Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть 2. Превращение - Александр Фурман

Однажды теплым майским вечером компания отмечала чей-то день рождения. Дело происходило в большой трехкомнатной квартире одного из знакомых, и гостей туда набилось неожиданно много. Играла приятная музыка, все – и парни, и девушки – потихоньку поддавали, танцуя или же расслабленно беседуя о том о сем. В какой-то момент разговор, как водится, зашел о «вечной загадке женской природы», и тут захмелевший Вова позволил себе изречь некую необычайно глубокомысленную и – увы! – столь же необычайно наглую (в смысле, бескомпромиссную) истину об устройстве женской души. К несчастью, как раз в самом начале его выступления танцующие решили поменять пластинку, и в наступившей тишине Вовины слова были услышаны слишком многими, так что все сразу же проснулись и сосредоточились на высказанном юным оратором весьма спорном тезисе. Защищаясь, он поневоле забрел в тему еще дальше, и в конце концов одна из взрослых девушек задала ему прямой вопрос, мол, откуда тебе все это известно, малыш? Однако симпатичный малыш продолжал раздуваться, хорохориться и настаивать на своем. Слово за слово, подвыпившая девушка тоже заводилась все больше, дело явно шло к дуэли, и, поскольку ни драка, ни настоящая дуэль между ними, конечно, не могла состояться, насмешница предложила при всех заключить с ним пари на бутылку водки, что он ДАЖЕ НЕ СМОЖЕТ ЕЕ РАЗДЕТЬ ДОГОЛА – вот прямо сейчас, в соседней комнате… Отступать Вове было некуда – вокруг хохотали и завидовали, – пришлось идти.

Запальчивой девушке было двадцать шесть лет, ей все было нипочем. Краснея и храбрясь, Вова более или менее успешно справился с тонкой блузкой на пуговичках и даже с юбкой, а вот как расстегивается этот чертов лифчик, догадаться не сумел… Кончилось тем, что разгоряченная соперница, не вынеся его бестолкового ковыряния, сама скинула лифчик, и они стали целоваться, но вскоре она сказала, что на первый раз этого достаточно, он и так молодец, она даже не ожидала…

– И все?! А как же пари? Кому досталась бутылка водки?

– Бутылка?.. Да я уж сейчас и не помню. Наверное, выпили все вместе.

– Ну, а эта девушка? Ты с ней больше не встречался?

– Почему не встречался? Встречался.

– И что?

– Ну, что… Потом, через полгода примерно, когда мы уже немного получше узнали друг друга, у нас с ней начался роман. Довольно долго все это длилось… А потом она решила, что ей пора замуж, – ну, и вышла. За одного знакомого мужика, старше ее. Он такой, обеспеченный – квартира своя, машина, деньги, видно, у него были – тогда, по крайней мере… Я пытался ее отговаривать, но она не захотела меня слушать.

– И вы с ней поссорились?

– Потом помирились. Я ее как раз недавно встретил, она живет в соседнем дворе.

– И что?

– Ничего. Поболтали. У нее ребенок родился. Сын.

– А в гости она тебя не звала?

– Нет. Зачем?

– Ну, так просто…

– Да ты о чем говоришь-то, Сашка?!

– …

Вовино приключение отложилось у Фурмана в тот темный, сухой и прохладный чуланчик, образовавшийся в нем в последнее время, где неизвестно зачем сохранялись вот такие, ни с чем другим в жизни не связанные, почти сказочные, но странно манящие и сбивающие дыхание истории: переперченные новеллы больничного «писателя», лживо обещанная, возможно-невозможная встреча с веселой «давалкой», дочерью старого маньяка, а также один поразивший сновидца сон о прежней классной руководительнице, в котором она с томительной неохотой пригревала его, внезапно осиротевшего, в своей постели…

А насчет доброты и общительности покровских девушек, будто бы даже угощавших Вову крыжовенным вареньем, он, скорее всего, все навыдумывал – ничего определенного там не происходило. Хотя «клеиться» к местным девчонкам, изображая прожженного столичного жителя, у него действительно получалось мастерски, чему Фурман несколько раз бывал молчаливым, восторженно-смешливым свидетелем. Дразня его (да и себя тоже), Вовка деловито обсуждал с ним возможные планы «охоты на женщин»: от простого подглядывания в бане сквозь замочную скважину в двери, разделяющей два отделения, до сложнейших маневров, охватывающих чуть ли не весь город.

2

Вова с Фурманом спали в одной комнате (бабушка Нина, естественно, была против, но они победили). Как-то ночью Фурман все не мог заснуть. Он то бесконечно ворочался на измятой простыне, переворачивая и заново взбивая тяжелую теплую подушку, то забывался, уносясь в ночной тишине в разные далекие края, – как вдруг Вова, еще за минуту до этого вроде бы вполне погруженный в свой сон, пружинисто поднялся и стал быстро одеваться. Вообще-то туалет был внутри дома и одеваться не требовалось…

– Ты куда?

– Тс-с!.. Никуда! Спи!

Фурман пристал как банный лист: куда да куда, – того гляди, бабушку разбудит.

– Ладно: я иду погулять. Доволен?

– Как это? Ночью?..

– Да. Все, спи!

– …А куда?

– Просто. Подышать свежим воздухом захотелось.

Фурман не мог в это поверить.

– Ты идешь встречаться с теми девушками?

Вова искренне удивился:

– С какими еще девушками?

– Ну, помнишь, ты ходил знакомиться… Они тебя еще вареньем угощали.

– Ты чего, Сашка, обалдел? Какие сейчас девушки? Все спят давно!..

После еще одного короткого раунда вязкой борьбы Фурман остался лежать в темноте в недоумевающем одиночестве. Вовиного возвращения он не дождался – заснул. А утром Вова дрых в своей кровати как ни в чем не бывало.

Днем на все расспросы он отвечал по-прежнему невнятно или неубедительно: да, мол, гуляю, и все… не в первый раз, просто раньше уходил незаметно… беру с собой маленький приемник и слушаю музыку, ночью лучше ловится… если хочешь, пойдем вместе… Фурман сказал, что подумает. Все-таки по его понятиям это было что-то очень рискованное и безрассудное…

Перед тем как идти в ночь, Фурман взял с Вовы обещание, что они не будут приближаться ни к каким опасным местам и ничего плохого с ними не случится. Вова – с легким раздражением – пообещал.

В условленный вечер они наперебой притворялись внимательными и послушными, но сегодня чтой-то очень уставшими бабушкиными внучиками и, к ее радости, залегли спать даже чуть раньше обычного. («Сашка, ты не перебарщивай! А то все испортишь…» – шепнул Вова.)

Ждать, пока бабушка закончит все домашние дела, уляжется, скрипя сеткой, на своей железной кровати и, наконец, с устойчивой мощью захрапит (давящийся смех в подушки), пришлось очень долго. Вова советовал подремать перед выходом, чтобы набраться сил, но Фурман не мог.

Когда часы в большой комнате с унылой утонченностью повторили единственный удар, Вова дал сигнал вставать. (Вообще-то Фурман уже стал засыпать от напряжения.) Быстро и достаточно бесшумно одевшись, они принялись складывать из заранее припасенного тряпья двух лежащих под одеялами и «крепко спящих» кукол, «Сашу» и «Вову». (Настоящий Вова вскоре начал сердиться на глупо перевозбудившегося Фурмана, который сгибался и валился с ног от еле сдерживаемых приступов беспричинного смеха. Из комнаты его пришлось в полном молчании выволакивать за шиворот и подгонять пинками.)