Кикудзиро и Саки - Такеши Китано

— Послушайте, вы кто такой?

— Кто я такой?! Я отец Такэси, чтоб тебе пусто было!

Папаша сверлил его взглядом, стращал, наверное, но достаточно было учителю сказать: «Уйдите, пожалуйста» — и слов в ответ уже не нашлось. Папаша еще какое-то время злобился на учителя. Потом бросил прощальную фразу, как в кино: «Ты меня еще вспомнишь, негодяй!» и убрался из класса. А я остался, мне было жутко неловко… Я весь сжался и сидел как на иголках, ждал, когда же наконец прозвенит звонок.

Но на этом вся история не закончилась. Выслушав от меня подробности папашиных похождений, мамаша на следующий день пошла в школу с коробкой печенья — извиняться. Классным руководителем у нас тогда был совсем молодой учитель Фудзисаки, только что закончивший институт. То ли он пожалел мамашу, которая ради меня принялась бесконечно кланяться ему в ноги, то ли еще по какой причине, но после этого он стал частенько заглядывать к нам домой. Мамаша всегда ему радовалась, кормила его, ходила с другими матерями к нему домой, стирала, делала уборку. Наверное, ради того, чтобы он ставил мне оценки получше, она была готова делать что угодно.

Как-то так получилось, что Фудзи-саки-сэнсэй после ужинов в нашей семье начал понемногу попивать сакэ, а опьянев, оставался ночевать. Мамаша не только не сердилась, а наоборот, с радостным лицом приносила одеяло и укрывала его. Папаше, похоже, все это не нравилось. Как-то вечером, после того как учитель ушел, он вдруг разбушевался как огонь во время пожара.

— Ты что же это делаешь! Пока меня дома нет, тащишь его домой, да?! У тебя с ним шуры-муры, что ли, паскуда этакая!

Мамаша так удивилась, что даже не стала с ним пререкаться. Но это еще больше подлило масла в огонь, и папаша все кричал с лицом, искаженным злобой:

— Птенчика себе завела!

В то время я еще не понимал, что значит «шуры-муры», и не знал, конечно, что «птенчиком» называли молодого любовника. Поэтому никак не мог взять в толк, на что же папаша так сердится. Я понимал только, что ругают Фудзисаки-сэнсэя.

* * *

Короче говоря, характер у папаши был скромный, застенчивый, я бы даже сказал слишком застенчивый, робость одолевала его в самых банальных ситуациях. Никогда он не мог сказать прямо то, что хотел. Но уж если срывался с цепи и начинал бушевать, то остановить его было невозможно. Мне кажется, что на тихих улочках Токио, где я родился и вырос, таких мужчин встречалось немало. Мамаша часто говорила про папашу, что терпеть не могла «этого типа» с первой встречи, что не хотела даже дышать воздухом, который он выдыхал. Однако это не помешало ей родить от него четверых детей. Что это за «ненависть» такая, особая — я никогда не мог понять.

Мамаша, глядя на меня, постоянно приговаривала: «Придет время, поймешь, что в тебе течет папашина кровь, да еще очень сильная. Придет время, она ох как даст о себе знать!»

И ведь правда, оба моих старших брата особо не пьют, характер у них выдержанный, никогда не взрываются, не выходят из себя. А я и курю, и пью поболее многих, и скандалю… Похоже, что я перенял от папаши все отрицательные черты его характера.

У папаши не было никаких особых увлечений, единственную радость для него представляла выпивка. После работы он шел пьянствовать, маршрут при этом каждый день был всегда один и тот же. Сначала он шел в пивнушку «Синония», где пропускал первый стаканчик. На закуску к холодному сакэ брал огурцы в приправе из мисо «морокю»[12]и жареную ставриду. Он всегда заказывал только это. Когда хмель начинал согревать изнутри, он шел в зал игровых автоматов «патинко»[13]под названием «Кинрю кайкан», то есть «Дом золотого дракона». Иногда вместо выигранных шариков забирал сигареты или жвачку, но чаще уходил просто так. Потом шел «добавить» в заведение к тетушке Сино, так вроде ее звали, и уже как следует набравшись, возвращался домой. Он каждый день двигался по одному и тому же маршруту, прямо какая-то «звериная тропа», да и только.

Поэтому, если вечером возникала необходимость разыскать папашу, никакого труда это не составляло. Нужно было только пройти по «звериной тропе» с обратного конца. В дни, когда десятник выдавал деньги, мамаша всегда отправляла меня на поиски папаши. Я шел к тетушке Сино, потом заглядывал в «Дом золотого дракона», потом направлялся в «Синония». Где-нибудь в одном из этих мест я его обязательно находил.

Иногда я вытаскивал его из какой-нибудь водосточной канавы. Они тогда были не такими узкими, как сейчас. Иногда ширина достигала двух метров, местами канавы закрывали деревянными крышками. Папаша, набравшись под завязку, частенько соскальзывал с крышки и падал в канаву. Сколько раз я спасал его, вытаскивая оттуда, грязного и замызганного, в таком состоянии, что он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. В такие моменты он становился похожим на выжившего из ума старика, которому негде приклонить голову.

Про него можно рассказать много разных историй. У папаши действительно не было никаких пристрастий, но как-то вдруг все его приятели-мастеровые увлеклись рыбной ловлей, и папаша за компанию тоже решил стать рыбаком. Поскольку характер не позволял ему учиться у кого-нибудь, он решил, что все снасти, от удилища до поплавков, он будет делать сам. При этом все приговаривал: мол, у меня все обязательно получится лучше, чем у них.

И вот настал памятный день, когда папаша, воодушевившись, встал рано утром и поехал на рыбалку. До этого момента все было здорово, но вечером он вернулся с пустыми руками. Мало того, еще и промок до нитки. Погода в тот день была идеальной для рыбалки, никакого дождя, но сколько мы ни спрашивали его, что же случилось, он так ни слова и не сказал. Потом от приятелей-мастеровых мы узнали, что пока папаша ждал, когда рыба начнет клевать, он напился до безобразия и решил встать на дерево, которое плавало в реке. Ну и конечно, поскользнулся и свалился в воду. Мы тогда здорово посмеялись всей семьей.

День, когда мы впервые поставили в доме ванну, тоже закончился большим переполохом. Купили ванну из кипарисового дерева, бойлер и трубы, все установили в маленькую ванную комнату, которая была метров пять, не больше. Папаша радовался, говорил: «Как это здорово, собственная ванна. Да разве можно ходить в баню, такая там грязища, ужас просто!» И самый первый отправился мыться. Похоже, он совсем забыл, что любил баню и ходил туда чуть ли не каждый день.

Когда он сел в ванну, обнаружилось, что вода еще не очень горячая. Поэтому он громко позвал меня и потребовал, чтобы я подложил побольше дров. Я никогда раньше этого не делал и не знал, что значит «побольше». Кладу себе дрова в печку бойлера и кладу, но понимаю вдруг, что голоса отца больше не слышно. Решил посмотреть, как у него дела, гляжу — он сидит в ванне по горло в воде, весь красный и глаза закрыты. А вся комната в дыму. Я в панике кинулся звать на помощь брата, мы вдвоем, поднатужившись, вытащили отца из кипятка, донесли до комнаты и уложили на пол. Только он был какой-то вялый и не шевелился. Тут все забегали: «Папочка умер! Купите лед! Да какой там лед, надо врача! Такэси, беги за врачом!»