Новая жизнь не дается даром - Татьяна Полякова

«Недурно», — решил я, слушая Витеньку. Значит, по первоначальному плану я должен был очнуться в компании двух трупов с перспективой объясняться с ментами. Но Маринка не дура и вовремя сообразила, как это для нее опасно. Почти две недели они разыгрывали передо мной спектакль, я-то думал, что после убийства муженька в рядах наметилось недовольство, и ошибся. Хотя, вполне вероятно, они и впрямь не ладили. Маринка, разуверившись во мне, решила, что прежний возлюбленный куда предпочтительней, и поспешила с ним договориться. Пашку к пышногрудой, скорее всего, Витька приставил, парень так и не понял, что ему, как и мне, отвели роль козла отпущения.

— Что-то он действительно долго возится, — нахмурился Трофимов. — Иди, взгляни.

— Почему я? — возмутилась Маринка. — Сам иди. В конце концов, ты мужчина.

— Ну, хорошо, хорошо…

Он нехотя направился к двери, а мне пришлось ретироваться. Дверь соседней каюты была не заперта, там я и укрылся. Я слышал, как Трофимов прошел мимо, выждал полминуты и отправился следом. Он как раз распахнул дверь Мусиной каюты и поначалу ничего не заподозрил, потому что в каюте было темно. На то, чтобы разглядеть труп на полу и сообразить, что произошло, ему понадобилось несколько секунд, мне их хватило, чтобы оказаться за его спиной. Он начал медленно поворачиваться, но опоздал. Шейные позвонки хрустнули, и Витенька начал оседать на пол. Я помог ему, легонько подтолкнув. Он оказался на полу рядом с Пашей, а я, заперев дверь, не спеша проверил их карманы. Пашкины были пусты, а вот в карманах Трофимова я обнаружил пистолет и бумажник с внушительной пачкой долларов. Похвальная привычка носить с собой наличность. Я забрал их себе, не ментам же оставлять, в самом деле. Выйдя в коридор, я запер дверь на ключ и сунул его в карман.

В кают-компании Маринки не оказалось. Я заглянул в ее каюту. Пусто. Что это ей вздумалось шляться по ночам? Девица не дура и, если что-то заподозрила, скорее всего, направилась в рубку. Я выбрался на палубу, и вовремя. Маринка, стоя в нескольких метрах от меня, растерянно оглядывалась. Может, ей пришло в голову, что Пашка не был совсем идиотом и, разгадав их гениальную задумку, попросту смылся. А вслед за ним и Витенька. Она посмотрела в сторону рубки и тут увидела меня.

— Саша? — Голос ее дрогнул. — Я думала, ты спишь.

— Грех спать в такую ночь, моя красавица. — Я обнял ее, увлекая к корме.

— Ты… — В свете фонаря лицо ее стало землисто-серым, она хотела закричать, но я стиснул ей рот ладонью.

— Тихо, тихо, милая.

Надо отдать ей должное, она пыталась сопротивляться, даже смогла лягнуть меня пару раз. Я сжал руку на ее шее, и она затихла. Потом легко поднял ее и столкнул за борт. Закурил, поглядывая на воду. Девочка живет, злая мачеха умирает.

— Что случилось? — услышал я и повернулся. Ко мне быстро шел парнишка из команды.

— Случилось? — удивился я.

— Вы ничего не слышали?

— Нет.

Потоптавшись немного, он вернулся в рубку. Я отбросил сигарету, прислушиваясь. За яхтой следовала моторка на почтительном расстоянии. Должно быть, тип, который доставил сюда Трофимова, ждал условного сигнала, чтобы забрать его с яхты. Я стянул свитер, кроссовки, потом брюки, свернул одежду в узел и вот тогда увидел Мусю. Что за народ эти бабы, ведь сказано было: сидеть в каюте до утра.

— Чего тебе? — спросил я недовольно, когда она приблизилась почти вплотную и уставилась на меня. Она стала что-то корябать в своем дурацком блокноте. Волновалась, руки дрожали, и она беспомощно поскуливала. Я знал, что она напишет, догадывался. — Уходи, — сказал я.

