Выбор за тобой - Якуб Шамалек

нужно найти свидетелей. Причем быстро, иначе они успеют забыть, что, собственно, видели.

– Хм-м… На местном канале показывали интервью с типом, который ехал за Бучеком. Его еще как-то смешно звали…

– Вот и замечательно, – улыбнулся Друкер. – Удача на вашей стороне. За работу.

– Но он не сказал ничего интересного. – Юлита переминалась с ноги на ногу, от каблуков болели стопы. – Джип ехал слишком быстро, не вписался в поворот…

– Он не сказал ничего интересного, потому что никто не задавал ему интересных вопросов. Пани Юлита… Я бы сказал, что думаю о современных СМИ, но, во-первых, вы это и так прекрасно знаете, а во-вторых, не пристало материться на премьере фильма о папе римском, ведь это почти что литургия.

Юлита машинально бросила взгляд на актера, который сыграл выдающегося поляка, покровителя тысячи школ. Он как раз позировал для селфи с восторженной поклонницей. И счел уместным высунуть язык.

– Так или иначе… – продолжал Друкер, – если вы воспринимаете это расследование всерьез, вам придется забыть о том, чему вы научились в этих ваших турбоньюсах, и взяться за дело по старинке. Другими словами: оторвать жопу от стула и отправиться в город.

– Вы собирались не ругаться.

– Да ладно вам, “жопа” не считается. Не пытайтесь быть святее папы, уж точно не сегодня.

– Посыпаю голову пеплом. А что касается оторвать жопу от стула… Ну да, знаю, знаю. Только не так-то это просто, ведь в течение дня я прикована к рабочему месту.

– Вы наверняка что-нибудь придумаете, – ободрил ее Друкер. – Но сейчас я сосредоточился бы на другой весьма непростой задаче: как попросить прощения у того молодого джентльмена, которого вы оставили с носом. Судя по выражению его лица, вам придется нелегко…

– Ох черт, Пётрек… Я совершенно о нем забыла…

– Тш-ш-ш-ш. – Друкер выпрямился, поправил лацканы пиджака. – Кхм… И как вам, уважаемый, фильм?

– Действительно, никаких сюрпризов, – ответил Пётрек. – Разве что продолжительность. Зато сидеть было весьма удобно, мне ведь достались целых два места.

– Прости меня, пожалуйста. – Юлита захлопала ресницами, сложила губки подковкой. – Мы заболтались, ну и как-то так вышло…

– Ничего страшного, не буду вам мешать. Я хотел только попрощаться.

– Я думала, мы вернемся вместе?

– Я думал, мы вместе пойдем в кино.

– Я вас оставлю, – сказал Друкер. – Пани Юлита, всего хорошего. Держу за вас кулаки.

Воцарилась неловкая тишина. За соседним столиком начиналась основная часть вечеринки: актер, сыгравший то ли Дзивиша[15], то ли Вышинского, воздел бутылку водки над головой, словно потир, и, в точности подражая мелодике церковной службы, пропел ломающимся фальцетом:

– Напье-е-емся-я-я же… Из горла и из бока-а-а-ало-о-ов…

– А-а-а-ами-и-и-инь, – ответил ему актерский хор, подставляя рюмки. Судя по тому, как быстро актеры вошли в роль, им уже не раз случалось проводить этот обряд. Смахивало на традицию со съемочной площадки.

Юлита с трудом удержалась от искушения достать телефон и заснять всю сцену. Вот кликов бы было… Мало что люди любят так, как повозмущаться. ШОК! АКТЕРЫ НАСМЕХАЛИСЬ НАД ПАПОЙ ПОЛЯКОМ [ФОТО! ТОЛЬКО У НАС].

– Ладно, пошли, – сказал Пётрек. – Уже поздно, а завтра на работу.

