Женить чудовище - Елена Трифоненко

– Паша, ты цел? – Я осторожно пробираюсь к унитазу и подхватываю мальчика на руки. – Ты не порезался?

– Нет, – говорит он.

Я оглядываю пол.

– Что ты сделал с зеркалом?

– Это не я, – мямлит Паша. – Оно само. Я просто его случайно рукой задел.

– Ой, а мама говорит, что разбитое зеркало вызывает семь лет несчастий! – радостно вопит из коридора Маша. – Теть Тань, а кто именно теперь будет несчастным, вы или Паша? Давайте Паша будет, он же разбил.

Она пытается ворваться в ванную, но я загораживаю ей проход: боюсь, что она поранится.

Паша начинает реветь:

– Не хочу быть несчастным! Не буду!

– Будешь, будешь! – вопит Машка. – И велик тебе никто не подарит теперь. И мороженого никто не купит.

– А-а-а! – голосит Паша и пытается лягнуть сестру.

Я выскакиваю из ванной:

– Дети, успокойтесь!

– Не хочу быть несчастным! – продолжает орать Пашка. – Оно само упало. Само!

– Да-да, я верю! – перекрикиваю я. – И никто не будет несчастным, не волнуйся. Это всего лишь глупое суеверие.

Машка смотрит на меня раздосадовано:

– А мама говорит, что это правда. Вы считаете, моя мама врет?

– Нет, что ты! – Я немного теряюсь. – Она просто… просто немного заблуждается.

– Моя мама всегда говорит только правду! – настаивает Машка. – И она все-все знает на свете. Она училась в школе на одни пятерки. А вы на что учились? Наверное, двоечницей были, да?

Я ставлю Пашу на пол:

– Так, ребят, мне некогда сейчас с вами обсуждать школьные годы. Ко мне сейчас должны приехать по работе. Поиграйте немного в комнате, пока я уберу осколки. Пожалуйста!

Машка тут же убегает из коридора, а Паша стоит на месте, задумчиво ковыряет край обоев у двери.

– Паша, иди играй.

Он поднимает на меня жалобные глаза:

– А можно мне один осколок себе забрать? Самый маленький!

– Паша, нет. Ты можешь порезаться.

– Я буду осторожно играть.

– Паша, иди в комнату! – Я пытаюсь придать голосу стальных интонаций.

– Какая же вы противная! – фыркает Паша. – Не зря папа говорит, что у вас мозгов нет.

– Что? – Я застываю как громом пораженная. – Что папа про меня говорит?

Паша ничуть не смущается:

– Он говорит, что вы курица безмозглая и на маму плохо влияете.

– Понятно, – я вталкиваю Пашу в комнату и закрываю за ним дверь.

Ну, Федя, погоди! Я тут, значит, с его детьми сижу, а он меня курицей обзывает. Вообще ни в какие ворота!

Бурча под нос всякие ругательства, я сметаю осколки в совок и выбрасываю их в мусорное ведро. Зеркала очень жалко, точней жаль денег, которые придется потратить на новое.

Я открываю воду, чтобы вымыть руки, но в квартире опять раздается звон бьющегося стекла. Господи, неужели эти охламоны грохнули мой ноутбук? Схватившись за сердце, я бегу в комнату: звук несся именно оттуда.

Паша опять стоит в окружении осколков с вытаращенными глазами. В этот раз не повезло моей люстре. Но это ничего, люстра – это не так страшно, как ноутбук.

– Она сама! – восклицает Пашка до того, как я успеваю что-нибудь спросить. – Я ничего не делал.

– Делал, делал, – бухтит Машка, лежащая на диване с моим планшетом. – Он в нее мячом попал.

– У вас что, еще и мяч с собой?

– Паша с ним не расстается. Он даже спит с ним и везде играет.

– А почему ты его не остановила?

Машка не отрывается от планшета:

– Ну давайте, выставите меня крайней, ага! Вечно я у всех виновата.

Я вынимаю Пашку из осколков и сажаю на диван.

– Замри! – говорю я и делаю грозное лицо. – Не шевелись.

Сбегав за совком и щеткой, включаю детям телевизор и снова принимаюсь за сбор осколков. Дети щелкают пультом, скачут по каналам, а я рыскаю по полу в поисках битого стекла. Если кто-нибудь из детей вспорет ногу, Сонька меня прикопает в ближайшем палисаднике. Да я, в принципе, и сама себе такого не прощу.

В какой-то момент я встаю на четвереньки, чтобы проверить, нет ли стекла под диваном, и внезапно чувствую затылком чужой взгляд.

Сначала я думаю, что мне просто мерещится, а потом Машка вдруг растерянно бормочет:

– Здрасьте!

Я оборачиваюсь. На пороге комнаты стоит Кузнецов с ключами в руках. Взгляд у него странный, можно сказать, завороженный и сфокусирован он четко на моей филейной части.

Меня охватывает жуткий гнев. Как смеет этот свин вламываться в мою квартиру без разрешения? Мне, конечно, заплатили, но, как любой работник, я имею право на личное пространство. И надо вот прямо сейчас об этом заявить, ага.

Я открываю рот, чтобы возмутиться, но потом сразу закрываю. Кузнецов так прочно залип на моих прелестях, плохо скрываемых халатом, что, похоже, сейчас меня не услышит. У меня вообще ощущение, что он забыл, зачем пришел.

Не слишком грациозно поднявшись с четверенек, я одергиваю халат. Кузнецов отмирает и наконец встречается со мной взглядом. Я смотрю на него с укоризной. Интересно, есть у него совесть, или забыли выдать при рождении?

Вместо того чтобы устыдиться, Кузнецов хмурится и скрещивает руки на груди.

– Миленькая картина! – говорит он. – Танчик, ты что, наврала в резюме?

– В смысле?

– Мне Серега показывал твое резюме. У тебя написано: в разводе, детей нет. Я поэтому тебя и нанял, посчитал, что именно ты сможешь посвятить моей личной жизни всю себя.

– Это не мои дети, – признаюсь я.

Он усмехается:

– Дай угадаю: тебе их подкинули?

– Вроде того. У подруги случилось чепе, она полчаса назад их привела.

Кузнецов, кажется, не верит. Он с хитрым видом поворачивается к детям и показывает на меня:

– Ребят, а почему не помогаем маме убираться?

– Это не наша мама! – оскорблено вопит Паша. – Наша – добрая, а эта просто ужас какой-то.

Лицо Кузнецова светлеет.

– Я уже закончила уборку, – говорю я, выбросив осколки, убираю совок и щетку в кладовку.

Кузнецов следит за мной с плохо скрываемой подозрительностью. Наверное, считает, что у меня в кладовке есть черных ход, и я могу через него ускользнуть.

– Может, перенесем нашу встречу на завтра? – предлагаю я. – С детьми как-то неудобно обсуждать рабочие вопросы.