Трое у дверей Вулфа - Рекс Тодхантер Стаут

– Правильно. Он и сейчас так говорит.

– Тогда откуда они знают, что это не так? Мы все нервничали – сами знаете. Может быть, одна из нас взяла две тарелки, а в столовой поняла, что ошиблась, и поставила перед кем-то, у кого еще не было блинов.

– Тогда почему она сразу не призналась? – спросил я.

– Потому что испугалась. Ниро Вулф так на нас напустился, что кто угодно мог испугаться. А теперь не признается, потому что подписала показания и еще больше боится.

– Прошу прощения, – покачал я головой, – но, если вы немного подумаете, сами поймете, что это не объяснение. Слишком хитроумно. Можете попробовать сделать то же, что я сделал сегодня днем. Возьмите двадцать четыре маленьких кусочка бумаги, напишите на двенадцати имена гостей и разложите в том порядке, в каком они сидели за столом. На остальных напишите имена двенадцати девушек. Попередвигайте кусочки с именами девушек и посмотрите, удастся ли сделать так, чтобы девушка взяла две тарелки и поставила обе не перед Пайлом, или же чтобы она вернулась за второй и опять же подала их обе кому-то другому. Не получится. Потому что девушки и так запутались, а тут путаница вышла бы дважды. А коли запутались только один раз, то девушка, которая не принесла бы сразу две тарелки или же не вернулась за второй, не могла обслужить Пайла. Так что предположение, будто кто-то из вас мог ненамеренно два раза принести тарелку, отпадает.

– Я в это не верю, – твердо сказала Нора.

– Это не вопрос веры. – Я все еще старался быть милым. – С тем же успехом можно сказать, что вы не верите в то, что два плюс два – четыре. Я покажу. Не дадите ли мне листок бумаги? Любой, можно старой.

Она подошла к столу и достала оттуда несколько листков бумаги, а я взял ручку и написал на них двадцать четыре имени и разорвал листки на двадцать четыре кусочка. Затем встал на колени и разложил на коврике двенадцать кусочков с именами гостей в том же порядке, в каком они сидели за столом. Не то чтобы это имело значение, можно было выложить по прямой или по кругу, но так было проще. Девушки сгрудились над ними. Нора стояла на коленях напротив меня, Люси рядом с ней опиралась на локти, Кэрол сидела на корточках со мной рядом, Пегги устроилась на полу с другого ее бока, а Хелен стояла за спиной Норы.

– Ладно, – сказал я, – сейчас проверим.

Я взял кусочек с именем «Куинн» и положил его позади «Ликрафт».

– Это доказано: Марджори Куинн принесла первую тарелку и поставила Ликрафту. Помните, путаница началась, когда Пегги увидела, что тарелка уже стоит перед Пайлом, и свою подала Ниро Вулфу. Попробуйте сделать так, чтобы девушка – все равно кто – принесла вторую тарелку либо сразу две тарелки, если вы по-прежнему думаете, что это возможно, и при этом не подала блины Пайлу или не начала второй путаницы.

Я долго тренировал память в самых сложных условиях, которые мне создавал Вулф, но даже я не рискнул бы воспроизвести все варианты, которые они придумывали, сгрудившись вокруг меня на полу, даже если бы вы меня попросили. Они возились там полчаса, если не больше. Настойчивее всех оказалась Пегги Чоут, с рыжими волосами. Остальные уже сдались, а она все сидела там, нахмурившись и закусив губу, опираясь сначала на одну руку, потом на другую. Наконец она сказала: «Чушь какая-то», – смешала в кучу бумажки с именами гостей и девушек, поднялась и села на свое место. И я тоже.

– Это какой-то фокус, – заявила Кэрол Эннис, которая снова сидела на краешке дивана.

– Все равно не верю, – через некоторое время объявила Нора Джерет. – Не верю, что кто-то из нас намеренно отравил человека… Одна из нас, здесь присутствующих. – Ее большие карие глаза обратились ко мне. – Боже мой, вы посмотрите на нас! Покажите кто! Покажите! Вы ведь можете!

