Ротмистр Гордеев - Дмитрий Николаевич Дашко

Обращаю внимание во что они одеты и обуты. Мундиры явно пообносившиеся, как это часто бывает в боевых частях (на фронте одежда просто «горит»), но хотя бы не рвань и лоскуты, цвет явно не уставной, какая-то странная импровизация – от жёлто-зелёного до голубоватого оттенка. Не иначе пытались красить белые заметные гимнастёрки кустарным способом. На ногах вместо сапог обмотки и что-то вроде мягких туфель.

Отъехав, спрашиваю ординарца, что это за обувь.

- Улы, китайские башмаки, - поясняет Скоробут. – Сапоги уж больно быстро разбиваются на сопках, да шум от них изрядный, а мы ж разведка – нам тихо нужно ходить.

Киваю. Оказывается проблема с обувью – штука вечная, только ленивый, наверное, не критиковал откровенно неважного качества берцы, в которых ходила армия моего времени. Не зря многие старались купить кроссовки или гражданские ботинки.

По идее полагается представиться ротному, вернее – командиру эскадрона, после возвращения из госпиталя, но надо ехать в соседнюю деревню, да ещё и на ночь глядя. Думаю, подождёт непосредственный командир до утра. Поднимать бойцов тоже не хочу, пусть мужики выспятся. На войне ценна каждая минута спокойного сна – по себе знаю.

Попутно вспоминаю, что мне известно о драгунах, к коим я официально принадлежу. Не так уж и много: по сути это конная пехота, некий аналог ВДВ, только средством доставки является лошадка, а не самолёт. Прибыв на нужное место, спешиваемся и идём в бой, то есть в сабельной рубке не участвуем.

Оно, пожалуй, и к лучшему – кавалерист из меня так себе.

- Вам сюда, в эту фанзу, - указывает ординарец на небольшой домик с саманным стенами и какими-то странными окнами.

Не сразу догадываюсь, что это полупрозрачная бумага.

Выделенная мне фанза стоит особняком и выглядит побогаче других. Видимо, для взводного расстарались, выбрали хату получше.

На лавочке у дверей сидит пожилая женщина с широким скуластым лицом и узкими глазами-щёлочками. Очевидно, хозяйка квартиры.

При виде меня встаёт и начинает что-то лопотать.

- Это она радуется вашему выздоровлению, - поясняет Скоробут.

- А ты что – по-китайски говорить умеешь?

- Нам, домовым, со всеми общий язык положено находить, - с достоинством отвечает ординарец. – Вы, вашбродь, почивать ложитесь, у них тут каны тёплые, с подогревом.

- Прости, что у них тёплое?

- Каны – ну навроде наших нар, - терпеливо поясняет солдат. – Китайцы их греют, чтобы спалось, значит, теплее. Так что ложитесь спать смело, а я утром вас разбужу.

Сон – дело хорошее.

Захожу в избу и сразу замечаю, что потолка здесь нет, крыша идёт сразу со стены, наверху парочка жердей, на них сушатся какие-то тряпки.

Нахожу нары, о которых говорил Скоробут. Постельного белья само собой нет, ну да ничего, и не в таких условиях ночевать приходилось.

Снимаю с себя мундир, разуваюсь и в нательном белье ложусь на кан. Он действительно тёплый, греет не хуже печки. Засыпаю практически сразу, только стоит закрыть глаза.

Просыпаюсь от чьего-то присутствия и сразу вижу рядом с собой Скоробута.

- Пора, вашбродь, - говорит он.

- Который час?

- Шесть утра.

Вместо моего мундира висит другой, тоже какого-то странного цвета – знакомая смесь зелёного и жёлтого.

- Это что такое?

- Простите, вашбродь, вас ведь в прошлый раз из-за белой гимнастёрки чуть не подстрелили. У нас тут парадов нет, вот я и взял на себя смелость – один мундир китайцам отдал, чтобы они его, значит, перекрасили. А это заместо сапог, - протягивает мне онучи и мягкие туфли.

Ругаться на домового не хочется, он и впрямь заботится о командире, не хочет, чтобы тот выделялся белой вороной.

Кстати, вот к чему можно будет приложить мозг и послезнание: продумать маскировочный костюм, в котором будет легче ходить на разведку. Ну и делать это уже не на кустарном уровне, а профессионально.

Не зря англичане по итогам англо-бурской на цвет хаки перешли. Нам ещё только предстоит такое открытие. И чем раньше, тем лучше.

Да тут просто поле не паханное!

- Личный состав уже выстроен, ожидает распоряжений.

Ну что ж, посмотрим, что за взвод у меня под ружьём.

Выхожу во двор, где в одну линию стоят драгуны.

И сразу первое разочарование: взвод только на бумаге, по факту полтора отделения, то есть пятнадцать бойцов. Среди них – один младший сержант, судя по двум лычкам на погонах. Вернее, младший унтер-офицер, если мне не изменяет память.

- Почему так мало? – тихо спрашиваю у Скоробута.

- Нас в боях хорошо потрепало, а пополнения не шлют, - виновато отвечает ординарец, будто от него зависит этот вопрос.

Я прошёлся вдоль строя, чувствуя обращённые на себя пятнадцать пар глаз. Любопытства в них не было, всё-таки для них я – прежний командир, вернувшийся из госпиталя.

Унтер подходит с докладом, слава богу, раненых и больных нет, и лошади целы. Боевых задач на сегодня не планируется, все ждут распоряжений вышестоящего начальства.

- Благодарю за службу! – хвалю я.

Физиономия унтера остаётся невозмутимой.

- Кто командовал взводом до моей выписки? – снова тихо спрашиваю у Скоробута.

- Дык это… Савельич. То есть младший унтер-офицер Бубнов! – вытягивается в струнку Скоробут.

- Унтер-офицер Бубнов! – громко рявкаю я. – Я отправляюсь к командиру эскадрона, остаётесь за старшего!

- Слушаюсь! – отвечает тот.

Амулет греется. Оппачки! И унтер-то у меня, оказывается непрост.

- Вольно, разойдись! – распускаю драгун, а сам спрашиваю у Скоробута:

- Кто у нас Бубнов, кроме того, что унтер?

Ординарец догадывается, о чём речь.

- Леший он, вашбродь.

С опаской смотрю на Бубнова. Вроде и подчинённый, но «гражданская специальность» внушает уважение. Я вроде не особо суеверным человеком был в той жизни, но в леших почему-то верил, и истории, как люди могли часами плутать на одном месте, сказками не считал.

- Надёжный?

- Как кремень! Вы же лично его выбирали!

В компании верного ординарца едем к комэску – ротмистру Шамхалову. Пытаюсь разведать у Скоробута, как солдаты к тому относятся, но ничего определённого узнать не могу. То ли стесняется при мне открываться, то ли опасается последствий: нижним чинам за глаза говорить о начальстве не положено.

И снова вокруг бескрайние поля гаоляна, а где-то впереди – сопки.

У Шамхалова породистое кавказское лицо, оказывается, он князь, но между своими офицерами принято обращаться без чинов.

Невысокий, тонкокостный, но при этом полный энергии. Перед моим визитом из