Ворг. Успеть до полуночи - Гай Юлий Орловский

Смешно, лес полон нежити, а меня ломает от их нехватки.

– Не годится, – сказал я себе, – нужно выследить одиночку.

Я покрутил головой, будто вот прямо сейчас из кустов появится мертвяк и уляжется калачиком на тарелку. Нынче сказать легче, чем сделать. Нежить особо не возмущалась, когда ворги таскали одиноких полутрупов, что забредали в Изумрудный лес. Но когда стаи начали совершать набеги на Мертвую степь – стали ходить группами.

Ильве это, видимо надоело, вот и ломится на царство. Вроде неплохо – много нежити, много еды. Но когда добыча начинает охотиться на хищника, это как-то неправильно.

Через несколько минут головокружение прекратилось. Я отшагнул от ствола и с силой потер щеки. Под пальцами зашуршало от трехдневной поросли. В отличие от большинства воргов, я предпочитаю сбривать щетину, чтобы не бросаться в глаза в людских поселениях. Теперь придется где-то искать цирюльника или хотя бы острый нож. Обычно сам справляюсь, но цирюльник быстрей.

Сейчас первый вариант не подходит, одежду пришлось оставить в яме, и я стою голый посреди леса. Только штаны жалко, материал хороший. Тьфу ты! Проклятая нежить.

Пока размышлял, что делать и как перемещаться в таком виде, слух уловил скрип колес. Я развернул голову правым ухом, в человечьем облике оно лучше работает.

Прикинул – меньше трети версты. Деревья искажают звук, может показаться, что до телеги идти и идти. Но вот тут чуть громче, ага… тут выше. Значит, дорога проходит совсем рядом. На людей нападать не люблю, но что делать – надо где-то штаны взять.

Я тряхнул головой, окончательно выгоняя мышиные воспоминания о жирных червях и белых личинках, и осторожно потрусил на звук.

Скрип становился все ближе, я приготовился разбежаться и выпрыгнуть на дорогу – путники сперва оцепенеют, пока будут соображать, успею растолковать, кто тут главный и почему.

Справа подул легкий ветерок, нос уловил запах полутрупов.

– Да что ж такое! – прошептал я в гневе. – Штаны спокойно отобрать не дадут.

Решил отсидеться. Неохота снова попадаться в отпадающие руки мертвяков. На секунду даже стыдно стало – прячусь от нежити, как какой-то человек. С другой стороны, когда нежити много, даже самый могучий ворг не справится, пусть даже трижды медведем обернется. Еще и батлок этот.

Я присел под кустом шиповника и затаился. Мелкие травинки неприятно щекочут зад, колючки царапаются. Жаль, что людское тело почти безволосое, сейчас бы и штаны не понадобились. У меня только руки волосатые, ну и щетина растет, как терка.

Скрип колес донесся совсем близко, раздался хриплый крик:

– Вперед!

Нежить с булькающими сипами повыскакивала из-за деревьев и накинулась на повозку или что там едет. Испуганно заржали лошади. За ветками ничего не видно, но стоны телеги и грохот сабель слышны прекрасно.

Донесся предсмертный стон, кажется, возничего. Жаль, они обычно вообще ни при чем. Но решил не вмешиваться – это не мое дело. Мое – найти штаны, одинокого мертвяка и успеть перехватить Талисман раньше Ильвы.

В экипаже кто-то тоненько взвизгнул:

– Нет! Что вы делаете!

– Не бойтесь, госпожа! – послышался отчаянный мужской голос. – Я смогу вас защитить!

Потом услышал злорадный хохот, больше похожий на клокотанье. Зазвенел металл, донеслась ругань, которую гвардеец вряд ли позволил бы себе в других обстоятельствах.

Он держался достаточно долго, но в конце концов раздался сдавленный крик. Я покачал головой – эх, парень, их слишком много. Даже я не сунулся, куда уж тебе.

– Не смейте! – снова раздался тонкий голосок. – Вы не знаете, кто я такая! Как вы можете! Вас казнят!

– Мы и так мертвы, – усмехнулся один из мертвяков.

Другой произнес протяжно, даже почтительно:

– Да хранит тебя вечная тьма…

Внутри что-то шевельнулось. Нет, не суйся, напомнил я себе. Мне нужны лишь штаны. Что там творят мертвяки – их личное дело.

Из экипажа донесся пронзительный крик, через секунду я обнаружил себя в толпе нежити, раскидывающим полутрупы в стороны. «Чертовы инстинкты», – подумал я, вырывая кадык у очередного мертвяка.

Увидев меня, нежить полезла со всех сторон. Рожи перекошены, у одного вообще нет челюсти. Тот, что был ближе всех, захрипел, вскидывая саблю:

– Ворг! Ильва будет рада!

– Угадал, задохлик, – прорычал я в толпу. – Но не совсем.

Оскалившись, я стал лицом к гнилолицей толпе. Мертвяки на секунду замерли, все-таки перед ними ворг. В глазах ненависть и страх, сабли блестят в лучах солнца. Их не меньше полусотни, все вооружены, и каждый жаждет выслужиться перед Ильвой.

Покосившись на экипаж, я повел носом – пахнет приятно. Девушкой. И не просто дочкой сыровара, а кем-то очень чистым и ухоженным.

Быстро перевел взгляд обратно. Самое разумное – развернуться и бежать, а потом хранить позорную тайну до конца дней.

Не успел додумать, как понял, что несусь с оскаленными клыками на нежить.

Полутрупы с непривычной быстротой обступили меня и всей массой накинулись со всех сторон. Послышались победные хрипы.

Я рвал и грыз, не видя, за что хватаюсь, пальцы все время попадали во что-то мягкое и липкое, в лицо летели брызги застоявшейся крови и слизи. Во рту поселился сладковато-металлический привкус, по подбородку текло вязкое.

Не знаю, сколько времени вертелся в толпе нежити, но неожиданно поток мертвяков стал реже, кое-где в просветах проявился лес. Они нападали, но уже с меньшим энтузиазмом, будто поняли, что не справятся.

В голове пульсирует мысль: «Я смог. Чтоб вам вечно в склепе гнить, я смог!»

Эта придало сил. С медвежьим ревом даже без превращения ринулся на оставшихся мертвяков, на бегу ломая хребты. Оставшаяся стайка нежити бросилась врассыпную, удивительно быстро перемещаясь на гнилых ногах. Пришлось бегать за каждым и добивать. Если уцелеет хотя бы один – обязательно доложит остальным, а у меня и так забот выше крыши.

Наконец я замер с чьей-то кистью в кулаке и повертел головой. Сквозь красную пелену разглядел горы мертвяков вокруг экипажа, оторванные руки и ноги. Дорога залита зелено-коричневой жижей вперемешку с пылью.

На козлах в неестественной позе замер возничий, глаза раскрыты, мертвый взгляд устремлен в небо. Бедняга, наверное, даже понять ничего не успел, умер от страха.

Лошади стоят, как статуи, даже хвосты висят неподвижно. Наверное, оцепенели от ужаса. Глаза круглые, подстриженные гривы топорщатся, словно щетки.

Я вытер губы тыльной стороной ладони и, не глядя, вгрызся в конечность мертвяка. Косточка сочно хрустнула на зубах, в горло потекла блаженная жидкость – особый костный мозг нежити, помогает при обороте. А то совсем ослабел после мышиного побега.