Звезда Одессы - Герман Кох

Я почувствовал легкий укол в сердце. Мне вспомнились прежние случаи, особенно сразу после переезда, когда приходили гости. По окончании экскурсии они вздыхали, стоя на балконе со стороны сада: как замечательно, как идеально было бы, если бы мы, вместо второго и третьего этажа, сумели завладеть квартирой на первом этаже. Объективно говоря, мне не повезло дважды: застрять в Ватерграфсмере, да еще и в доме без сада.

— Одна старуха, — сказал я.

Я вкратце объяснил Максу, в чем дело, пока что не заводя речи о верблюжьем запахе.

Макс перегнулся через перила балкона. Потом несколько раз принюхался, и я затаил дыхание. Весь вечер присутствие верблюжьего запаха замечалось, но, поскольку балконные двери были открыты, он, скорее всего, приходил снаружи, а не из самого дома.

— И ей не мешает этот шум? — спросил Макс.

С легкой досадой я вспомнил о записке, которую несколько дней назад бросил в почтовый ящик госпожи Де Билде. О записке, в которой сообщалось, что в ближайшую субботу ей могут причинить беспокойство в виде шума. Беспокойство в виде шума! Она была глуха на одно ухо, и когда ей что-нибудь говорили, всегда поворачивалась «хорошим» ухом. Несколько месяцев назад, выходя на улицу, она стала пользоваться так называемым ходунком. Три дня назад я видел ее на мостике возле сквера Галилея. Она стояла совершенно неподвижно, словно не могла больше идти ни вперед, ни назад. Подойдя поближе, я увидел у нее на лбу капельки пота и услышал тяжелое дыхание — такое, словно каждый драгоценный глоточек воздуха ей приходилось вытаскивать из глубокого колодца неподъемными ведрами.

Глаза у нее были прикрыты, и она меня не видела. На одной из ручек ходунка висел прозрачный пластиковый мешочек с накрошенным хлебом — очевидно, для уток и лысух в вонючей грязной канаве, разрезающей сквер пополам. Из ее голубых шлепанцев выпирал жир ступней. На мгновение я вообразил себе, как по вечерам, перед сном, эти ноги высовываются на воздух; я представил, как госпожа Де Билде, сидя на краю кровати, инструментом, больше похожим на кусачки, чем на ножницы, стрижет пораженные грибком ногти. Обыкновенным ножницам эти ногти, разросшиеся почти до размера звериных когтей, не поддадутся. Каждый щелчок кусачек сопровождается громким выстрелом, и заостренный кусок ногтя, подобно смертоносному снаряду, летит через спальню, чтобы воткнуться в деревянный дверной косяк или оконную раму.

К другой ручке ходунка был привязан собачий поводок. Пес смотрел прямо перед собой. Язык свисал из пасти; крупные капли падали на плитки тротуара. В собачьем взгляде читалась смесь отчаяния и смирения.

Я остановился. Конечно, я мог бы что-нибудь сделать. Спросить госпожу Де Билде, хорошо ли она себя чувствует. Или предложить проводить ее домой. Но я ничего не делал. Я просто стоял и смотрел. Пес узнал меня и безжизненно вильнул хвостом, а я между тем фантазировал: что произойдет, если госпожа Де Билде больше никогда не вернется домой?

Макс помешал кубики льда в бокале.

— А за квартиру она платит вовремя? — спросил он.

Я уставился на него. В гостиной кто-то запустил диск, медленно полилась тихая сальса. Поэтому было хорошо слышно, как одновременно внизу открылись двери, ведущие в сад.

— Давай, — услышал я голос госпожи Де Билде. — Давай, мальчик…

Чуть позже мы увидели, как пятнистая собака медленно плетется в дальний угол сада и присаживается там.

Об оставшейся части вечера у меня сохранились лишь очень туманные воспоминания. Могу вспомнить, что в какой-то момент музыку сделали громче и все стали танцевать со всеми. Ришард Х. был в паре с моей женой. Он походил на тореадора — одну руку небрежно упер в бок, а другой изображал воротца, под которыми должна была проходить Кристина. Макс танцевал с Галей. Правда, «танцевал» — это сильно сказано: он крепко ухватился за нее и почти не сходил с места. Иногда его голова совсем исчезала в ее волосах.

Возле колонок музыкального центра стоял Эрик Менкен. В руке он все еще держал стакан для воды, только теперь стакан был пуст. Расположившись в стороне от танцующих, он наблюдал за ними с какой-то неопределенной улыбкой. Сначала я подумал, что он следит в основном за Кристиной, но, присмотревшись, понял, что в центре его внимания были Макс и Ришард.

Еще припоминаю, как в паузе между двумя мелодиями вдруг зазвучал пронзительный сигнал мобильного телефона. Макс высвободился из Галиных объятий; только на балконе он достал мобильник из кармана рубашки.

Я подошел к низенькому столику возле балконных дверей и наклонился, чтобы взять из вазочки пригоршню арахиса.

— Мы после того совещания еще зашли в кафе, — доносился до меня голос Макса. — Что?.. Не знаю, как оно называется… «Головастик» или вроде того, рядом с этим, как его… Что?.. Нет, сколько же времени?.. Боже милостивый!.. Нет-нет, думаю, это самое большее… Что?.. Конечно, дорогая, я больше не поведу машину…

В это время Макс обернулся. Наши взгляды встретились. Думаю, я стоял там, как баран, со своей пригоршней арахиса; думаю даже, что я и жевать перестал.

— Алло?.. — сказал Макс. — Алло… милая, может, ты меня еще слышишь, но я тебя больше не слышу… Алло?..

Макс выразительно подмигнул мне.

— Если ты еще слышишь меня, просто ложись спать, дорогая… Все, отбой…

Он выключил мобильник и снова засунул его в нагрудный карман.

Войдя в комнату, он слегка ткнул меня в живот.

— Та водка, из морозильника, — сказал он, — ее уже допили?

Наконец пробил час, когда все хватают свои пальто и уходят. У двери Ришард Х. трижды расцеловал мою жену в щеки, а потом еще и заключил в крепкие объятия. Макс и Галя целовали друг друга. Хюго Ландграф и Петер Брюггинк поблагодарили Кристину за «незабываемый вечер». Шурин стоял в коридоре, дожидаясь, когда его жена выйдет из туалета.

— Чао, — сказал Макс.

Он обнял меня рукой за шею, привлек к себе и поцеловал в лоб.

— Вот как, — сказал я.

Я улыбался. Мне хотелось сказать еще что-нибудь, но я плохо представлял себе, о чем можно говорить.

Макс поцеловал мою жену.

— Спасибо, милочка, — поблагодарил он.

— Макс, ты не забыл свой мобильник? — спросил я.

Это вырвалось само, я не успел подумать; на несколько секунд мои слова повисли в коридоре в состоянии невесомости, будто сами толком не знали, что им там делать. Потом Макс хлопнул себя по нагрудному карману и второй раз за вечер подмигнул мне.

Момент был подходящим для того, чтобы сообщить мне номер своего мобильника, но Макс этого не сделал.

Мы уже почти спустились с лестницы. Кристина осталась наверху. Макс, Ришард Х. и Галя вышли в теплую летнюю ночь. Макс раскинул руки и вдохнул свежего воздуха. Ришард Х. достал из кармана колечко с автомобильными ключами и нажал на кнопку. Припаркованный у края тротуара серебристо-серый «мерседес»-кабриолет замигал фарами и поворотниками. Раздался сухой щелчок разблокированных замков. Ришард Х. еще раз нажал на кнопку, и черная крыша сдвинулась назад.