Машина Пётрека выехала с подземной парковки, повернула на улицу Эмилии Плятер. Юлита протерла запотевшее окно. На здании Цепелии, как всегда, стоял надувной герой какого-нибудь детского фильма: на сей раз шестиметровый розовый енот-полоскун в ковбойской шляпе. Прикованный к крыше стальными тросами, он напоминал Гулливера, связанного лилипутами. Офисное здание за Ротондой было полностью скрыто под огромной рекламой сети магазинов одежды: красивые люди выражали свою индивидуальность при помощи джемперов из осенней коллекции. Сама же Ротонда находилась на реконструкции: оригинальное здание снесли, а на его место водрузили стальной скелет.

Юлита отвернулась от окна. Пётрек по-прежнему дулся и молчал. Она пыталась просить у него прощения в лифте, но он не дал ей договорить. Дурацкие шуточки, которыми она надеялась разрядить обстановку, игнорировал, хотя мог бы вздохнуть или на худой конец закатить глаза (“А эту знаешь: как можно выдержать десять дней без сна? Спать по ночам”). Увы и ах. Она понимала, что винить может только себя.

Они въехали на площадь Конституции. Соцреалистические статуи шахтеров, металлургов и каменщиков поигрывали мускулами в мягком свете неоновых вывесок. В конце улицы уже виднелась площадь Спасителя, непривычно пустая без “Радуги”[16]; на выходе из баров толпились люди – модно одетые, модно подстриженные, с электронными сигаретами в бутоньерках. Юлита и Пётрек свернули на Варынского.

Юлита размышляла, уместно ли достать телефон и проверить почту. Но пришла к выводу, что станет только хуже, поэтому, чтобы хоть чем-то занять мозг, начала разглядывать автомобиль Пётрека. В кармане пассажирской двери лежали диски с аудиокнигами, литературный репортаж и классика XIX века. В пепельнице – скатанные в шарики рекламки эскорт-агентств и конфетные фантики.

Они проехали мимо окутанного мраком Мокотовского поля, свернули на улицу Белый Камень. Вдоль нее тянулся новомодный жилой комплекс: трехэтажные здания, увитые плющом, застекленные лоджии с видом на парк. На первом этаже рестораны, которые именовались не – боже упаси – ресторанами, а как-нибудь поизысканнее: “траттория”, “бистро” или “фудстор”. И, разумеется, металлический забор вокруг подъездов.

– Вы прибыли в место назначения, – объявил телефон синтетическим голосом, прервав наконец неловкую тишину.

– Ты здесь живешь? – спросил Пётрек, вертя головой во все стороны. – Реально?

– Ага.

– Пожалуй, пора мне поговорить с Мацкович о прибавке.

– И правильно. За текст о зубных щетках тебе точно положена премия.

Пётрек ничего не сказал. Не улыбнулся, даже не взглянул в ее сторону. Юлита застегнула плащ на все пуговицы, положила сумочку на колени.

– Слушай… Мне правда жаль, что… Ну ты понимаешь. Так уж получилось.

– Хреново получилось.

– Прости. Просто… Дело Бучека мне очень важно, а Друкер – выдающийся журналист, у него есть опыт, связи, он был готов мне помочь, и… я увлеклась.

– На три часа? Я тебя умоляю… Вот только не надо мне лапшу на уши вешать. Ты позвала меня с собой, потому что больше никого не нашла, а стоило тебе увидеть знакомого, как ты бросила меня на поклонников понтифика. Ты хоть на секунду задумалась о том, что… – Пётрек умолк на середине фразы. – Ладно, слушай, уже правда поздно. Иди давай в свой пентхаус. Сладких снов.

Юлита кивнула, открыла дверь… и вдруг положила руку на затылок Пётрека, притянула его к себе, поцеловала. Шея у него была потная, горячие губы потрескались, а усы щекотались.

Он отстранил ее аккуратным, но решительным движением. Юлита чувствовала, как у нее пылают щеки.

– Ох, – сказал Пётрек, – кажется, мы друг друга не поняли.

– Что? О чем ты?

Пётрек открыл рот, словно хотел что-то сказать, но в итоге лишь махнул рукой.

– Ну что?

– Юлита… Поговорим завтра,