Игра - Лаура Паркер

Дойдя до середины сцены, женщины низко поклонились публике.

— Абсурд какой-то! — раздраженно подал голос лорд Лавлейс.

— На них балетные костюмы, — растягивая слова, проговорил Дарлингтон, чье настроение резко поднялось при новой возможности позлить графа. — Вы только посмотрите, какие у них короткие юбочки! Выше колен! А корсажи! Они только-только прикрывают их женские прелести.

— Ленты в волосах разного цвета, — откликнулся Эйлан. — Наверное, чтобы легче было их различать!

Джек бросил на молодого человека ироничный взгляд: стоящих на сцене женщин скорее можно было различить по размерам или цвету волос, нежели по лентам.

Одна из них выступила вперед и злобно зарычала на свою соперницу, отчего та отступила на шаг. Вспыхнувший в зале смех тут же смолк, и наступила полная тишина. Толстая блондинка подняла над головой обнаженный меч, мускулы на ее руках рельефно выделились. Зал отреагировал на это одобрительным гулом.

Лезвие меча было специально затуплено, но так ярко сверкало в лучах света, что его способность пронзить противника насквозь не вызывала сомнений.

— Ну, держись, мерзавка! — хриплым голосом выкрикнула блондинка. — Я живо расправлюсь с тобой, грязная ирландская потаскуха! Но пусть они сначала заплатят!

И она кивнула в сторону зала, ответившего громовым хохотом. На сцену со всех сторон посыпались монеты. Полная блондинка нагнулась и принялась их подбирать. Ее соперница тут же воспользовалась этим. Она подскочила к толстухе и с криком «замолчи, старая б…!» что было сил ударила мечом плашмя по ягодицам.

Та снова зарычала и разразилась потоком площадной брани.

— Вонючее дерьмо! — орала она. — Я сейчас отправлю тебя туда, откуда ты явилась на этот свет!

Она сделала выпад мечом, но ее соперница ловко увернулась, отпрыгнула в сторону и ответила не менее изощренной бранью, прибавив под конец:

— Ах ты, безрогая английская корова!

Последние слова вызвали очередной взрыв смеха в зале и новый поток посыпавшихся на сцену монет.

— Ставлю тысячу фунтов на ирландку! — не вытерпел лорд Ревуа. — Даже если она проиграет, но нанесет хотя бы один хороший удар, я не стану жалеть о потерянных деньгах! Кто готов поставить против меня?

Желающих не нашлось.

Из глубины ложи донесся голос Миллпоста:

— Неужели никто не хочет состязаться с лордом Ревуа?

— Я не дам и пенса на столь омерзительную игру! — ответил Рэндольф, решительно поднимаясь со своего кресла. При этом он снова поймал сардонический взгляд Джека.

— Вы уходите, Лавлейс? — Его бровь удивленно приподнялась. — Зря! Ведь самое интересное только начинается.

Он бросил на Джека презрительный взгляд и усмехнулся:

— Меня не удивляет, что подобная демонстрация женского бесстыдства и порочности соответствует вашим вкусам.

Дикий рев зала не дал возможности Джеку достойно парировать этот выпад. Между тем ответить надо было, причем продуманно и спокойно.

— Отдаю должное вашему суждению о подлинной женственности и нашему общему к ней отношению, — сказал Дарлингтон, дерзко глядя в глаза Рэну.

По выражению лица лорда можно было понять, что он склонен повторить свое оскорбление. Но Лавлейс не сделал этого и сказал примирительным тоном:

— Я не разделяю вашей любви к кровопролитию, однако беру назад свои слова.

Миллпост вытянул вперед шею, ядовитая улыбка обнажила пожелтевшие зубы, и, обдавая присутствующих в ложе зловонным запахом дешевого сыра изо рта, он сказал:

— Пари! Вот поистине то средство, которое помогает любому джентльмену избавиться от желчности! Почему бы вам не заключить пари с лордом Лавлейсом, виконт Дарлингтон? Пусть каждый из вас поставит на одну из тех двух женщин, которые сейчас неведомо зачем истязают друг друга на сцене!

Рэндольф неожиданно вспомнил одну из сплетен, которую на днях выболтала Шарлотта. Речь шла о Дарлингтоне и его финансовом положении. Говорили, что постоянные проигрыши за карточным столом сильно подорвали состояние виконта. Последний очень значительный долг, который он вряд ли способен уплатить, может стоить Дарлингтону положения в обществе и даже стать причиной позорного изгнания из Лондона.

Лавлейс внимательно посмотрел на виконта:

— Хорошо. Я согласен заключить с вами пари, виконт Дарлингтон. Но только с вами! Что вы скажете о ставке, скажем, в десять тысяч фунтов?

Джек почувствовал знакомый холодок пробуждающегося азарта, свойственного каждому игроку.

— Вы говорите, десять тысяч? — переспросил он совершенно спокойным голосом, в котором не чувствовалось ни азарта, ни страха.

Игра могла бы стать его страстью. Но она не требовала крови, а именно в этом Джек Дарлингтон был особенно искушен…

— Так вы предлагаете десять тысяч фунтов? — еще раз переспросил он Рэндольфа. — Почему не двадцать?

— Джек, вы не должны… — испуганно начал Ревуа, но взгляд Дарлингтона заставил его замолчать.

Выражение лица Рэндольфа впервые за этот вечер смягчилось и потеплело.

— А почему бы действительно не двадцать? — согласился он и легким движением руки показал в сторону англичанки. — Советую выбрать ее.

С этой секунды все внимание Джека было приковано к сцене.

Рефери с длинным жезлом вышел на авансцену и, как это полагалось, подробно объяснил публике правила поединка. Он сказал, что победительницей станет участница, которая первой сумеет трижды пролить кровь соперницы. Но поединок может закончиться и раньше, если у одной из участниц начнется сильное кровотечение или же дуэлянтка громко заявит о своем поражении и попросит прекратить бой.

Несмотря на всю задиристость ирландки, было очевидно, что она больше боится своей соперницы. Меч дрожал в ее руках все время, пока они кружили по сцене, не решаясь нанести первый удар.

— Ну вот и все, — удовлетворенно пробурчал Лавлейс и повернулся с явным намерением уйти.

— А как же пари, милорд? — разочарованно воскликнул Миллпост.

— Меня абсолютно не интересует исход этой игры, — презрительно скривил губы Рэн. — Согласившись держать пари, я просто хотел помочь виконту Дарлингтону. Ведь вы хотите получить выигранную сумму и погасить все долги до полудня, не так ли?

Джек, как всегда, с совершенным безразличием выдержал полный неприязни взгляд Рэндольфа и, слегка поклонившись, ответил:

— Я к вашим услугам, Лавлейс.

Джек снова повернулся лицом к сцене, хотя его интерес к спектаклю значительно уменьшился.

Что-то похожее на зависть шевельнулось в груди Джека. Наверное, он, как и Лавлейс, тоже мог бы следовать высоким моральным принципам, будь у него такой же туго набитый кошелек! Но для этого Дарлингтону как минимум следовало бы пересмотреть свое отношение к возможной женитьбе на мегере с бельмом на глазу и годовым доходом в сто тысяч фунтов, которая, забыв всякий стыд, преследовала его год назад в Тортоле… Ну уж нет!