Не совсем мой, не совсем твоя - Татьяна Воронцова

А ведь начиналось все не так уж плохо. И первое время ты наивно полагал, что между вами возможно что-то вроде… ну если не любви, то взаимной привязанности. Те две недели в Праге были просто сказочными. Илона открыла в себе способность наслаждаться сексом с мужчиной и не скрывала своего восторга и своей благодарности, которые проливались на тебя золотым дождем. Рестораны, музеи, театры… подарки, от которых ломились шкафы в гостиничном номере… От тебя же требовалось только одно: исправно функционировать ночью в постели, а днем украшать собой место подле своей госпожи. Жалкий идиот!.. Она наряжала тебя, как любимую куклу, и осыпала милостями до тех пор, пока ты был мил и послушен, но стоило ей обнаружить, что у тебя есть свои интересы, заметно отличающиеся от ее интересов, и собственное мнение, которое не всегда совпадает с ее мнением, как этой идиллии моментально пришел конец.

Прогулки по Пражскому Граду, по узким, как во времена мрачного Средневековья, улочкам Градчан… Собор Святого Витта с потрясающими витражами Альфонса Мухи, Картинная галерея с полотнами из коллекции Фердинанда II, базилика Святого Георгия с фресками XII–XIX веков (боже, я видел это собственными глазами!), дворец легендарного Валленштейна, отражающийся в зеркале одного из озер садово-паркового ансамбля, Карлов мост над быстрой, полноводной Влтавой… и прочее великолепие, о котором невозможно рассказать. Которое нужно видеть.

По вечерам, растянувшись на широкой кровати, Ник зачитывал вслух фрагменты из путеводителя:

– Тройский замок… находится в районе Троя, раскинувшемся вдоль реки Влтавы на северной окраине Праги… – Щекотал Илону, лежащую тут же, под боком. – Может, махнем туда завтра с утра? Не думаю, что далеко. Сейчас посмотрим по карте. Здесь все близко, дорогая… Граф Штернберг, один из выдающихся аристократов своего времени, поручил строительство архитектору Матэ. Матэ отстроил дворец в 1679–1865 годах. Образцом ему послужили классические итальянские виллы…

Дворцы привлекали Илону гораздо меньше, чем торговые центры, однако она соглашалась. Тогда еще соглашалась время от времени исполнять его прихоти.

– Или вот: Анежский монастырь… нет-нет, совсем рядом… здесь размещены коллекции Национальной галереи и Музея прикладного искусства… монастырь строился по указанию принцессы Анежки, сестры короля Вацлава Первого, для ордена кларисок. Позднее она сама постриглась в монахини и стала первой аббатисой нового монастыря.

Они бродили до глубокой ночи по Золотой улочке в непосредственной близости от башни Мигулка, и Ник рассказывал страшным голосом о темных делах астрологов и алхимиков, рожденных гением Кафки, который, кстати говоря, в 1912–1914 годах проживал в домике под номером 22. Именно домике, а не доме, поскольку под крышами малюсеньких, выкрашенных в разные цвета домишек было так тесно, что сам собой возникал вопрос: их построили для людей или для гномов? Их построили в конце XVI столетия для стрельцов Рудольфа II, а позже здесь поселились чеканщики по золоту, «златники».

Илона вскрикивала и крепче прижималась к Нику. Пальцы ее нервно теребили манжету его рукава.

– Это правда? Скажи, все это правда? Про красную и белую тинктуру, про Джона Ди, про Голема, про чернокнижников короля Рудольфа…

Выяснилось, что она чертовски суеверна и шарахается даже от собственной тени. Истории о гомункулах, о каббалистах, о черных и белых магах завораживали ее и одновременно пугали. Ей хотелось еще, но только чтобы при этом Ник был рядом и крепко держал ее за руку.

Неприятности, как правило, начинались в магазинах. Прикинув на себя очередной шарфик или кофтенку, Илона принималась за Ника: «Тебе нужен пиджак. Или хотя бы приличный пуловер. И брюки тоже не помешают». После этого она говорила уже исключительно с продавцом. «Как по-вашему, идет ему эта расцветка? А фасон? Не слишком свободно?» – «О да, мадам. У вашего мужа прекрасная фигура. Эта модель ее выгодно подчеркнет». – «Именно эта модель? А может, эта? Что скажете?..»

Однажды он взбунтовался: «Илона, ты это серьезно? Да посмотри повнимательнее, это же нельзя носить. Нет, нет и нет!» Что тут началось! «Ты ни черта не смыслишь… Что толку в твоем элитном образовании? У тебя нет вкуса… Ты не умеешь одеваться!» И так далее. Он пришел в ужас – главным образом от того, что она устроила скандал на людях. А ведь дело происходило не в самом дешевом месте. Илона визжала, как базарная торговка. Кончилось тем, что он вывел ее на улицу и категорически отказался от посещения соседней ювелирной лавочки. Чуть позже она попыталась прояснить ситуацию: «Ну что ты распсиховался? Нормальный пиджак». Ник был вежлив, но непреклонен: «Послушай, Илона, давай договоримся. Я люблю делать подарки и люблю получать подарки. Но что касается одежды… Позволь мне самому решать, что носить, а что – нет».

Сидя на широченном диване с бархатной обивкой малинового цвета и немыслимым количеством разномастных подушечек-думочек, посреди квартиры, которую сам отремонтировал и обставил, Ник из последних сил боролся с желанием вскочить, наспех покидать в спортивную сумку все необходимое и бежать, бежать со всех ног. Нет, не рискнул… Вместо этого сделал хороший глоток коньяка и теперь уже умышленно повернулся к зеркалу.

Хочешь поговорить? Крепко же ты влип, старина. Аж по самые уши. Не можешь уйти и не можешь остаться. И жаль ее, эту несчастную дуреху, у которой только и есть в жизни, что ее деньги, и зло берет… Какого черта она обращается с любовником, как с лакеем?

Ну ладно. По большому счету она права. Кем бы ты себя ни воображал и какими бы достоинствами, подлинными или мнимыми, ни обладал, для нее ты всего лишь живая игрушка вроде персидского кота. Разве она не оплатила право игнорировать твое мнение? Разве не обеспечила твое благополучие, твою безопасность?..

БЕЗОПАСНОСТЬ. Видимо, это закон. За безопасность неизменно расплачиваешься свободой. И пока ты свободен и очень, очень уязвим, тебе кажется, что важнее всего безопасность. А когда наконец оказываешься в безопасности, начинаешь понимать, что, пожалуй, все-таки свобода. Смешно!

Если бы ты только мог…

Молчи. Молчи. Не вздумай произнести ее имя. Не вздумай ее позвать.

Лада. Лада…

О нет, только не это! Когда же ты наконец оставишь ее в покое? Когда же дашь ей отдохнуть?..

* * *

Комната, благоухающая ароматом свежесрезанных роз. Розы в фарфоровых и керамических вазах, розы в литровых стеклянных банках, розы в пластмассовых ведрах, розы на подоконнике и просто на полу. Розы на кровати. Розы на подушке лежащей неподвижно бледной большеглазой девушки. Одна, ярко-красная, на груди, поверх кружевной рубашки. Розы повсюду…

Звуки музыки. Можно чуть погромче, но так, чтобы слышать друг друга… Как и розы, эта музыка повсюду – безумная, страстная, ликующая, растворяющая в бесконечном, уносящая прочь. Музыка, от которой вырастают крылья. Музыка, от которой дрожит каждый нерв.

– Слышишь?

– Да.

– Это сердце вселенной. Не бойся. В этом путешествии я буду твоим проводником.