Путь кенгуренка. Поймайте мне колобуса - Джеральд Даррелл

и наконец решил, что я – какой-то не совсем обычный, но вполне безобидный кусок дерева. Последнее усилие – он выбрался наверх и остановился, взмахивая крыльями и часто дыша. Теперь было видно, что спина у него дымчато-голубая, а крылья черноватые, с красивой желтой каймой. Манишка сверкала такой чистой, незапятнанной белизной, что какой-нибудь фабрикант стиральных порошков не сдержал бы слез восторга при виде такого зрелища. Широкие плоские ноги розоватого цвета заканчивались на редкость большими коричневыми когтями, которые, насколько я мог понять, помогали пингвину передвигаться по камням. Постояв и отдышавшись, он повернулся и целеустремленно зашагал вразвалку вверх по лощине. Я бесшумно встал, несколькими прыжками настиг его и схватил. Одной рукой я стиснул его шею сзади, полагая, что клюв дан желтоглазому не для украшения. Пингвин повернул голову, с ужасом воззрился на меня и испуганно пискнул. Ласково приговаривая что-то, я зажал под мышкой его тучное тело и, продолжая крепко держать шею, спустился на пляж к ожидавшим меня друзьям.

После того как все вдоволь повосхищались моим пленником и необходимые фотоснимки были сделаны, нужно было как-то поладить с пингвином, чтобы снять кадры для нашего фильма. Мы уже зафиксировали, как он выходил из моря и как поднимался на бугор, но издали; теперь нам хотелось запечатлеть его прыжки крупным планом. Совершенно неожиданно для нас пингвин не стал артачиться. Мы опустили его на песок в нескольких метрах от камней, и он сразу направился к ним. Минут пять мы снимали, как пингвин прыгал с камня на камень, и хотя ему, наверное, казалось, что он делает это с грацией серны, на самом деле он частенько оступался и шлепался на живот или же опрокидывался назад и, отчаянно махая крыльями, исчезал в какой-нибудь щели.

Отсняв требуемое, мы решили, что с нашей стороны было бы неблагородно заставлять пингвина заново проделывать столь трудное восхождение, поэтому я взял его на руки и отнес вглубь лощины, куда он первоначально направлялся. Здесь я посадил его на траву. Он вопросительно посмотрел на меня. Я шлепнул его раз-другой сзади, чтобы подбодрить; пингвин неуверенно сделал несколько шагов и опять оглянулся, как бы сомневаясь, стоит ли идти дальше: вдруг я брошусь вдогонку и снова его схвачу?! Но я стоял неподвижно, тогда желтоглазый, решив, что ему больше не грозят никакие неприятности, засеменил к зарослям, аккуратно переступая через кочки, и вскоре пропал из виду. Я глядел ему вслед и вопрошал себя, каким жестоким надо быть, чтобы убивать этих красивых и безобидных птиц или хотя бы разорять их гнезда. Одно меня утешало: здесь, в этом нетронутом уголке побережья с уходящими вглубь острова зелеными приветливыми лощинами пингвины в безопасности.

Мы вернулись в город, высадили Стена около его дома и поехали назад по той самой дороге, которая привела нас в Данидин. Нашей целью был Пиктон, порт в северной оконечности Южного острова; оттуда нам предстояло совершить экскурсию на острова Бразерс.

Благополучно добравшись до Пиктона, мы утром спустились на пристань и отыскали судно, которое должно было доставить нас на Бразерс. Нашим глазам предстал маленький неказистый катер с рулевой рубкой чуть побольше спичечной коробки. Джим, обвешанный аппаратами, словно рождественская елка игрушками, смотрел на эту скорлупку с явным беспокойством.

– Мы отправимся на этой калоше? – спросил он.

– Да. Тебе не нравится? Премилое суденышко, – сказала Джеки, и я заметил, как поморщился владелец катера.

– Очень уж маленькое, – сказал Джим. – И каюты нет.

– Нам всего-то час-другой идти. И зачем тебе каюта, скажи на милость?

– Но ведь куда-то надо же пойти, когда тебя начнет мутить, – с достоинством произнес Джим.

– А ты валяй через борт, – сказал бессердечный Крис.

– Лично я предпочитаю, чтобы это происходило не на глазах у людей, – возразил Джим.

– Тогда накрой голову пиджаком, – не унимался Крис.

– Шевелитесь, шевелитесь, пора трогаться, – поторопил нас Брайен, бегая взад и вперед с вещами.

Мы завершили погрузку аппаратуры и втиснулись сами. Капитан отдал швартовы, запустил мотор, и катер понесся по бухте Королевы Шарлотты. Шлюпка скакала и подпрыгивала в кильватере, словно игривый щенок, ловящий хвост матери.

Гладкие воды бухты напоминали голубое зеркало, в котором с обеих сторон отражалась череда холмов с жухлой, пожелтевшей растительностью. Мы устроились на крохотной носовой палубе и, нежась в лучах бледного солнца, высматривали птиц. Вот когда Брайену представился случай отличиться – феноменальное зрение позволяло ему заметить и опознать птицу задолго до того, как мы могли что-либо различить среди голубых бликов на шелковистой воде. К счастью, большинство попадавшихся нам птиц были сравнительно непуганые, и они подпускали нас довольно близко.

Первыми (и самыми многочисленными), кого мы увидели, были буревестники-ласточки – небольшие изящные птицы с черновато-коричневым верхом, белым низом и пепельно-серыми пятнами на голове. Буревестники плавали стайками по четыре-пять штук. Подпустив катер метров на пять, они снимались и летели стремительными зигзагами над самой водой, часто-часто работая крыльями; за этот полет их и назвали ласточками. Мы решили постараться и заснять хорошие кадры с буревестниками, но в это время Брайен указал мне на какой-то странный округлый предмет на поверхности воды.

– Пингвин! – коротко бросил он.

Я недоверчиво взглянул на шар – ничего общего с известными мне птицами! Вдруг «мячик» повернулся, и я увидел, что из него торчит клюв. Это и в самом деле был пингвин, который плыл под водой, выставив наружу голову, будто перископ.

Катер подошел ближе, и мы различили в прозрачной воде тело птицы, а также работающие ноги и ласты. Сбылась моя давнишняя мечта; передо мной был малый пингвин, самый мелкий представитель этого своеобразного отряда. Рост этого толстяка менее полуметра; у него невообразимо белая, сверкающая манишка, а все остальное оперение чудесного синего цвета, который красиво оттеняется белой каймой на крыльях.

Обнаруженный нами пингвин вел себя скорее осторожно, чем робко. Он то подпустит катер метров на десять, то нырнет, рассекая толщу воды, словно торпеда, оставляя позади цепочку серебристых пузырьков, то уйдет вперед, а затем всплывет и лежит на поверхности, с любопытством обозревая нас, пока мы его опять не настигнем. Через некоторое время к нему присоединилось шесть или семь собратьев, и они несколько километров сопровождали нас, будто какой-нибудь почетный караул. Прелестные птицы; чем больше мы на них смотрели, тем сильнее они нам нравились. Правда, иногда их соседство действует на нервы, в чем нам вскоре пришлось убедиться.

Примерно через час хода мы обогнули мыс и увидели ворота бухты Королевы Шарлотты, а за ними простирался широкий пролив Кука. Голубая гладь