Заначка на черный день - Сергей Лавров

— Слышь, браток, не бузи, — примирительно сказал он, поднимая кверху толстые ладони, показывая, что в них нет оружия. — Давай перетрем дело. Мы от серьезных людей, и если я позвоню, ваш шалман через час разнесут в клочья. Эта ваша сучка — клофелинщица, она вчера кинула… одного моего друга на бабки… крупно кинула. Если ее здесь нет, и ты за это отвечаешь, скажи нам, где она живет, и мы уйдем. Только без понтов, понял?

Охранник замялся. Художественный руководитель скрылся за декорациями, явно не желая принимать участия в беседе.

— Я не знаю, где она живет, — неохотно отозвался охранник. — Здесь Наташка Костерева… они на двоих хату снимают вроде…

— Давай ее сюда!

— Она на сцене вроде…

Бандиты с охранником пошли к выходу на сцену, откуда неслась музыка. Черногривый «петушок» выбрался из-за декорации, изображавшей, в соответствии с чьим-то творческим замыслом, нос греческой триеры, заохал, всплескивая руками.

— Ах-ах! Беда! Они заберут Натусика… моего зайчика! А у нее еще сольный номер! Что же делать!? Почему тут лужа? Женщина! Женщина, эй!.. Уберите немедленно!

Я не сразу догадалась, что он обращается ко мне. Так пренебрежительно, между прочим, будто я в сравнении с его Светусиками и Натусиками — пустое место. А я, между прочим, тоже еще ого-го! Очень даже могу! Если бы меня к шесту выставить, еще неизвестно, кто лучше бы смотрелся!

Я молча поспешно шаркала тряпкой, собирая воду, поглядывая в ту сторону, куда ушел нервный «биток», а худрук пригнувшись разглядывал меня.

— Вы у нас новенькая? — спросил он. — Почему я вас раньше не видел?

Он все нагибался, чтобы увидеть мое лицо, а я все отворачивалась, пятилась, подставляя тыльную часть, туго обтянутую брюками, пока он, наконец, на нее не переключился. Тут его художественное чувство сработало, он не удержался от восхищения:

— Идеально! Вот настоящий женский зад! — и, не успела я ничего предпринять, как этот эстет платонически, но весьма ощутимо шлепнул меня по этому самому идеалу и вознамерился ощупать его как следует.

— О, черт! — воскликнула я, отпрыгнула — и почти лоб в лоб столкнулась с охотниками за волшебным чемоданчиком, скорыми шагами выходящими из сценического аппендикса.

Они, ухватив своими клешнями за голые плечи, грубо вели, почти тащили к раздевалке рослую, худую, темноволосую девушку, жирно намазанную с головы до пят кремом с блестками.

Пришлось мне приткнуться к стеночке и некоторое время потерпеть… так сказать, эстетические изыскания этого Пикассо. Не готова я была к такому повороту событий, честно скажу! Все хватала худрука за шаловливые ручки, точно институтка на первом танце с подгулявшим гусаром. Конечно, к настоящей женщине мужчины пристают и спереди, и сзади, но не так же экспансивно и прямолинейно!

— Одевайся! — тем временем прорычал «биток» девушке. — Поедешь с нами! Покажешь, где живет твоя подруга — ничего с тобой не будет!

Наташа Костерева — судя по развитию интриги, это именно она угодила в лапы бандитов, — вела себя достаточно мудро, я бы даже сказала — мужественно. Головы не потеряла, по крайней мере. Видя по лицу охранника, что в заведении ее никто защищать не станет, она, почесывая босой пяткой голую тонкую лодыжку, сказала Максиму:

— Я поеду, только чтоб никаких с меня вычетов! Пусть оплатят за сегодня, как за полную программу! — и обернулась к бандитам. — Дайте хоть вымыться, бакланы… Вся же жирная… одежду испачкаю… И не пялься здесь на меня!

— Не возись только! По-быстрому! — скомандовал «биток». — А то и такой возьмем! Без упаковки! За второй сорт сойдешь!

