Дядя Леша - Елена Милкова

— Почему Пеппи? — удивилась Кристина.

— Ты мне еще в прошлый раз ее напомнила, — засмеялся Вадим. — Ну как, ты не разочаровалась?

— У меня никогда так ни с кем не было, — призналась Кристина.

— У меня тоже, — сказал Вадим и вдруг понял, что это не просто вежливые слова.

Он поцеловал ее еще раз, но на этот раз поцелуем признательности, симпатии, почти любви. Он внезапно подумал, что это приключение, которое казалось ему минутной прихотью, так просто не кончится.

— Ну что, покроили халат? — вдруг вспомнил Вадим и рассмеялся.

— Покроили! — расхохоталась Кристина. Почему-то это показалось ужасно смешным, и они оба некоторое время веселились как сумасшедшие. Потом Вадим вдруг стал серьезным и, задумчиво посмотрев на Кристину, провел рукой по ее темно-рыжим волосам.

— Что же мне теперь с тобой делать? — спросил он.

— Ничего, — ответила она. — Любить.

Так у Кристины началась любовь. Такая, от которой голова идет кругом и весь мир преображается. Кристина вдруг поняла, что раньше была слепой, что, сама того не зная, видела мир черно-белым и только теперь он открылся ей во всех красках. Некоторые вещи, казавшиеся важными, теперь потеряли всякое значение. И вообще на свете не было ничего важнее их любви.

Все прекрасное в мире напоминало ей о Вадиме.

Была ли то понравившаяся картина, стихи или взволновавший ее фильм по телевизору, она сразу же вспоминала о нем, как будто во всем, что было в мире прекрасного, была и его заслуга.

Он, казалось Кристине, открыл перед ней ворота в другую, настоящую жизнь, где живут иные, высшие люди. Счастьем было даже просто сидеть у него дома в окружении прекрасных вещей и книг. Эти вещи, сделанные когда-то с любовью, теперь отдавали эту любовь людям, которые жили вместе с ними. И рядом с дубовыми книжными шкафами и креслами красного дерева Кристина чувствовала себя иначе, чем наедине с полированной стенкой из древесно-стружечной плиты, которая стояла в бабушкиной комнате.

Здесь творил дедушка, здесь же во время блокады умерла еще совсем молодой бабушка Вадима. И все эти предметы — кресла и черный кожаный диван, буфет и ковры — все это было их, вороновское, а не купленное в шестидесятые годы за бесценок в комиссионке, когда выбрасывали резную дубовую мебель, предварительно распилив ее на куски, чтобы вместо нее поставить в гостиной столики на тонких разъезжающихся ножках.

И картины… Картины Вадима Воронова-старшего и те, которые дарили ему друзья.

Здесь все было настоящее — и картины, и книги, и вещи. И Кристине казалось, что это залог того, что Он — ее Вадим — такой же настоящий. Такой была и ее любовь к нему.

Но это все во-вторых. А во-первых был он сам — его лицо, его губы, его тело, его непередаваемо нежные руки. Была страсть, была смятая постель и бессонные ночи, когда они засыпали утром уже под звон трудяги будильника. И Кристина, бежала на занятия, зевая на ДУ, а потом засыпала на общих лекциях. А Лида, встретив ее во дворе, с завистливым вниманием разглядывала тени под глазами у подруги.

И было еще много всего. И кресло-качалка, где любила сидеть Кристина, слушая, что рассказывает ей Вадим. И Новый год, который они отпраздновали вдвоем, распивая шампанское, так и не одевшись. Просто стояли с бокалами в руках и, когда пробило двенадцать, снова целовались до упаду.

Говорят, как проведешь новогоднюю ночь, так проведешь и весь год… Как хотелось в это верить…

Не умирай, бабушка!

Райская жизнь кончилась в тот день, когда Кристина, сдав последний экзамен, вернулась домой, собираясь вечером встречаться с Вадимом. Она уже заранее представляла себе, как будет проводить студенческие каникулы, тем более что родители Вадима собирались безвылазно сидеть на даче, благо отцу тоже не надо ходить на факультет. Это значило — вся квартира в их распоряжении. Бабушку можно уже почти не обманывать — по крайней мере, Вадима она видела, и он ей понравился: вежливый, культурный, он полчаса терпеливо обсуждал причины успеха Жириновского.

Пока шла сессия, они с Вадимом встречались не каждый день — Владимир Вадимович и Нонна Анатольевна были неотлучно в городе, да и к экзаменам приходилось готовиться. И вот — скоро свобода.

Кристина легко взбежала на четвертый этаж, открыла дверь, сняла куртку и сапоги, немного удивляясь тому, что в такой холод бабушки еще нет дома.

Внезапно откуда-то с кухни раздался слабый стон. Кристина бросилась на звук и увидела, что на полу посреди их маленькой пятиметровой кухни лежит бабушка — в том, в чем выходила на улицу: в шубе, меховой шапочке и суконных сапогах.

— Бабуля! Что с тобой?! — Ноги вдруг подкосились, и Кристина испугалась, что сама сейчас уляжется рядом с бабушкой, вместо того чтобы оказать помощь. !

Бабушка ничего не отвечала: она была без сознания. На миг Кристина совершенно растерялась, не зная, что предпринять, но тут же взяла себя в руки. Расстегнула шубу, намочила полотенце и приложила его бабушке ко лбу, а затем брызнула ей в лицо холодной водой. Бабушка вздохнула и открыла глаза.

— Одну минуту, полежи, я сейчас, — прошептала Кристина и бросилась к телефону вызывать «скорую». По телефону обещали, что врач будет.

— Бабуля! Милая! Держись! — шептала она. — Скоро приедет врач. Бабуленька…

Но бабушка ее не слышала. Она снова провалилась в глубокий обморок.

Врача все не было. Кристина не знала, сколько прошло времени, но ей казалось, что она ждет уже целую вечность. Что делать?! Она вскочила на ноги. Может быть, позвать соседей? Но чем они смогут помочь? Она бросилась в прихожую, чтобы позвонить матери. Скорее всего той еще нет дома, но вдруг… вдруг…

Дрожащими пальцами Кристина набрала знакомый номер. Долгие гудки… ну, конечно, мать еще в своем ларьке на Техноложке. Нет, трубку сняли.

— Мама! — закричала Кристина.

— Кристя, это, ты? — раздался спокойный голос.

— Мама, с бабушкой плохо! Я не знаю, что делать!

— Что с ней? — Теперь в голосе послышалась некоторая тревога.

— Не знаю! Она без сознания на кухне. Я пришла, а она лежит. Мама!

— Так, — прервала ее мать. — Вызывай «скорую».

— Я уже вызвала.

— Жди. Если не приедут, звони еще. И еще. Требуй. Они обязаны приехать.

— А если они не приедут?

— Звони мне. Я найду на них управу. Кристина повесила трубку. Разговор с матерью ее не успокоил. Требуй… Легко сказать… А если они все равно не приедут…

В прихожей зазвонил телефон. Врачи, подумала, Кристина, на ходу соображая, почему они звонят по телефону, а не едут. Она подняла трубку: