Оплаченный диагноз - Татьяна Устинова

– Сам заработаю, без сопливых! – огрызнулся дядя Федя. – К приятелю пойду, ковидный госпиталь охранять. Там, конечно, чума, а не работа, зато по повышенной ставке платить обещают… Ну, малец, давай! Чтоб завтра на уроках был как штык, без опоздания! Мамке привет, скажи, второй раз такое не проканает – пусть сама тебя забирает, чужим детей отдавать не положено.

– Я не чужая! – возмутилась Сашка, но охранник, оставшийся по ту сторону ограды, уже закрыл калитку и задвинул на ней засов.

– Поехали уже, а? – попросил Сенька, поморщившись от скрипа мерзлого железа. – У меня не живот – а бочка с чаем, хочется чего-нибудь нормального поесть. И почему за мной ты пришла, а не мама?

– Очень, очень хороший вопрос. – Сашка потерла лоб мохнатой варежкой и, не зная правильного ответа, заторопилась: – Да, поехали! Дома все узнаешь.

Гречку я безобразно разварила. Получилась не рассыпчатая каша, о какой наша с Наткой бабушка говорила «крупинка к крупинке», а липкое бурое месиво такого вида, будто его уже один раз съели. Пахло оно, впрочем, хорошо, за что отдельное спасибо «гочтовской» (это непонятно, может быть, просто «фермерской» или это ошибка «гоСтовской»??) говяжьей тушёнке. Сенька, всегда готовый к новым авантюрам, бодро сказал:

– Будем есть это с закрытыми глазами. Так даже интереснее.

– Тогда берите ложки, а не вилки, меньше риск травмироваться, если вы с закрытыми глазами промахнетесь мимо рта, – поддержала я эту затею – даже не из желания, чтобы дети поели горячего, а пытаясь отвлечь Сеньку от беспокойства за куда-то пропавшую Натку.

– Я, пожалуй, и глаза, и рот закрою, – пробурчала Сашка, покосившись на кашу с нарочитым отвращением, но, с полминуты понаблюдав за братом, уплетающим несимпатичное угощение с ахами и причмокиванием, тоже энергично заработала ложкой.

Я сняла фартук, не забыв вынуть из его кармана свой мобильник, и тихо вышла из кухни, плотно прикрыв за собой дверь. Кажется, зажмурившиеся едоки моей ретирады (это что???) не заметили.

Укрывшись подальше от чутких маленьких ушек в своей комнате, я вернулась к тому, чем занималась до прихода детей и из-за чего у меня разварилась несчастная гречка: к обзвону городских больниц.

До возвращения Сашки с Сенькой я успела пообщаться с дежурными по четырем номерам – скорость, конечно, не впечатляла, но быстрее никак не получалось.

Наверное, в Кремль дозвониться легче, чем в больницу!

Меня утешало то, что Машка, верная подруга, точно так же, как я, висит на телефоне, только идет по списку медучреждений с конца, и у нее на 21:00 результат аналогичный: минус четыре больницы.

Ни в одной из них больной Натальи Сергеевны Кузнецовой не было! Имелась одна Наталья Васильевна, но сорок второго года рождения, то есть точно не наша Натка. Ее за восьмидесятилетнюю бабушку даже с закрытыми глазами никто не примет.

Мобильник вдруг зазвонил, а я, замороченная попытками дозвона до богоугодных заведений, даже не сообразила, что это меня вызывают, а не наоборот. И, с размаху пришлепнув трубку к уху, отработанным льстиво-просительным голосом завела уже привычное:

– Здравствуйте, это больница? Подскажите, пожалуйста, есть у вас такая пациентка – Наталья Сергеевна…

– Да! – рявкнул мне в ухо знакомый и родной голос. – Я у них есть! В том и проблема!

– Натка! – Я завопила так, что эхом стал звон упавших ложек и грохот сбитых табуреток. – Живая! Ты где?!