Господи, чего только не приходится переживать нашим девчонкам… Она, двигая голыми ягодицами, пошла куда-то в душевые, «биток» — за ней, и тут я, улучив момент, развернулась и съездила худруку по физиономии. От всей души. За наше женское достоинство.

Ручка у меня, между прочим, сухонькая, костистая и крепкая. «Петушок» отшатнулся — и шлепнулся задницей в остатки лужи, так, что брызги полетели вокруг. Лицо его выражало обиду и изумление.

— Максим! — жалобно взвизгнул он. — Меня бьют! Кто она?!.

Совершенно некстати в дверь, через которую я вознамерилась спешно ретироваться, ввалилась подмога, вызванная охранником. Их много было, они все лезли и лезли, один за одним, в униформе, с пистолетами и дубинками наизготовку. Двое дружков-бандитов отступили в угол, ощерились. Максим кинулся утрясать ситуацию, а я в наступившей сумятице, не находя другого выхода и чувствуя, что меня вот-вот схватят и Маргаритин сосед признает во мне мегеру с молотком, метнулась в кулисы — через сцену в зал! Информации для дальнейших действий у меня было достаточно!

Легко сказать: через сцену — в зал! Кто хоть раз выходил на сцену, тот знает, что все «юпитеры» светят в глаза актерам. Создается своеобразная световая завеса, и с этого великого театрального подиума ни черта вокруг не видно! Только ярко высвеченный круг, а за ним — темнота. Будто там и нет ничего.

Я легкой пташкой выпорхнула на эти доски, истоптанные тысячами ног, залитые потом танцовщиц, засыпанные пудрой и тальком, чтобы ступни не скользили. Думалось мне, что я незаметной мышкой прошмыгну по лесенке вниз, найду Веника у автомата — и мы побежим на стоянку караулить бандитов, чтобы проследить за ними до жилища бедной Натальи и сбежавшей с моим чемоданом авантюристки Светы. Черт, где же эта лесенка? Когда я мирно сидела в зале за столиком, мне и в голову не пришло присмотреться! А теперь в глаза ударил яркий свет прожекторов, тьма обступила подиум, и за ней лишь по шуму и удивленному ворчанию угадывался полный зал. Оказавшись вблизи шестов, в самом центре сцены, я растерялась, подошла к краю — и отшатнулась, опасаясь свернуть себе шею. Появление мое встречено было изумленным вздохом, за которым последовало продолжительное, выжидательное молчание. Дирижер маленького оркестра из трех музыкантов замер, пытаясь разгадать очередную импровизацию режиссера, махнул рукой — и саксофонист, дружески улыбаясь, затянул пронзительный блюз-ретро. Мой любимый блюз, между прочим!

О, черт! Они, кажется, решили, что я им сейчас ретрострип слабаю! Извините, голубчики, забыла надеть черное белье… Но в просвете кулис, хватаясь за кудлатую голову, уже стоял художественный руководитель, с багровеющим отпечатком моей пятерни на физиономии. Отступать было некуда, следовало с достоинством и честью выходить из сложившегося непростого и пикантного положения. Плакала моя репутация!

Впрочем, настоящая женщина, даже потеряв репутацию, сумеет этим воспользоваться. К тому же меня спас Веник. Он меня просто выручил, умница! Войдя в зал, нимало не стесняясь, он восхищенно заорал хриплым байкерским голосом:

— Давай, Агни! Зажигай по-нашему! — и забухал в свои громадные ладони.

Вслед ему захлопали прочие зрители, настраиваясь на розыгрыш. Я поблагодарила грациозным поклоном, вздохнула, прикрыв глаза, поймала волнующий ритм блюза — и выдала им свою произвольную программу. Не всю, конечно, упрощенный вариант — но колесо-рондат сделала и на мостик у шеста встала. Под конец, взмахнув крылами умирающего лебедя, я отважно рухнула со сцены прямо на руки подхватившего меня седого байкера, спрятала горящее лицо в его кожанку с заклепками — и он понес меня к выходу под одобрительный свист и продолжительные аплодисменты. Не скажу, чтобы они переходили в овации… но для моих лет и это неплохо. Спина, между прочим, потом еще неделю ныла.