Верная (не)верная - Евгения Грозд

в порядке, — успокаивающе приобнял женщину за плечи.

— У меня аж сердце в пятки ушло.

— Кричали не на меня. Это наши супруги так "любили" друг друга, — сердито буркнул я и совестливо зыркнул на кухарку, оспаривая её лестные самовыводы о семействе Гончаровых. — Ладно я пошёл работать.

И устремился во двор к сторожке, стараясь отогнать из мыслей увиденное, но чёртов небесный взгляд, как завеса от всего мира и не позволяет забыться.

5. Годовщина

Валерия

Десять лет назад

Я здесь уже вторые сутки. Мёртвое тело до сих пор покоится на коленях. Несколько попыток увести меня или забрать труп потерпели неудачу. Одному смельчаку прокусила в кровь руку, второго наградила между ног. Бить или использовать любую другую силу он запретил. Его стратегией мог быть либо измор, либо беседы со мной, что тоже близилось к краху.

Не переставая, смотрела в стеклянный взор мертвеца, периодически впадая то в транс, то в тихую истерику. Тело покойного давно пошло трупными пятнами, распухло и начало источать зловонный запах, который меня мало волновал. Веки его стали непослушны и закрыть их давно не представлялось возможным. Я всё время пыталась уловить незаметный вдох, выдох или стон, любое движение, которое опровергнет факт необратимой утраты.

Петли дверей слегка скрипнули, но оглушили всё нутро, набатом отдаваясь в голове. Тот, кому я прониклась когда-то детским доверием сейчас вошёл в комнату и опустился на колени напротив. Смотрит с виноватым сочувствием. Рисует на своей мимике сожаление. Ложь! Лицемерие! Мразь!

— Я распорядился отправить Вашего брата в лечебницу. Ему ничего не грозит, кроме хорошего и комфортабельного лечения.

Умолк. Смотрит на труп, что сжимаю судорожно в руках.

— За мать? Так вышло, простите, — взамен лишь мой безразличный взор. Я не реагировала на него ни одной мышцей и это явно не только удручало его, но и раздражало. — Лера, я могу помочь… Вас не тронут, обещаю.

— Убирайтесь! — гневно процедила я, в очередной раз пронзая убийственным взглядом. Будь в моих руках, хотя бы намёк на оружие — пилочка, ножницы или даже подушка — то не раздумывая, пустила бы в ход.

— Валерия, Вы нужны своему брату! — настойчиво смотрит своими чёрными глазами, буравя насквозь.

Теперь так? Хренов ублюдок… Лишил нас самого ценного в жизни, а теперь пытается давить на совесть и чувство долга. Не тебе говорить мне об этом, сволочь!

— Если Вы не согласитесь пойти со мной, мне придётся убить Вас, а после, возможно, и Вашего брата. И я не смогу ничего изменить. Прошу, Вас, Валерия… Идёмте со мной. Я не хочу больше смертей. Пожалуйста…

Смерть?! А какая она? Там ведь проще, спокойней… Больно лишь в начале. Пара секунд, и больше ничто и никогда не омрачит твою жизнь, не располосует душу в мелкую лапшу.

"Вы нужны своему брату", — его слова звоном врезаются в сердце, терзая сильней, чем несправедливая смерть моих любимых… От ЕГО руки!

Посмотрела снова в глаза метверца. Мутная роговица ничего не скажет мне, не поддержит и даже не осудит. Это тело теперь пустой сосуд, что так не может отпустить моя душа. Мясо без чувств, движений и мыслей.

Они давно уже не здесь. Возможно, там наверху. Смотрят на свою дочь и умоляют быть сильной ради них, ради своего брата. Сильной… Я смогу. Обязана…

— Я люблю тебя, папуль, — но тело сдаётся, обретая пустоту. Слёзы хлынули по лицу горячими реками, и я обессиленно уткнулась лбом в окровавленную грудь.

Алексей Гончаров, по кличке Тесак, убивший моих отца и мать, поднялся, отодрал от убитого тела и, прижав к груди, унёс от него навсегда… И я позволила ему это сделать.

Наши дни

После омерзительной сцены, которую вынуждено наблюдал Максим, целую неделю старалась не попадаться в поле его зрения. След от рукоприкладства мужа фиолетово-голубым отблеском зиял на щеке, и я всё время всячески старалась загримировать сие безобразие. Тщетно — приличный отёк палил всю маскировку.

Алексей избегал меня, не появлялся в супружеской даже по расписанию. Вы подумайте! Неужели, стыдно?! Однако, видимо, получив нагоняй от Варвары Петровны, которая первой и увидела мой боевой раскрас, появился в комнате спустя три дня после экзекуции. Понуро наблюдал, как пытаюсь замазать фингал тональным кремом. Заметив мужчину в отражении зеркала, остановилась и исподлобья уставилась на него.

Подошёл и присел на корточки возле, принудительно повернул лицом к себе, разглядывая плоды своих рук. Резко и тяжело выдохнул и поцеловал в губы — коротко, крепко, но многозначительно. Захотелось, чтобы на его месте сейчас был Максим.

— Прости меня, — крепко обнял. Слышу стук ледяного сердца. Оно так умеет?! — Я и правда зверь, — добавил горько. Руки гладили мои волосы и спину. Отстранился, снова смотрит в глаза, взяв моё лицо в руки. — Как только смерть станет для тебя истинным раем, я самолично пущу тебе пулю в лоб, клянусь. Но сейчас это глупо, Лера. Ты под моей защитой, пусть и ненавидишь меня, но, пока я жив, тебя не тронут.

— Лёш, — бросила на него взор, умоляющий больше не продолжать.

С силой сцепил челюсть и, поднявшись, ушёл снова сотряся косяки. Если будет продолжать в том же духе, то дверь скоро развалится на части.

Ещё спустя несколько дней синяк почти исчез, оставив лишь неэстетичную желтизну, которую наконец смогла скрыть под маской макияжа. Пришла в кабинет мужа в чёрном одеянии и очках. Увидев меня и глянув на настольный календарь, мужчина всколыхнулся:

— О боже, я и забыл совсем, Лерочка! Зараза! — безмерно виноватое лицо.

Забыл, и немудрено. Сегодня годовщина смерти Вали — моего родного и тоже теперь почившего брата. Муж вскочил, выйдя из-за стола, обнял меня. После последней ссоры, Алексей старался быть предельно нежным и заботливым. Поздно, милок.

— Ради бога, прости меня, дорогая, но не могу отложить встречу. Я такой остолоп.

Можешь так не расстраиваться. Горевать не буду, если не поедешь, но вслух сказала другое:

— Разреши тогда Варваре поехать со мной.

— Да, конечно. Рита займётся сегодня готовкой. Так же распоряжусь, чтобы Борис Иванович выделил вам сопровождение.

— Спасибо, — гордо отвесила кивок.

Для сопровождения начальник охраны выделил нам Павла и Максима. Последний сидел в машине впереди на пассажирском, Варвара Петровна доводила себя до ума перед зеркалом в доме, а Паша курил чуть поодаль от автомобиля, стараясь не попасться мне на глаза, так как в доме присутствовал жёсткий запрет на сигареты. Бедолага, даже не в курсе, что мне чихать на это.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Опустилась на заднее сидение и, стараясь не поднимать