Японские писатели – предтечи Новейшего времени - Нацумэ Сосэки

города на порванном листе. Затем он снова уселся за стол и продолжил свои прилежные занятия. Я следил за ним с нарастающим любопытством.

Часы внизу пробили девять. Мацумура встал от стола и, как бы собираясь отчитаться о долгом исследовательском процессе, присел рядом с моей подушкой. Затем он с некоторым напряжением сказал:

— Слушай, у тебя иен десяти не найдётся?

Как я уже говорил, странное поведение Мацумура меня очень заинтересовало, поэтому я ни словом не возразил, хотя 10 иен было суммой, составлявшей половину имевшегося у нас тогда капитала.

Мацумура взял у меня 10-иеновую купюру, надел накидку авасэ и жёваную спортивную кепку, после чего резко вышел, не сказав ни слова.

Оставшись один, я стал представлять себе — что делает Мацумура, и тихонько посмеивался, да так незаметно для себя и задремал. Помню сквозь сон, как через какое-то время Мацумура вернулся, но я так и не поднялся, проспал до утра. Проснулся поздно, было уже около 10 часов; открыл глаза и увидел рядом со своей кроватью какую-то странную фигуру, похожую на торговца: в одежде из лент, подвязанной твёрдым поясом, с тёмно-синим передником и со свёртком фуросики за спиной.

— Ну, что вытаращился? Это же я!

Я пришёл в полную растерянность: у этого человека был голос Мацумура Такэси. Пригляделся получше — да это был именно он, просто в совершенно другой одежде. Я ничего не понимал.

— Что это ты…? Зачем фуросики на спину повесил? А я подумал — какой-то старший управляющий…

— Тихо, тихо, не так громко, — зашептал он, подняв обе руки, как будто стараясь заставить меня замолчать. — Я такой подарок принёс…!

— Ты вчера куда-то срочно ходил…

Я тоже интуитивно понизил голос, но Мацумура замахал руками и сдавленно захихикал, как будто его переполнял смех. Потом он придвинулся и сказал мне на ухо так тихо, что было еле слышно:

— А ты знаешь, в этом свёртке фуросики денег на 50 тысяч иен…

3

Читатель, наверное, уже представил себе, что Мацумура Такэси принёс откуда-то те самые 50 тысяч иен, которые спрятал «грабитель-джентельмен». Те самые пятьдесят тысяч, за которые, вернув их заводу электроизделий, можно было получить вознаграждение в пять тысяч иен. Только вот Мацумура не собирался этого делать и вот как объяснил причину.

По его словам, если просто бездумно вернуть деньги, это будет не просто глупо, но и чрезвычайно опасно. Ведь эти самые деньги где-то целый месяц безрезультатно искали профессиональные сыщики. Даже если бы просто вернули их, у многих возникло бы сомнения: зачем возвращать 50 тысяч, чтобы получить пять? Не лучше ли были оставить себе всё…?

Но было ещё кое-что совсем опасное: месть «джентельмена-грабителя»! Его стоило бояться. Если он узнает, что кто-то нашёл деньги, отложенные им на потом, когда выйдет из тюрьмы, этот негодяй, большой ловкач по всяким злодействам, спокойно на это смотреть не будет (тут Мацумура говорил о грабителе с боязливым почтением). Даже если мы будем вглухую молчать, это не поможет: деньги ведь будут возвращены владельцу, который выдаст премию, и имя Мацумура сразу появится в газетах. Фактически это будет сообщением тому негодяю: кто теперь его главный враг.

— В общем, пока что я немного выигрываю у этого мерзавца. Слышишь, выигрываю у этого гения-грабителя! Конечно, 50 тысяч иен — это здорово, но во мне сейчас сильнее чувство победы. Я умный! Ну, по крайней мере, умнее тебя — признай! А к этому великому открытию меня привела медная монета в два сэн — сдача за сигареты, что ты положил мне на стол. Кое-что насчёт этого медяка ты не заметил, а я вот заметил! И вот: всего из двух сэн получилось 50 тысяч иен — в два с половиной миллиона раз больше денег, а! И что получается? Получается, что моя голова умнее твоей!

Мы были молоды, в известной степени занимались умственным трудом, так что соревнования в сообразительности были для нас обычным делом. У Мацумура Такэси и у меня в то время не было никаких занятий, так что мы частенько горячо спорили, и эти разговоры нередко затягивались на всю ночь. Ни один из нас не уступал, говоря: «Нет, я умнее!» Но в данном случае достижение Мацумура — и весьма серьёзное достижение — совершенно очевидно свидетельствовало о его превосходстве.

— Ну ладно, ладно. Хватит надувать щёки; лучше расскажи — как всё получилось.

— Не спеши. Я вместо этого хотел бы подумать — как потратить 50 тысяч. Ну ладно, раз ты такой любопытный, расскажу тебе вкратце о своих трудах.

Конечно, он это говорил не для того, чтобы удовлетворить моё любопытство, но чтобы ещё раз искупаться в лучах славы. Как бы то ни было, вот, что он рассказал, а я слушал лёжа на футон, как он триумфально двигает подбородком.

— Когда ты вчера ушёл в баню, я стал забавляться с медяком и вдруг заметил странность: у него по ребру (по всему диаметру) шла тоненькая чёрточка. Странно, подумал я; стал вертеть медяк, и вдруг он разделился надвое!

Он достал монету из выдвижного ящика стола и раскрутил верхнюю и нижнюю половины: это походило на маленький контейнер для таблеток.

— Видишь? Внутри пустое пространство; это какой-то контейнер, сделанный из медяка. Да какая тонкая и точная работа! С первого взгляда ну ни за что не отличишь от обычной монеты в 2 сэн. И тут я вспомнил одну историю про пилку, которую использовал один знаменитый преступник, чтобы бежать из тюрьмы. Она была закамуфлирована под пружину карманных часов и походила на сворачиваемую пилу, которой могли пользоваться лилипуты. Если бы такую вложить внутрь медяка, предварительно выскребенного, то какими бы толстыми ни были решётки тюремной камеры, их всё равно можно будет перепилить и убежать. Всё это знание пришло от иноземных воров. И я стал представлять, как этот медяк сперва был у грабителя, а потом как-то появился здесь… Только странным было не только это. Моё любопытство разжёг не столько сам медяк, сколько обрывок бумаги, который находился внутри его. Вот он.

Это был тот самый клочок, который Мацумура так прилежно изучал прошлой ночью; прямоугольник из японской бумаги, со стороной где-то в 2 сун, на котором мелкими знаками было написано что-то совершенно непонятное:

陀、無弥仏、南無弥仏、阿陀仏、弥、無阿弥陀、無陀、弥、無弥陀仏、無陀、陀、南無陀仏、南無仏、陀、無阿弥陀、無陀、南仏、南陀、無弥、無阿弥陀仏、弥、南阿陀、無阿弥、南陀仏、南阿弥陀、阿陀、南弥、南無弥仏、無阿弥陀、南無弥陀、南弥、南無弥仏、無阿弥陀、南無陀、南無阿、阿陀仏、無阿弥、南阿、南阿仏、陀、南阿陀、南無、無弥仏、南弥仏、阿弥、弥、無弥陀仏、無陀、南無阿弥陀、阿陀仏、

— Что это? — думал я. — Похоже на бормотание во сне буддийского монаха-старика. Первой мыслью было — это просто кто-то баловался. Или, может, какой-то грабитель раскаялся в совершённых преступлениях и, чтобы смягчить свою