Часовой Большой Медведицы - Сергей Бузинин

Вернув телефон оперу, Петрович повернулся к Мишке:

— Собирай, отрок, свое имущество — и пошли со мной. Буду учить тебя жизни сурово и доходчиво, так что не взыщи. Пошли, детеныш милиционера.

На выходе Мишка столкнулся с прокурором города Кусайло-Трансильванским. Вампир остановился перед Мишкой и удостоил его внимательного взгляда. Видимо, прокурору уже рассказали о событиях в подземелье особняка.

— А-а, вот и вы, молодой человек! — Прокурор посмотрел на Мишку своими темными, без зрачков, глазами и словно бы втянул носом воздух. — Вы поранились. Чуть-чуть. Первая положительная, да. Живете в общежитии на Лесопарковой. Передайте Семену Протыкайло, чтобы больше не баловался. А то накажу.

Мишка ничего не понял, но на всякий случай кивнул головой и вышел на улицу. Особняк Халендира Мей Мел Лая стоял на набережной. Старый эксперт перешел на противоположную сторону улицы и остановился около перил набережной. По ту сторону реки виден был густой сосновый лес. Красное солнце, повисшее над его кромкой, показалось Мишке похожим на рану. Кровь, вытекшая из этой раны, густо пропитала окаймлявшие горизонт облака.

— Похоже, к ненастью, — сказал Докучаев устало. — Выпить хочешь, отрок?

Мишка, в чьем желудке за два дня побывали лишь булочки, которыми угостил его Витиш, издал жалобный стон.

— Ладно, погуляем, — сказал Николай Петрович. Достав очередную папиросу, эксперт, показушно охая, распрямил спину: — Эх, задери меня радикулит!

Мишка внимательно рассматривал своего спасителя. Эксперту было лет шестьдесят. Пиджак и брюки, в которые Николай Петрович был облачён, отличались оттенком, текстурой и рисунком, поскольку происходили от разных костюмных пар. Под рубахой едкого салатного цвета виднелась тельняшка. Узел галстука, роль заколки при котором исполняла здоровенная канцелярская скрепка, был небрежно распущен. Карманы пиджака — чем-то туго набиты, нагрудный карман рубахи украшали чернильные потеки. У эксперта были густые и жесткие седые волосы, никогда, судя по всему, не водившие знакомства с расческой, пронзительные серо-зеленые глаза и густые усы. Благообразную внешность Докучаева портили нос подозрительно красного цвета и устойчивый, хотя и слабый запах выпитого накануне спиртного. Возле ног эксперта стоял старомодный фибровый чемоданчик.

— Давайте я вам помогу, Николай Петрович, — кивнул на «сундучок» Мишка.

— Сколь можно повторять, отрок, — Петрович я! А чемодан бери — очень меня обяжешь, амига, — Кивнул эксперт. — Давай проветримся, хомбре.

Они медленно двинулись по набережной. Справа от них, по другую сторону приезжей части, стояли особняки состоятельных жителей города. Слева, за перилами набережной, текла река, вода которой в свете солнца казалась медной.

— Как тебе наш муравейник? — спросил Докучаев.

— В смысле, отдел? — не понял Мишка.

— В смысле, город, — усмехнулся эксперт.

— Да я и видел-то, Николай… ой, прости, забыл — Петрович… Вокзал, общагу, отдел да вот это еще… — кивнул Мишка через плечо в сторону Халендирова особняка.

— Ладно, дите неразумное, ходить кругом и около я не стану. Сделаем так — я тебе задам один вопрос, а после того, как ты мне на него ответишь, можешь спрашивать меня об чем угодно. Некромантия, статья четыре-ноль-пять Уголовного кодекса Российской Федерации. Что плохого в некромантии?..

Мишка вспомнил унылого эльфа, преподававшего им оккультные преступления в училище, и, тщательно подбирая слова, стал отвечать:

— Некромантия, то есть самовольное, вопреки порядку, установленному Федеральным законодательством, получении информации от усопшего… Вторая часть — то же самое, совершенное в составе группы и повлекшее общественно-опасные последствия… Часть третья… Петрович, да мне они, в общем-то, и не к чему — подследственность-то не наша.

