашу душу. Твоя царица, да? — Князь улыбнулся, показав чуть ли не все тридцать два превосходных зуба.

— Моя царица.

— Слушай, познакомь меня с ней, а?

— Отстрянь. Ты высокий и красивый. Ты у меня ее отобьешь.

— Это комплекс неполноценности. Когда будешь переключать передачи, возьмись за рычаг, а не за…

— Гия, твои шуточки отдают казармой. В них я слышу гнусную зависть человека, который никак не устроит свою личную жизнь.