Бульдог. В начале пути - Константин Калбазов

— Что же, раз так, знать долго жить буду.

— Век живи, на радость нам, Петр Алексеевич.

— Стой. Кха, кха, кха, — не вынеся резкого окрика, тут же закашлялся Петр.

Спохватившаяся было и подорвавшаяся молодка, в просторном сарафане, встала как вкопанная, опасливо обернувшись к постели с больным. Весь ее вид указывал на внутреннюю борьбу. С одной стороны она стремилась как можно быстрее принести радостную весть о том, что царь батюшка не умер вовсе. С другой, не могла ослушаться приказа. А вид страдающего подростка побудил еще и к тому, чтобы призвать медикуса, который смог бы облегчить страдания, по сути совсем еще мальчишки.

— Никто отсюда не выйдет, — наконец отдышавшись, произнес Петр. — Дайте подумать малость.

Итак. Нужен ли он кому живым? И не захотят ли его придушить, раз уж и соборовать успели? Нет. Это вряд ли. Долгоруковы те должны вцепиться в него мертвой хваткой. Остерман? Умен зараза, того веса не имеет, но все же кое‑что может. Ему куда лучше, если лицо на троне сменится, потому как подобно Меньшикову, Петра он упустил из под своего влияния. Лиза? Это вообще кукла. Она опасна, только если трон станут прочить ей. Но ведь он не знает, кого там определили в наследники, тестамент он так и не подписал, а чего они там нарешают, Бог весть. Может, тетка его, сейчас уж примеряется к трону. Тогда она опасна, очень опасна.

Значит, Долгоруковы. Только они смогут обеспечить его безопасность. Но только и среди них, нужно уже сейчас сеять раздор. Больно много силы взяли. А как женится император на Катьке ихней, так им и вовсе равных не станет. Опять будут им помыкать, направо и налево. С чего начать?

— Василий, призови ко мне Ивана Долгорукова. Только тихо призови. Не говори, что я опамятовал. Дай глотнуть, — пара глотков теплого сбитня, смягчили горло, и подступивший было кашель так и не вырвался наружу. — Как сделать сам сообрази, да только чтобы только он.

— Все понял, государь. Все исполню. Не изволь сомневаться.

— Ступай. А вы… Смените мне рубаху. Мокрая и противная.

Его успели переодеть и протереть вспревшее тело, так что навалившийся зуд в язвах немного унялся. Не прошел окончательно, куда там, но хотя бы не так докучает и на том спасибо. Пару раз подступал кашель и все остывающий сбитень уже не так помогал, но выпускать кого‑либо из комнаты за горячим, он и не подумал.

Он был уверен, что нужно все сделать быстро, а главное неожиданно, чтобы никакая зараза не успела подобраться. Может и зря все это. Может и не умыслит против него никто. Но лучше перестраховаться. Появившееся ощущение, что он один посреди вражьего стана, никак не хотело отпускать.

Наконец в спальню вошел недовольный и взвинченный Иван. Ванька, фаворит и друг сердешный, собутыльник и соратник в делах увеселительных. Совсем недавно, он уже предал своего царственного друга, отдав на растерзание своим родным, а может, он всегда делал все на благо семьи и свое, личное, благо. Ладно. Иных все одно нет.

При виде взирающего на него осмысленным взглядом государя, Иван встал как вкопанный, ноги заметно подогнулись и он едва удержался от падения, отшагнув назад и опиревшись о стену. Хорошо хоть Василий, оказался сообразительным парнем, следуя за Долгоруковым, успел закрыть дверь.

— Тихо Ваня. Не шуми. Ни к чему это.

— Государь. Петр Алексеевич. Слава тебе Господи. Прямо камень с души, — скорее выдохнул, чем произнес Долгоруков, истово осеняя себя крестным знамением.