Она отчаянно замотала головой. Я отобрал у нее авторучку и написал: «Тебе больше нечего бояться».

«Я с тобой», — с трудом вывела она.

— Куда со мной, дура? — усмехнулся я.

«Все равно».

— Убирайся, — сказал я и ткнул пальцем в сторону каюты.

«Я люблю тебя», — написала она.

— Глупости, — ответил я.

Кто-то из команды в любой момент мог здесь появиться, а я с большим трудом разбирал ее каракули, вместо того чтобы поскорее смотаться.

«Нет, не глупости. Я люблю тебя».

— Ты мне надоела.

Я хотел ее оттолкнуть, а вместо этого прижал к себе. Она гладила мои руки, время шло, и конца этому не видно.

— Мне нельзя оставаться, — сказал я, глядя ей в глаза, не знаю, поняла она или нет. — А тебе нельзя со мной. Ты должна мне помочь. Если команда что-то заподозрит раньше, чем я доберусь до берега, мне конец. — Я по опыту знал: дай влюбленной женщине возможность спасти тебе жизнь, и она в лепешку расшибется.

«Ты вернешься?» — написала она.

Я не даю обещаний, которые не собираюсь выполнять. Но тут был особый случай.

— Когда-нибудь, — ответил я. Подхватил свою одежду и, перемахнув через перила, прыгнул в воду, очень надеясь, что команда не обратит на шум внимания.

Яхта удалялась, темнота точно втягивала ее, в свете фонаря на корме я видел нескладную фигурку, смотрел на нее, не отрываясь, а когда она исчезла, раскинул руки и еще долго лежал, глядя в звездное небо. Сохраняя одну жизнь, забираешь другую… И так всегда. «Ты спятил, Саша», — точно кто-то шепнул мне в ухо.

— Не я это придумал, милая, — пробормотал я. На меня вдруг навалилась страшная тоска. Но думал я вовсе не о глухонемой девчонке. Я знал, что уже завтра забуду ее. Она мне не нужна. Я сам себе давно не нужен. Я думал о другой женщине, той, что сказала мне когда-то: «Ты играешь чужими жизнями, как собака мячиком». Может, пора остановиться и сыграть своей? В последний раз… Звезды мерцали над головой, равнодушные и далекие. И в голову полезли мысли, одна глупее другой. Но продолжалось это недолго.

— Ты становишься сентиментальным, старик, — проворчал я и, напоследок взглянув в ту сторону, где скрылась яхта, быстро поплыл к берегу.

Все дело было в розе. Ярко-красный цветок на заснеженной скамейке привлек мое внимание, когда я шла через парк. Я невольно остановилась, рассматривая его, потом начала оглядываться. В общем-то, ничего особенно необычного в появлении розы не было. Допустим, кто-то ждал любимую девушку, да так и не дождался. Ушел, а одинокий цветок остался лежать, точно символ чьих-то несбывшихся надежд.

Я подумала взять его, отнести в тепло, поставить в вазу, хотя, конечно, это было глупо. Цветок успел замерзнуть, а мне самой не до сентиментальных поступков и чьих-то надежд, но, несмотря на вполне здравые мысли, роза волновала и будоражила фантазию. Я сердито покачала головой и заставила себя пройти мимо. И тут заметила молодую женщину. За последнюю неделю я видела ее уже несколько раз, она неизменно привлекала мое внимание, хотя я и не могла объяснить, почему, хотя… хотя было в ней что-то, не позволявшее равнодушно пройти мимо. На вид лет двадцати семи, одета в белую норковую шубку с капюшоном, которая не могла скрыть округлившийся животик — женщина была на последнем месяце беременности. Но не это обстоятельство приковывало к ней взгляд, беременных в городе предостаточно. И не ее красота, хоть и была она удивительно красива. Наверное, все дело в ее взгляде, странном взгляде, насмешливо-спокойном, мудром, точно было ей не двадцать семь, а втрое больше, и еще печальном. Так что облик женщины как нельзя лучше подтверждал известную истину: во многой мудрости много печали.