Пруст и кальмар. Нейробиология чтения - Марианна Вулф

Система криков больших белоносых мартышек иллюстрирует важность комбинаторных способностей такого типа для языка. У большой белоносой мартышки, как и у зеленой мартышки, есть два различных предупреждающих крика для обозначения своих главных врагов среди хищников. «Мяуканье» означает, что где-то близко леопард, а сухой кашляющий звук обозначает приближение орла. Два шотландских зоолога недавно обнаружили, что эти обезьяны научились сочетать два крика и создали новый, который служит для молодых мартышек сигналом, что нужно «покинуть позиции» [27]. Такое нововведение белоносых мартышек аналогично нашему использованию морфем для создания новых слов, что часто делали шумеры в своей системе письма.

С точки зрения истории шумерское письмо и педагогика побуждают нас склонить голову в знак уважения не потому, что шумеры понимали морфологические принципы, а потому, что они осознали: обучение чтению должно начинаться с очевидного внимания к принципиальным характеристикам устного языка. Именно это происходит сегодня в так называемых «ультрасовременных» программах в нашей лаборатории, где мы инкорпорируем все основные аспекты языка в программы обучения чтению [28]. Это важно: если представить, что вы первые люди на Земле, умеющие читать, и раньше у вас не было методов обучения чтению, вы постараетесь понять, каковы характеристики вашего устного языка, чтобы создать его письменную версию. В случае первых шумерских учителей это привело к появлению сохранившихся на долгое время лингвистических принципов, которые способствовали обучению и научению, а также ускорили развитие когнитивных и языковых навыков у грамотных шумеров. Таким образом, с вклада шумеров в обучение нашего биологического вида читать и писать началась история изменения способа мышления умеющим читать мозгом.

Это касается того, как думаем мы все. Один из менее известных, но также достойных внимания аспектов наследия шумеров связан с открытием: в домах повелителей женщины учились читать. У них был собственный диалект (Emesal, «эме-саль», или «возвышенный язык», в отличие от стандартного диалекта Emegir, «эме-гир», «благородный язык») [29]. Женский диалект отличался уникальным произношением множества слов, свойственных лишь ему. Мы можем только представить себе когнитивные трудности, которые нужно было преодолевать ученикам, вынужденным перескакивать с диалекта на диалект, когда в одном абзаце богини говорили на «возвышенном языке», а в другом абзаце боги использовали свой «благородный». Замечательное свидетельство этой древней культуры видится в том, что некоторые из самых первых в мире записанных любовных песен и колыбельных были написаны женщинами.

От шумерского к аккадскому

Свидетельством преимуществ шумерской системы письма также является то, что по меньшей мере пятнадцать народов, включая персов и хеттов, заимствовали шумерский клинописный шрифт и связанные с ним методы обучения уже после того, как он вышел из употребления [31]. Когда умирают культуры, умирают и языки. К началу 2-го тысячелетия до нашей эры шумерский умирал как устный язык, а новые читатели начали изучать «двуязычные списки» слов на начинавшем преобладать аккадском. К 1600 году до нашей эры уже не осталось людей, говоривших на шумерском языке. Тем более впечатляющим оказывается то, что в аккадской системе письма и методах обучения продолжали сохраняться многие из шумерских письменных символов и методов. Шумерские методы обучения оставили заметный след в образовательном процессе на протяжении всей истории Месопотамии. Существуют датирующиеся 700 годом до нашей эры незабываемые изображения, на которых можно видеть двух сосредоточенно работающих бок о бок писцов, один из которых пишет на глиняной табличке, а другой – на папирусе: первый пользуется древним письмом, а второй – новым [32].

Шумерское письмо исчезло лишь к 600 году до нашей эры. И даже тогда его следы оставались в некоторых из письменных знаков аккадского языка и в методах обучения. Этот язык был лингва франка с 3-го до 1-го тысячелетия до нашей эры. Аккадский стал языком, который большинство народов Месопотамии использовали и приспособили для написания некоторых самых важных древних документов письменной истории, начиная с бессмертных описаний жизни людей в аккадском «Эпосе о Гильгамеше».

«Эпос о Гильгамеше», обнаруженный на двенадцати каменных табличках в Ниневии, в библиотеке Ашшурбанапала, короля Ассирии (669–629/627 до нашей эры), дает нам имя Син-лике-уннинни, одного из первых известных в истории авторов. В этом эпосе, в котором, несомненно, прослеживаются мотивы более ранних устных легенд, герой по имени Гильгамеш сражается со страшными врагами, преодолевает смертельно опасные препятствия, теряет любимого друга и узнает, что никто, даже он сам, не может уйти от вечного врага всех людей – смерти.

«Гильгамеш» и последовавший за ним поток аккадской письменности иллюстрируют несколько важных перемен в истории письма. Само количество письменных источников и расцвет литературных жанров значительно расширили базу знаний 2-го тысячелетия до нашей эры. Названия этих произведений рассказывают собственную историю – от трогательных дидактических текстов, например «Советов отца сыну», и духовных писаний, таких как «Диалог человека с Богом», до мифических легенд, подобных «Энлиль и Нинлиль». Стремление все записать привело к появлению того, что, вероятно, можно считать первой энциклопедией под скромным названием «Все, что известно о Вселенной». Подобным образом в 180 году до нашей эры «Кодекс Хаммурапи» дал миру великолепный свод законов общества, жившего при этом великом правителе, а «Трактат по медицинской диагностике и прогностике» классифицировал все известные медицинские труды. Уровень концептуального развития, организации, абстракции и творческого начала в аккадской письменности неизбежно переносит акценты: если раньше письмо ориентировалось на то, что в когнитивном плане необходимо конкретной системе письменности, то теперь основное внимание было обращено на необходимые в первую очередь аспекты когнитивного развития.

Некоторые характеристики аккадского письма сделали его более простым в использовании – с одной оговоркой. Древние языки, например аккадский, и некоторые другие (японский и чероки), обладают довольно простой, упорядоченной силлабической структурой. Такие устные языки хорошо приспосабливаются к слоговым системам письма, в которых символом обозначается каждый слог, а не каждый звук (например, когда вождь коренных жителей Америки Секвойя решил изобрести систему письма, он использовал слоговую азбуку, и эта система очень хорошо соотносилась с восьмьюдесятью слогами языка чероки) [34]. Но четко упорядоченная, «чисто» слоговая система для аккадского языка означала бы полный отказ от старых шумерских логограмм и их связей с прошлым, а для аккадцев это было недопустимо. Со временем возник лингвистический компромисс, который часто используется и в других языках. Аккадская система письма сохранила некоторые старые шумерские логограммы для общих важных слов (например, для слова, обозначающего царя), но другие слова фиксировала слоговой азбукой. Таким образом выжили древний язык и культура шумеров – и это предмет большой гордости для аккадской истории, – даже хотя получившаяся в результате система письма стала более сложной. В основе большинства сложных мировых систем письма можно обнаружить желание какой-то цивилизации сохранить культуру и язык, который ее сформировал.