Хм. А ведь похоже не врет. Неужели и впрямь так сильно переживал, что пошел на поводу у родственников? А может просто играет, пытаясь вернуть расположение? Очень может быть. Как впрочем и то, что дела для его семьи, а значит и для него лично, оборачиваются не самым лучшим образом. Оживший же император, выступит гарантом их безопасности и сохранения влияния. Своя рубаха, как известно, ближе к телу. Ладно. Поглядим.

— Что там, за дверями?

— Так трон твой делят. Все думу думают, кого императорской короной венчать.

— Не решили еще, стало быть. Ладно. Об этом потом. Сейчас бы на ноги встать. А там Бог даст, разберемся. Ты со мной, Иван?

— До гробовой доски, Петр Алексеевич.

— Тогда слушай. Гвардейцы в усадьбе есть?

— Две роты преображенцев. Только батюшка велел их уводить. Но я приказ еще не отдал, — тут же поспешно заверил фаворит.

Ну да, все еще фаворит, но уже не друг. Последнее ему придется завоевывать по новой. И на этот раз не устройством срамных развлечений, пьянками да охотой, а службой верной и беззаветной. Сумеет переступить через родню дорогую и алчную, станет подле императора. Нет. Никогда ему не подняться на большие высоты.

— Офицеров сюда. Только без шума. И гляди, однажды ты уж пошел против меня, второй раз не прощу. И медикуса, тоже тащи.

— Все исполню.

Исполнил. Не прошло и пяти минут, как все означенные стояли уже перед императором, с ошалелым видом. Нет, не все. Медикус, по бабьи всплеснув руками и лопоча с характерным акцентом что‑то про чудо и невозможность происходящего, кинулся к больному. Петр хотел было отмахнуться, да куда там. Немец все порывался ощупать его с ног до головы, то живчик на руке нащупает, то ладонь на лоб возложит. И все приговаривает и приговаривает, негромко так, но неустанно.

В конце концов, Петр решил махнуть на него рукой и сосредоточиться на преображенцах. Всех четверых он знал лично, по былым охотничьим забавам. Кто бы сомневался, что Ванька приведет на охрану усадьбы роты именно тех командиров, с кем был ранее близок. Оно и к лучшему

— Господа офицеры, готовы ли вы служить верой и правдой государю вашему.

— Готовы.

— Приказывай, Петр Алексеевич.

— Жизнь положим.

— До последнего вздоха.

Наперебой начали заверять, наконец начавшие приходить в себя, офицеры. Ничего. Это нормально. Не всякий раз увидишь того, кто вернулся с того света. А вот то, что быстро ориентируются, это хорошо.

— Тогда слушайте приказ, — вяло отмахиваясь от докучающего медикуса, и все еще слабым голосом продолжил он. — Усадьбу от посторонних очистить немедленно. Всех за ворота. Оставить только холопов, да в количестве необходимом, не более. Измайлов, то твоя забота.

— Слушаюсь, государь.

— Охрана усадьбы на тебе, Волков.

— Слушаюсь, государь.

— Вязов, ты возьмешь под охрану сам дом и мою спальню.

— Слушаюсь, государь.

— Немедля обговорить с медикусом, кто потребен для созыва консилиума и всех доставить без промедления. Банин, займешься ты.

— Слушаюсь, государь.

— Иван, передашь господам тайному совету, что до моего выздоровления, управление государством возлагаю на них, как оно и было с началом болезни. И еще, на тебе общее командование. В усадьбе собрались лица именитые, в последнее время привыкшие указывать как быть даже мне, раскудрить их в качель. Но вы, господа офицеры, просто помните, кому давали присягу на верность и крест в том целовали. Ничего не бойтесь. Я уж был за гранью, но Господь не попустил. Так что, я с вами, поживу еще, не сомневайтесь. Пображничали мы братцы, покуражили, пора и честь знать. Пришло время послужить матушке России, в трудах и заботах. Для того, мне поначалу нужно на ноги встать. С хворью, мы с медикусами справимся, никуда она клятая не денется, а остальное от вас зависит. Ступайте.