Жить стало лучше, жить стало веселее! - Алексей Викторович Широков

по голове. — Точно балбес. Но хороший. Спасибо, что верил в меня больше, чем я сама.

— Дурында ты, — я улыбнулся и взъерошил девушке волосы, облегчённо выдохнув и радуясь, что опасность истерики отступила. — А ещё меня балбесом называешь. Ты же настоящий талант, я бы даже сказал, гений. Тебе не самокопанием заниматься надо, а творчеством. Станешь великим композитором. Будешь концерты давать в «Ла Скала» и прочих «Гранье». Надо, кстати, у тебя автограф взять, буду потом внукам хвастаться, что с самой Зосимовой в одном классе учился.

— Ты правда так считаешь? — на меня уставились огромные глаза а-ля кот из Шрека, буквально молящие, чтобы я сказал «да». — Думаешь, у меня талант?

— Слушай, — я тяжело вздохнул. — Я тебе так скажу, если ты бездарность, значит, на этой планете талантливых людей нет вообще. Так что выше нос и больше уверенности в себе. И не бзди, у тебя всё получится!

— Фу, Сёма! — меня стукнули по плечу, — Взял и в конце всё опошлил! Вот не можешь ты по-нормальному!

— Ну извини, детка, я такой, какой есть, — я театрально развёл руки, потому что видел, что Лена не злится, а выговаривает чисто для порядка, и пропел: — Я ночной хулиган, у меня есть стакан, я похож на маман и я ве-ечно пьян.

— Замолчи! — Зосимова заткнула уши и скривилась так, будто у неё заболели все зубы разом. — Господи, это хуже, чем пенопластом по стеклу! Вот скажи как, как ты можешь писать такие тексты и при этом абсолютно слуха не иметь?!!

— Запросто, — я поджал плечами. — Бах вон вообще глухим был, и ничего. Его музыку до сих пор играют. Кстати, ты где живёшь-то? А то я как-то раньше не интересовался.

— Тут недалеко, — махнула рукой Лена. — На жилмассиве.

— А чего в девяносто вторую не пошла учиться? — удивился я. — Вроде ваш микрорайон к ней относится.

— Мама здесь работает, в ДК Станиславского, — легко призналась девушка. — А у нас в школе её подруга. Вот и пристроили меня, чтобы под присмотром была.

— Уж не Гульнара ли? — предположил я и, судя по тому, как Ленка отвела глаза, явно попал. — Да ладно, не жмись. Подумаешь, подруга матери. Это всё ерунда. Ну помогает она тебе, так просто потому, что опытнее и образование имеет. Музыку же ты сама сочиняешь? Ну вот и не тушуйся. Москва не сразу строилась, будешь и ты сама писать концерты для симфонических оркестров.

— Оркестров, скажешь тоже, — фыркнула девушка, но было видно, что ей мои комплименты понравились, да и успокоилась она. — Нам сюда. Тут ближе дворами.

— Ну, веди, — я район Троллейки знал хорошо, но не лезть же, если дама хочет проявить инициативу. — Сусанин. Только учти, я не поляк, дорогу обратно найду.

Мы шли по ночным дворам, перешучиваясь и смеясь. Несмотря на то, что уже давно стемнело, в городе кипела жизнь. Народ праздновал первомай, из каждого двора неслась музыка и звон стаканов. Многие отмечали прямо на улице, соседи выносили столы, стулья, закуску и садились прямо у подъездов. Иногда возникали ссоры, но это понятно, человек всегда остаётся человеком. Однако было видно, что народ радуется празднику весны и труда совершенно искренне, всей душой. И неважно, кем ты служишь. Рабочий завода спокойно сидел рядом с главным бухгалтером или кооператором, и никого это не напрягало. Наверно, только ради этого стоило сюда попасть, чтобы почувствовать единение с этой огромной страной и людьми, её населяющими.

— Вот сейчас эти два дома пройдём, и будет мой, — указала рукой Лена. — Тут близко, я сама…

— «Я сама» — это такая передача… — снова не подумав, ляпнул я, но вовремя спохватился, здесь по телевизору просто не могли транслировать такое. — Ну, про уборку. Видел как-то, не помню, на каком канале. А тебя я провожу до двери, раз взялся. Знаешь, чем мужчина от мальчика отличается? Нет, не размером письки, а тем, что всегда держит слово.

— Фу, пошляк, — сморщилась девушка, но не обиделась, а наоборот, крепче прижалась к руке, заставив меня сильно удивится. — Знаешь, насчёт того, что ты говорил про симфонический оркестр. Я всё кручу в голове твои слова про духовые, и знаешь…

— Ах ты сука!!! — досказать мысль ей не дал вопль из кустов, а следом за ним оттуда показалась бухая компашка из трёх парней. — Изменяешь мне, мразь? Шлюха!!!

— Пасть завали, алкаш! — не осталась в долгу девочка-припевочка. — Ты мне кто, чтобы я тебе изменяла?! Никто! Понял?!!

— Твой бывший, что ли? — я с интересом наблюдал за приближением трёх тел, выписывающих противоторпедные маневры. — Серьёзно?!

— Мы в лагере познакомились, — смутилась Зосимова. — Ну и задружили. А потом Васька начал мало того, что прибухивать регулярно, так ещё и руки распускал. Потом прощения просил, говорил, что ревнует, мол, сильно. Но я решила, хватит. И ещё до Нового года его бросила, веришь?

— Да почему нет, — я пожал плечами и осторожно освободился из цепких лапок. — Секунду постой, пойду объясню, что нехорошо девушек оскорблять.

— Не надо, Сёма! — попыталась повиснуть на мне Ленка, но я легко ускользнул и шагнул навстречу кунакам влюблённого джигита. Те, как и сам брошенный хахаль, разводить политесы не собирались и начали с того, что дали мне в морду. Ну как дали… попытались.

— Ха-а-а! — добравшийся первым, атаковал с богатырским замахом и не менее богатырским выдохом, обдавшим меня непередаваемым ароматом сивухи и плавленого сырка «Дружба».

Увернуться от подобного удара было не просто, а очень просто. Да если бы он по мне попал, Михалыч на ближайшей же тренировке с меня бы шкуру спустил. Но и бить в ответ я поостерёгся, ну как минимум ногами. Это тебе не разрядников пинать, тут и все кости переломать несложно. Но сават это не только удары ногами, не зря же он зовётся «французским боксом». Так что, поднырнув под руку противника, я влепил ему смачную оплеуху прямо в челюсть, и кунак отправился отдыхать.

Мгновенное поражение товарища не остановило жаждавших расправы бухариков. Брошенный любовник Вася взвыл и кинулся вперёд, наклонив голову, словно пытался меня забодать. Может, считал, что раз ему наставили рога, это надо использовать, но