С дробным топотом прибежал из кухни Сенька с горящими глазами и перемазанной кашей мордочкой – определенно промахивался мимо рта. Не отставая от брата, примчалась Сашка – у нее лицо было чистое, но взор точно так же сиял надеждой и любопытством.

Я сделала им знак оставаться на месте и не стала включать громкую связь, чего дочка потребовала выразительным жестом. Судя по истеричному голосу Натки, ей и с одним собеседником связно поговорить будет сложно.

– Где? Да в…! – Сестрица виртуозно зарифмовала вопрос и ответ.

Ого! Обычно Натка так не ругается. Хорошо, что я не вывела ее на громкую связь!

– А точнее? – спросила я, решив, что сейчас не время дискутировать об уместности ненормативной лексики.

– Точнее – в госпитале! Лена, в ковидном!

– У тебя ковид?! – Я схватилась за сердце.

– У меня положительный ПЦР, но это еще ничего не значит. Полно таких случаев, когда анализ ошибается, я точно знаю, что здорова! – заголосила Натка.

– Постой, если ты здорова, почему тебя «Скорая» увезла?

– А, ты уже знаешь? – Сестрица сбавила тон. – Да потому, что я дура! Сожрала ночью несвежие суши с пирожным и еще йогуртом все запила, вот меня и скрутило в дульку. Траванулась я, Лена! А студенточки на «Скорой» меня в больницу к хирургу повезли, а там тест сделали. А он оказался положительным, и меня – опаньки! С сиреной в ковидный госпиталь.

Я молча подняла брови, переваривая эту историю. Натка в образовавшуюся паузу шумно подышала и сменила тон на слезный:

– Лена, вытащи меня отсюда! Сейчас у меня нет никакого ковида, но если я задержусь тут, точно будет!

– А как ты себя чувствуешь?

– Как ни странно – нормально, живот уже не болит, и диарея почти прошла. Я поспала – и проснулась как новенькая, смогла даже выпросить у соседки ее мобильный, чтобы тебе позвонить, мой разрядился насмерть…

– Вот почему ни я, ни Костя не могли тебе дозвониться!

– Ты что, уже втянула Таганцева? – Сестрица рассердилась: – Ну, Лена, чем ты думаешь! Он же сорвется из своей заволжской глуши, не оправдает надежды начальства, не получит майора и испортит себе карьеру! А я твердо намерена в будущем стать генеральшей, не ломай мне эту перспективу, не будоражь Таганцева!

– Да, вижу, ты действительно неплохо себя чувствуешь. – Мне и самой после этой пламенной речи сестрицы стало легче.

Обычно Натка, стоит только ей захворать, звонит мне, чтобы в очередной раз взять с меня страшную клятву: если она умрет, я усыновлю Арсения. По логике, попав в ковидный госпиталь, сестрица должна уже диктовать мне завещание, а она вовсе не собирается на тот свет – все еще метит в генеральши. Значит, и вправду чувствует себя нормально.

– Сенька, кстати, у нас тут, Сашка забрала его из школы, – сообщила я будущей генеральше.

– Не сомневалась в вас, – голос у Натки был командный, как у маршала, не меньше. – Теперь так: приказываю вытащить меня отсюда как можно скорее. – И, снова сбившись на плаксивый тон, она зачастила: – Тут сущий ад! Не госпиталь, а лагерь строгого режима, и мы не пациенты, а заключенные, только не в одиночных камерах, а по двое в боксах. Перегородки тонюсенькие, со всех сторон хрипы-стоны, свет горит днем и ночью, и медики только что в луноходах не ездят, а так – бахилы, перчатки, скафандры, шлемы – всё при них. Вообще непонятно, кто внутри – мужик, баба, инопланетный Чужой! И разговаривать не хотят, даже не слушают, как будто я пустое место! И розеток тут нет, чтобы смартфон зарядить, у Розы тоже вот-вот аккумулятор сядет, что мы тогда будем…