— А головой думать, хомбре, тоже к твоей подследственности не относится? Ты мне, пацан, не диспозицию давай, мне она без интереса. Ты мне обычным русским языком скажи — что в некромантии плохого.

— Ну… Это ведь как глумление над трупом получается…

— Язык у тебя впереди мозгов получается, отрок. Думай. Какое глумление, если некромантить можно и с костями, и с пеплом кремированного. Ну?..

— Я… Ну… Мало ли, чего они скажут…

— Хомбре, включи голову. К примеру, историки — представляешь, сколько они узнали, если б подняли мумию Отци. Или хоть кровь на Туринской плащанице? Даю подсказку, хомбре убогое, — ты бы мог поднять мертвеца? А кто бы мог?

— Я бы не смог! — Сказал Мишка решительно. — Мог бы только тот, кто обладает специальными оккультными навыками.

— А кто ими обладает, отрок? Мама твоя ими обладает? А бабушка? А соседка? Может быть, фирмы такие есть: «Окажу оккультные услуги»?

— Нет. — Мишка не понимал, куда клонит эксперт. — Наверное, только колдуны и обладают.

— Ох и бестолковые же хомбры пошли ныне, — вздохнул Докучаев. — Ну-ка, стой, отрок.

Они остановились возле парапета набережной. Снизу из плавучего летнего кафе, доносилась музыка. На причале стояла молодая женщина в летнем платье, а рядом с ней — ухоженная светловолосая девочка лет шести.

— Мам! Мама, смотри, какая бабочка! — восторженно кричала девочка, показывая рукой на бабочку дивной красоты, скользящую над поверхность воды. — Мам, она прямо как рыбка в аквариуме, только летает!

Бабочка взлетела от воды вверх, попала в поток ветра и села на парапет в каких-то десяти сантиметрах от руки Докучаева. Николай Петрович ловко накрыл бабочку ладонью.

— Дедушка ее поймал! — закричала девочка внизу. — Дедушка, можно мы ее посмотрим?

— И правда, можно нам на нее поближе поглядеть? — Женщина подняла голову. Женщина была приветливой, улыбчивой и очень милой. — Мы ее не обидим!

В этот момент с Мишкой и Николаем Петровичем поравнялся хмурый мужик, на ходу хлопавший себя по карманам.

— Мужики, прикурить не дадите? — спросил он у Мишки и у Докучаева. — Где спички оставил, голова дурная…

Докучаев, ни на кого не глядя, вдруг резко сжал в кулак руку, которой он накрыл бабочку.

— Мама, за что он ее раздавил? — громко воскликнула девочка на пирсе. — Зачем? Она же такая красивая! Она ему что, мешала что ли? Злой дядька! Злой! — И девочка расплакалась.

— Вам бы и вправду лечиться! — решительно сказала мать девочки. — Зачем при ребенке-то так делать?

Мишке показалось вдруг, что воздух возле Николая Петровича наэлектризовался. А в следующее мгновение Докучаев протянул хмурому мужику коробок спичек. К коробку прилипли невероятно яркие бабочкины крылья.

— Ты б и впрямь проверил голову, дед, — сказал мужик и отступил от эксперта, словно опасаясь повернуться к нему спиной. Коробок со спичками он так и не взял.

— А теперь запомни, пацан. Запомни раз и навсегда, чтобы никто и никогда больше не имел нужды показывать тебе такие примеры. — Сказал Николай Петрович таким внушительным тоном, что Мишке словно провели ножом вдоль позвоночника. — В мире физических законов, где мы живем, есть лишь одна сила, способная питать магические ритуалы — и это энергия зла. Лишь энергией зла можно совершать магические обряды, создавать золото из свинца и поднимать мертвецов. Некромантия плоха не сама по себе, а потому, что осуществить ритуал можно лишь принеся кровавую жертву. В этом весь смысл чародейства — энергия зла есть то горючее, которое движет магию. Любой, самый невинный, магический фокус имеет в своей основе боль и злобу. Понимаешь?