Большая игра - Михаил Ланцов

1480 год, 7 мая, Москва

Раннее утро.

Рассвет только-только проступал где-то у горизонта. Но жизнь в московском кремле уже била ключом. Газовым…

Иоанн привык рано вставать. И, как следствие, все вокруг.

Да, пока он болел, спать приходилось много. Но теперь, относительно восстановившись, он вернулся в свой привычный график.

Сил пока было еще очень мало.

Ранение, яд и последующее лечение немало его потрепали. Поэтому король хоть и вставал рано, но позволял себе обеденный сон, без которого пока не мог обойтись. Из физической активности он мог себе позволить только растяжку. Осторожную. И пешие да конные прогулки. Притом недалеко.

И эта вот утренняя активность стала последним гвоздем в гроб сомнений среди москвичей. За минувшие годы они уже привыкли к тому, что их король вставал ни свет, ни заря. Хотя мог бы и понежиться в постели. Но нет. Вставал рано и сразу за дела.

Вот и в этот день. Он зашел в комнату, где собиралось совещание, уже часа два как бодрствуя, несмотря на ранний час. Проснулся. Сделал гимнастику для растяжки тела. Позавтракал. Поработал с документами. Подышал свежим воздухом. Попил чай. И теперь вот — явился на совещание до отвращения бодрым.

Люди, же что там собрались, такой свежести не являли. Отвыкли они быть ранними пташками. Пока король болел, позволяли и себе понежиться в постели подольше.

—Докладывай,— кивнул Иоанн Евдокиму, бывшему десятнику городской стражи Москвы, что дорос к этому времени до начальника контрразведки…

Тогда, на площади, когда король сошелся в открытом конфликте с дядей, нашему герою пришлось импровизировать. С тем умыслом, чтобы заставить Андрея Васильевича оправдываться. Ведь тот, кто оправдывается, всегда выглядит виновным в глазах окружающих. Поэтому в таких делах публичное обвинение — важнейшее дело. Главное, начать первым и не сбавлять оборотов. Главное, не давать супостату перехватить инициативу. Поэтому король и давил, как мог. Разыграв эту комбинацию с конем, крыльцом и прочими компонентами.

Конечно же у него не было никаких сведений, подтверждающих не то, что злоумышление, но и даже участие Андрея Васильевича в заговоре. Как и его сопричастность с убийцей. Но разве его это остановило? Обвинения оказались в должной степени неожиданными, чтобы заставить дядю растеряться и начать оправдываться. А дальше? Дальше все решил клинок.

Но на самом деле ему было неизвестно, кто на него покушался. И этот кто-то, скорее всего остался безнаказанным, прикрывшись амбициями аристократа. Ведь, судя по всему, кто-то Андрея Васильевича сподобил на эти свершения. Сам-то он вряд ли решился бы. Кто-то на ушко нашептал нужные слова, когда понял, что удара кинжалом не хватило. И этот кто-то и был, скорее всего, связан с убийцами и заказчиком покушения.

Оставалось только выяснить — кто это все сделал. Но, увы. Докладывать Евдокиму особенно и нечего.

Личность нападающего не удалось установить. Даже несмотря на то, что Евдоким отреагировал оперативно. Сразу после смерти убийцы люди из контрразведки доставили его тело куда надо, раздели, тщательно все обыскав. Потом привели в порядок и сняли гипсовую маску. Но не только с лица, а со всего тела. И в самые сжатые сроки ее превратили в пустотелую гипсовую скульптуру, армированную тканью. А потом еще обработали шпаклевкой и раскрасили, отметив все раны, родинки и прочие отметины на теле. Ну и цвет глаз, само собой, не забыли. Волосы также прицепили. Подходящие. Применив для крепления воск. И уложили нужным образом.

Благо, что в ведомстве Евдокима уже трудился целая свора художников и скульпторов, без которых в его работе было не обойтись. «Фотопортреты» же иной раз требовалось составить или вот так — «увековечить» внешность трупа для последующего расследования.

В общем меньше чем через пару суток перед глазами следователей имелся визуально очень реалистичный манекен покойника. А тело отправили на вскрытие в Анатомический театр. И для обучения будущих медиков, и для попытки выяснить что-то о состоянии здоровья и старых ранах. Что уточнит картину персонажа.

Однако это ничего не дало.

Вообще ничего.

Евдоким проработал, наверное, всех священников и более-менее уважаемых людей. Но никто этого парня лично не знал и более-менее тесно не общался.

Контрразведчики нашли место, где убийца остановился. Но там он жил нелюдимо, выдавая себя за грека-священника. Однако византийцы его не знали. Видели иногда, но не более того.

Составил карту мест, где этого персонажа видели люди. Где и что он покупал. Какими монетами расплачивался. И так далее, и тому подобное. Получилось очень подробное досье. Однако оно не отвечало на ключевые вопросы: кто он и откуда, и главное — кем являются его подельники.

По лекарям — тоже все оказалось тухло и глухо.

Они все как один утверждали, что ничего не злоумышляли против короля. Что лечили его со всем радением, применяя лучшие из известных им методов. Даже пытки к ним применялись, но умеренные. Чтобы «не портить товар». Но они ничего не дали. Никто ни в чем не сознался.

—Скверно это слышать,— резюмировал доклад король.

—Государь…— попытался было начать оправдываться Евдоким, но Иоанн его остановил жестом руки.

—Хоть что-нибудь удалось выяснить?

—Удалось установить всех, кто участвовал в подбивании горожан к смуте. А также найти и задержать тех, кто кричал обидные слова вашей супруге.

—Всех?

—Почти,— немного смутился Евдоким.— Установить удалось всех. Но кто-то погиб. Кто-то сбежал из города. Кто-то прячется. На оставшихся живых мы, со слов знающих их людей, составили портреты со списком примет и раздали городской страже. На случай, если они вернутся или их кто заприметит.

—Хорошо.

—Что делать с теми, кто гадости кричал?

—Их уже опросили?

—Да. Через них вышли на людей покойного Андрея Васильевича. Но те из города уже сбежали. Скорее всего они отправили в Тавриду, под крылышко его супруги.

—Направьте ей письмо с перечнем этих мерзавцев. И поставьте условие — или она их выдает, или я ввожу в Тавриде прямое управление, присоединяя ее к королевскому домену. В силу малолетства наследников и участия их родителя в бунте против короля.

—Слушаюсь,— кивнул Евдоким.

—Тех же, что ты уже задержал, распорядись повесить. Прилюдно. Голышом. С табличкой «разбойник» на груди. И руки не вязать. И шею не ломать, дабы поплясали в петле.

—Так там же бабы есть.

—Все равно повесить. Всех. Вдоль дороги, идущей на Тулу соорудить виселицы одиночные. По числу виновных. И как все будет готово — одним днем вздернуть. Раздеть. И гнать их толпой вдоль виселиц. Вешать. Ждать пока издохнет очередной мерзавцев на глазах своих подельников. И дальше двигаться. Под конец оставить самых зрелых и матерых. Поначалу вешать молодняк. Ясно?