Разумеется, именно это и было целью моего визита: не то чтобы показать, но хотя бы понять, кто бы это мог быть. Была у меня смутная надежда на хоть какую-нибудь подсказку, когда я наблюдал за тем, как они перекладывали бумажки, но она не оправдалась. К тому же я ждал, что Хелен Яконо заведет разговор о modus operandi Винсента Пайла в отношении девушек, но, по-видимому, она решила оставить это мне. С того момента, когда мы вошли в квартиру, она не произнесла и двадцати слов.

– Если бы я мог сейчас показать, кто она, – начал я, – то не беспокоил бы вас. И в полиции, если бы уже знали, не держали бы столько времени. Рано или поздно, конечно, узнают, хотя, вероятно, им придется зайти с другой стороны. Мотив. Выяснить, у кого из вас был мотив, и рано или поздно они найдут, и тут я, возможно, могу помочь. Я не имею в виду помочь полиции, я имею в виду помочь вам – не той, кто убила Пайла, а всем остальным. У меня мелькнула такая мысль, когда Хелен Яконо призналась, что зимой несколько раз встречалась с Пайлом. Что было бы, если бы она стала отпираться? Полиция выяснила бы это… а они выяснили бы… и она попалась бы на лжи. Это не доказывало бы, что убила она, но неприятности ей были бы обеспечены. Насколько я понимаю, все вы сказали, что у вас с Пайлом не было ничего общего. Это так? Мисс Эннис?

– Естественно. – Она вздернула голову. – Конечно же, я с ним встречалась. На Бродвее с ним все встречались. Один раз, когда он зашел за кулисы в «Коронет», еще раз на какой-то вечеринке и еще раз не помню где.

– Мисс Морган?

Она криво мне улыбнулась:

– Вы это называете помочь нам?

– Надеюсь, что смогу помочь, когда буду знать положение дел. В конце концов, вы ведь уже давали показания.

Она пожала плечами:

– Я здесь дольше, чем Кэрол, так что встречалась и разговаривала с ним побольше, чем она. Один раз, два года назад, мы с ним танцевали в клубе «Фламинго». Ничего ближе между нами не было.

– Мисс Чоут?

– Ничего такого. Я из Монтаны. Приехала в Нью-Йорк только осенью. Его мне как-то показали, но меня он никуда не приглашал.

– Мисс Джерет?

– Он с Бродвея, – сказала она. – А я с телевидения.

– Неужели они не пересекаются?

– А-а, да. Постоянно. «Сарди». Это единственное место, где я видела знаменитого Пайла, и я с ним не встречалась.

Я хотел было положить ногу на ногу, но вспомнил про шаткую ножку и передумал.

– Значит, так: под подозрением вы все. Если его отравил кто-то из вас, то, как бы это ни было неприятно, вынужден сказать, что одна из вас лжет. Но если лжет, то не только она. Если кто-то видел больше, лучше признаться в этом как можно скорее. Не хотите говорить копам, скажите мне, здесь и сейчас, а я передам это по адресу и скажу, что из вас это вытянул. Поверьте, если вы этого не сделаете, то пожалеете.

– Арчи Гудвин – лучший друг девушек, – произнесла Люси. – Мой друг сердечный.

Остальные промолчали.

– Я и в самом деле ваш друг. Всех, кроме одной. Я всегда самым дружеским образом отношусь ко всем хорошеньким девушкам, особенно к работающим, и я уважаю вас и восхищаюсь вами за то, что вчера вы честно заработали свои пятьдесят баксов, разнося тарелки этим придирам. Да, я ваш друг, Люси, если вы не убийца, а если убийца, то у вас нет друзей. – Я подался вперед, забыв про шаткую ножку, но она стерпела. Пора было подвести черту в персональном проекте Хелен Яконо. – Вот еще что. Допускаю, что кто-то из вас и в самом деле видел, как она возвращалась в кухню, а вы не сказали об этом, поскольку не хотели стать доносчицей. Если так, колитесь сейчас же. Чем дольше тянуть, тем будет горячее. Когда дела примут совсем плохой оборот и вы решитесь признаться, может быть уже поздно. Завтра может оказаться поздно. Если завтра вы пойдете в полицию, там вам могут и не поверить, там решат, будто вы убийца и пытаетесь выкрутиться. Если не хотите говорить здесь и сейчас, в присутствии убийцы, поедемте со мной к Ниро Вулфу и побеседуем там.