Созвездие Овна, или Смерть в сто карат - Диана Кирсанова

«Не везло» на Люськином языке означало, что ее бросил очередной ухажер.

– И вот я, – продолжала Люська, сияя от воспоминаний, – решила пойти погулять – просто так, куда глаза глядят… В семь вечера это было, запомните! Выхожу из дома, иду к остановке… смотрю – подходит троллейбус. Седьмой номер. Запомните – седьмой! Я села, сама даже не знаю, зачем… Проехала семь остановок (слышите? – семь!), вдруг объявляют: конечная. Я вышла. И тут прямо передо мной – казино!

– И что? Ты его, что ли, за знак посчитала? – не выдержал Волынкин.

– Нет! – торжествовала подруга. – Я тогда еще ничего не поняла! Просто так вошла, из любопытства… Хожу между столов, хожу… А этот, как его? Ну, который в «бабочке»…

– Крупье?

– Да, он! Объявляет: делайте ставки. Я решила – дай рискну! И стала думать, на какую цифру поставить. И тут… И тут меня осенило! Надо ставить на «22»! Понимаете?!

Она снова прижала кудельки к вискам и посмотрела на нас на этот раз вопросительно.

– Нет… Не понимаю, – честно признался Мартынов.

– Ну как же! – топнула ножкой Овечкина. – Я вышла из дому в СЕМЬ вечера, села в СЕДЬМОЙ троллейбус, проехала СЕМЬ остановок…

– Ну и что? – хором спросили у нее мы все.

– А то, что это и был знак! Трижды семь – ДВАДЦАТЬ ДВА! – и торжествующая Люська опустила свой занавес.

Первые секунды окружающие хранили молчание – а потом редакционные стены сотряс такой громовой хохот, от которого вполне могли полопаться стекла в соседних с нами учреждениях. Даже главный редактор, имевший внешность и темперамент долго пожившего бульдога, смеялся во весь голос и вытирал выступившие слезы указательным пальцем. Генка Волынкин вообще повалился прямо на пол – пивное брюхо колыхалось, грозясь вот-вот откатиться от хозяина в сторону.

– Люсенька! Ты перепутала знаки, но получилось, что к счастью, – сказал Мартынов, отсмеявшись. – На самом деле высшие силы хотели тебе намекнуть, что пора бы выучить таблицу умножения!

С работы меня отпустили (веселящийся Мартынов в ответ на просьбу просто махнул рукой, каковой «знак» я сочла согласием), и, слегка ободренная случившимся с Люськой анекдотом, я вышла на крыльцо и дождалась Антона, который подъехал за мной на своем верном «Фольксвагене».

Совсем скоро я уже сидела рядом с Антошкой – мы тронулись с места и скрылись за углом, оставив моих коллег теряться в догадках о том, какую цель имеет предпринятое мной путешествие.

– Мы все-таки в морг или еще куда? – спросила я со слабой надеждой.

– Все-таки в морг.

* * *

– Может, заедем пообедать?

Задавая мне этот вопрос, Тошка, я уверена, не хотел сказать ничего плохого, но я все равно подпрыгнула от обиды.

– Нет!!! – заорала я злобно, стараясь отогнать от себя враз представшую перед глазами картину в деревенском стиле: тарелка борща с добрым шматом сала, плошка сметаны и ог-громный кус ржаного хлеба. – Я на диете!!!

– А-а-а, – разочарованно протянул приятель. Спустя минуту он пробормотал как бы про себя: – Чего только не творят с собой люди! Бывает, сядет человек на диету, а встать уже не может…

Я надулась.

– Ладно, не злись. Уж где-где, а в морге тебе сразу есть расхочется.

Да… Я понимала, что это глупо, что ни на каких умерших в данном случае мне смотреть не нужно – но все равно боялась. Когда Антоха затормозил у ничем не приметного здания из красного кирпича, расположенного неподалеку от Медакадемии и кардиоцентра, ему пришлось долго уговаривать меня выйти из машины – я сидела, зажмурившись и прикрыв ладонями уши, и мне казалось, что запах формалина доносится до меня даже сюда.

На самом же деле внутри помещения, куда я зашла на подкашивающихся ногах, упомянутый запах ощущался лишь слегка – и то для особых любителей принюхиваться. Длинные полутемные коридоры с потрескавшимся от тяжелых колес каталок кафельным полом были пустынны, но, к моему удивлению, отнюдь не пугающи. Более того, с обратной стороны входной двери какой-то весельчак изобразил красным фломастером следующую надпись:

«Выход в суетный мир».

И – ниже:

«Не торопись, подумай!»

Я наотрез отказалась заглядывать за редкие двери по обеим сторонам коридора в поисках старшего патологоанатома и, пока Антошка выполнял эту задачу, осталась стоять возле какого-то одиноко прислоненного к стене стола из нержавеющей стали с ободранными ножками.

Прошла минута, другая – Антошка пропал без вести, и, сделав несколько глубоких вздохов, я все-таки двинулась вперед, пугаясь гулкого эха собственных шагов. Свернула за угол – из-за одной двери доносились молодые голоса, они чему-то там смеялись, – решилась и потянула на себя створку. В небольшой комнатке с яркими лампами под потолком находились двое.

Парочка была действительно нестарой – он мыл руки у умывальника и рассказывал бородатый анекдот, она курила, на столе валялось несколько тюбиков тонального крема, круглая коробочка не самой дешевой пудры, кисточки, аппликаторы, помада – почти тот же набор, что и у меня, да и названия производителей знакомы.

– Простите, – я перевела дыхание, – простите, вы не подскажете, как мне найти старшего патологоанатома?

– Павла Леонтьича? – Женщина повернула ко мне круглое лицо с убранными под врачебную шапочку волосами. – Это по коридору направо, вторая дверь за поворотом.

У нее были очень красивые светлые глаза с как будто подкрашенными, но на самом деле просто очень черными и густыми ресницами.

– Спасибо, – я сделала было шаг назад, но тут в конце коридора послышался нарастающий стрекот колес, и краем глаза я увидела, как человек в белом халате катит мне навстречу нечто, покрытое сверху простыней. Я ойкнула и сама не поняла, как оказалась в кабинете.

– Да вы не бойтесь, – добродушно усмехнулся мне молодой человек, закрывая кран и с треском сдирая с рук резиновые перчатки. – Первый раз? Да? Не бойтесь, я сейчас вас провожу.

– А можно… мне… воды? – слабо спросила я, увидев краем глаза, как женщина загасила сигарету, отвинтила у бутылки с минералкой пробку и попридержала ее, выпуская газ.

– Пожалуйста…

Я взяла протянутую мне чашку с лопающимися на поверхности воды пузырьками и сделала несколько судорожных глотков.

– Может, бутербродик? – радушно предложила женщина. Сама она уже подносила к губам тонкий кусок белого хлеба с уложенным сверху кружочком колбасы.

Я содрогнулась и, ища, куда бы присесть на минутку, примостилась на табурете возле стола, на котором, наверное, хранились какие-то медицинские приборы – какое-то неровное возвышение было аккуратно прикрыто марлей.

– Осторожно! – предупредил молодой человек, но было поздно: я неловко подняла руку, чтобы утереть со лба холодный пот, и нечаянно зацепила рукавом легкую ткань; она с готовностью поползла за моей рукой, и в нескольких сантиметрах от себя я увидела бледное лицо.