Мертвое царство - Анастасия Андрианова

Канюк опешил, не совладал со своим лицом, и оно приняло такое ошарашенное выражение, что я гортанно хохотнул. Птенец, что уж там.

– Соколам позволено свободно перемещаться между Княжествами, – промямлил Канюк.

Я хмыкнул, встал, потянулся и подошёл к маленькому столику с братиной сбитня.

– Не время пока для хмельного, да и оба мы на службе сейчас, так что отведай хоть сбитня. – Канюк схватил протянутую мною кружку, а я продолжил: – Псам тоже позволено бегать по лесу, но волнует ли это медведя, на которого они брешут?

– Так ты медведь, стало быть?

Я хлебнул сбитня, жалея, что нельзя сдобрить его брагой, утёр бороду и сощурился на Канюка.

– Медведь. Спорить будешь? А вы все – брехучие шавки, которые кусают со всех сторон за бока, а до горла добраться никак не могут.

– Однажды ведь доберутся, – огрызнулся он.

– Пожалеют. Так вот, о соколах. Я – не все остальные князья. Я – самонаречённый и признанный. И мои земли – что крендель на блюде. Каждому хочется, да никто не возьмёт. Если ты привёз весть для меня – что же, добро пожаловать. Но если рыщешь вдоль границ, выведывая для своей княгини, будь готов, что дружина Холмолесского тебя поймает. И тогда я уже не стану угощать тебя сбитнем и беседовать один на один.

Канюк недоверчиво понюхал напиток, думал, я не замечу, но мне стало смешно.

– Не отравлю. Не сейчас. Ведь ты принёс весть, и я тебе благодарен. А насчёт княгини тоже не шутил. Ты выбрал меня вместо неё, а должен был поступить наоборот. Недолго пока летаешь на крыльях сокольих, резв, горяч да умом не блещешь. Мог бы использовать свои сведения против меня, и Пеплица тебя наградила бы. Учись, пока я в настроении с тобой разговаривать.

Выпив, наконец, сбитень, Канюк поставил кружку на стол – не на маленький, а на основной, оставив на тёмном блестящем дереве липкий влажный круг.

– Ты сам воспитываешь себе врагов, самонаречённый князь. В следующий раз я так и поступлю.

Обиделся, птенец. Может, я нравился ему больше, чем княгиня Пеплица? Но нет, ходили ведь слухи о том, что Пеплица завела себе не только гонца-сокола, но и молодого любовника в одном лице. Хотя я, наверное, казался ему достойным подражания: бывший сокол, сумевший занять терем и подчинить себе одно из княжеств, избежав при этом войны. Всё у меня было не так, как у других: ни крови княжьей, ни личной дружины, ни посвящённого сокола, ни верного коня. Истинно медведь в берлоге, только не бурый, а рыжий с редкой проседью.

– Не таи на меня зла, Канюк. Говорил ведь уже: я благодарен тебе. Спеши же, лети к своей княгине, смени коня и передохни, если нужно. Теперь мне должно самому разобраться, как быть с твоей новостью.

Проводив Канюка, я всё-таки налил себе браги. Стены сжимались надо мной, сверху и с боков напирали недвижимыми глыбами. В груди у меня схлопывалась пустота, и я понимал, что не выдержу её больше ни минуты.

Свистнув пса, я вскочил на его широченную спину и погнал прочь из города, к Великолесским чащам. Иногда я тревожился за Рудо, своего медведеподобного пса ростом с телёнка. Всё-таки он был у меня уже больше двадцати зим, солидный возраст даже для монфа, но Рудо по-прежнему носил меня легко и стремительно, я видел, как он радовался нашим совместным вылазкам, и не лишал пса радости. Смотреть на Рудо, сильными прыжками мчащегося через Горвень, нравилось всем, а я любил, когда моим ладным псом любовались.

Весь город мы проскакали быстро, только ветер в ушах свистел. Уж не знаю, признавали ли прохожие князя в мчащемся наезднике: наверное. Миновав посад, мы выскочили на жухлое осеннее поле, позади которого темнела лесная гряда – там начиналось Великолесье, издревле пугающее простолюдинов. Но только не меня.

Пару раз Рудо метнулся в сторону, заметив зайца. Я не позволил ему охотиться прямо сейчас, направил к лесу. Пёс послушно двинулся сквозь сухостой, к зарослям куманики и бересклета, а когда кусты стали слишком густыми, я спрыгнул на землю, набрал в грудь побольше воздуха и выкрикнул имя лесного князя:

– Смарагдель!

Выкрикнул и приготовился ждать. Мне хотелось, чтобы он скорее явился, чтобы не томил и позволил быстрее взяться за то, что я задумал, но лесовой мог прийти только к вечеру. Сколько бы лет ни длилась наша дружба, крепнущая день ото дня, а всё же я не мог переделать лесового под себя.

К счастью, Смарагдель не стал испытывать моё терпение. Не прошло и получаса, как из чащи бесшумно выступил исполинский зубр. Я покосился на Рудо: пёс лениво молотил хвостом по мшистой подстилке. На моих глазах голова зубра сменилась на человеческую, а затем и тело вытянулось, уменьшилось, и вместо зверя передо мной уже стояло человекоподобное существо с горящими зелёными глазами. Рудо радостно залаял и метнулся к Смарагделю: вот уж кого не смущал никакой облик лесового.

– В тереме станешь больше похожим на человека, – произнёс я вместо приветствия. – Незачем людей пугать. И что за наряд? Кора удобнее кафтана?

Смарагдель перестал трепать Рудо между ушами, медленно оглядел свои мшистые рукава и пожал широкими плечами.

– Сегодня я чувствую себя так. Что стряслось? Своими криками ты перепугал всё живое в этой части леса. Для чего я нужен тебе в тереме?

– Лесной князь ничуть не хуже человеческого, – ответил я.

Смарагдель нахмурил брови.

– Что значит «не хуже»? Сдаётся мне, лесной князь куда предпочтительнее человеческого, да только не каждое княжество его достойно.

Я знал, что наша перебранка не перерастёт ни во что более значительное. Ритуал вместо приветствия – так у нас повелось с самого знакомства.

– У меня к тебе две просьбы. – Я решил поскорее приступить к делу. – Первая – проведи меня своими тропами до Дуберка. Хочу своими глазами взглянуть, что у границ творится, и своими ушами послушать, какие толки ходят.

– Не доверяешь своему соколу?

– Отчего? Доверяю, сам знаешь, так же, как тебе и себе. Но лесными тропами скорее будет, хоть и придётся потом остаток пути проскакать. Думаю я, Огарёк дольше будет добираться, проще уж мне к нему.

Смарагдель склонил голову и по-птичьи посмотрел на меня немигающими глазами. Не ответил на просьбу, слушал, что ещё скажу.

– А второе что? – спросил.

Я вздохнул, понимая, что лесовой запросто может мне отказать, несмотря на нашу связь. Нечистецы не люди, они бывают хитрее и изворотливее, могут показаться грубыми и жестокими, но Смарагдель, я точно знал, не стал бы мне врать и признался бы прямо, если б просьба оказалась не по душе.

– Посмотри за теремом, пока я буду в Дуберке.

Смарагдель плавно сменил причудливый древесный наряд на привычный кафтан, украшенный перьями и самоцветами. Спина его выпрямилась, лицо сделалось человеческим, и уже статный мужчина стоял передо мной, а не лесное чудище. По лицу Смарагделя скользнула улыбка.