Негодяй в моих мечтах - Селеста Брэдли

Хватит об этом! Она шагнула назад, к лестнице. Он протянул руку, чтобы ее остановить. Лорел, как и раньше, отпрянула от его прикосновения, не желая испытывать свою решимость.

— Я заберу ее, мы покинем это место, и ты больше никогда нас не увидишь. Негодяй!

— Я понял, — нахмурился Джек. — Но почему?

Гнев, порожденный его предательством, вскипел снова.

— Почему?! — Она бросилась на Джека с кулаками, мгновенно позабыв о решении не приближаться к нему. С отчаянным животным криком, полным отголосков всех горестных минут муки, которую он ей причинил, она била его по широкой груди. — Ублюдок! Мерзкий, бессердечный, бездушный…

Он схватил ее в объятия и крепко прижал к себе.

— Лорел!..

Оказавшись так близко к нему, Лорел не могла замахнуться и ударить, что, разумеется, и было его целью. Она могла только биться в его объятиях, издавая невнятные крики, и, конечно, кусаться, но вырваться из его жесткой хватки не получалось. Его руки крепко обвивали ее, пока она с помощью кулаков, пинков и проклятий изливала на него все годы своей горечи и утрат.

Наконец ее ярость сменилась изнеможением и разум успокоился настолько, чтобы осознать, что, несмотря на всю свирепость ее нападок, он ни разу не ответил ей ударом на удар. Даже словом не откликнулся. Он просто стоял, как статуя из гранита, и держал ее, пока она бесновалась.

С краткими задыхающимися вздохами она расправила ладони у него на груди и решительно оттолкнула его, прошептав:

— Отпусти меня.

Он не ответил. Она глубоко вздохнула и произнесла более спокойно, но твердо:

— Отпусти меня.

Когда его хватка ничуть не ослабла, Лорел рискнула поднять на него глаза. Он слегка отвернулся и зажмурился. Если тело превратилось в гранит, то лицо было словно изваяно изо льда, а зубы стиснуты так сильно, что напрягшись жилы на шее. Что-то неладно…

А затем она почувствовала нечто напрягшееся, упершееся ей в живот… Она узнала эту твердость. На одну бесконечную ночь она принадлежала ей. Воспоминания о его щедрой отдаче, о размере, о жаркой шелковистой стали в ее руках… внутри… во рту…

Тело вновь предало ее. Несмотря на всю последующую ненависть, на все ее муки, Лорел так и не удалось до конца убедить себя, что та ночь не была всепоглощающим экстазом. Если угодно, это было одним из его предательств: ознакомить ее с таким сладостным наслаждением, дать знать, что оно существует… а потом навсегда его отнять. На один миг она задохнулась — но этот миг, казалось, лился час, — они оставались прижатыми друг к другу, уже без борьбы. Ее ярость израсходовалась, воля изнемогла от воспоминаний. Лорел даже позволила себе уронить голову ему на грудь. Ее пальцы сами собой расправились, прижавшись к его твердой груди, ощущая тепло сквозь жилет и рубашку, осязая кончиками пальцев стук сердца.

Молчание окружило их… затянулось… обвило шелковой паутиной, оставляя прижатыми друг к другу, задыхающимися, ожидающими…

Хотя Джек усилием воли заставил себя оставаться неподвижным, в голове у него разразилась буря. Это была Лорел, женщина, которую он прижимал сейчас к себе. Когда он видел ее в последний раз, она была почти девочкой, едва знакомой, возможно, будущей сестрой…

Тогда каким же образом его тело знало ее? Как получилось, что он стоял здесь, крепко сжимая ее, желая ее с такой безумной жаждой, от которой у него сводило челюсть… и все дрожало внутри?

В его мозгу крутились какие-то бессвязные обрывки воспоминаний. Лорел, с косичками, смеющаяся в ответ на его поддразнивания. Амариллис, осыпающая насмешками ее, покрасневшую, смущенную пятном от пролитого на платье чая. Амариллис… ее сладкие нежные губы, щедро податливая, обнаженная… раскинувшаяся под ним.

Лорел смотрела на него своими синими глазами, полными желания, томления… а он тогда не замечал этого, не понимал по молодости и глупости.

Плачущая Амариллис, когда его вышвырнули из их дома, хотя сделали это по ее же наущению.

«Что-то здесь не так. Неправильно… Думай!»

Но думать он не мог. Его ум отказывался соображать, захваченный водоворотом внезапного, необъяснимого вожделения, раздвинувшейся черной бездной потребности… Нужды.

Потребности в сестре его прежней возлюбленной?!

Убийственно. Непристойно. Совершенно немыслимо… Его объятие крепко сжалось. Он открыл глаза и увидел ее обращенное к нему, залитое слезами личико. Синие глаза встретились с карими. Губы ее приоткрылись, и теплое дыхание согрело его рот…

— Папа?! — раздался на лестнице высокий голосок Мелоди. — Ты здесь?

Задвижка на двери затряслась. Джек увидел, как на лице Лорел погасло сладостное забвение страсти, в глазах засветился свет разума… или того, что сегодня должно было сойти за разум. Она сильно толкнула его в грудь и вскрикнула:

— Мелоди! Мел…

Дверь внизу начала открываться, но его инстинкт воина проснулся к жизни. А вторым инстинктивным желавшем было защитить Мелоди. Одним решительным жестом он запихнул Лорел в боковую комнатку чердака. Она споткнулась, удивленно обернулась к нему.

— Нет! — Распахнув глаза, она рванулась, пытаясь подмешать. — Нет, Джек! Она моя…

Он захлопнул дверь, оборвав Лорел на полуслове, и повернул торчащий в замке ключ. Одной рукой он сунул этот ключ в карман, а другую протянул навстречу ангелочку, личико которого светилось в луче света, падавшего в щели лестницы. Глухой стук потряс дубовую дверь за его спиной, но Джек поспешил вниз, к Мелоди, заглушая стук своими шагами. Любопытство не заманит ее на чердак.

Мелоди не пойдет туда. Никогда.

— Что он сделал? — Крик Мелоди буквально взорвал тишину комнаты. — Я не могу в это поверить! — Она подняла голову с плеча Пуговки и с ужасом посмотрела на него.

— Это истинная правда, — кивнул Пуговка. — Он сам мне это рассказывал.

— Но это ведь ужас что такое! Как он мог сотворить подобное?!

Пуговка похлопал ее по руке.

— Но он вовсе не хотел ей зла. Это была… ошибка. Ошибка, которая в последующие дни разрослась и зашла слишком далеко.

— В последующие дни? — Мелоди просто вытаращилась на него. — Ты хочешь сказать, что он держал ее там? Сколько времени? Долго?

Пуговка поджал губы.

— Я, конечно, могу сказать тебе точно, однако тогда придется пропустить самые интересные куски этой истории. И потом тебе стоит больше верить в своего отца.

— Нет! Это слишком ужасно! — Мелоди скрестила руки на груди. — Я больше никогда с ним не заговорю.

Пуговка улыбнулся:

— Не забудь сообщить ему об этом через час, когда он поведет тебя к алтарю. — Он слегка щелкнул ее по носику. — А сейчас, славная и свирепая моя Мелоди, хочешь ты слушать эту историю или нет?