Фата пропавшей невесты - Марина Серова

– Серо-голубая. Впереди на груди слева эмблема университета типа печати, на которой дерево и надпись по кругу, а на спине такая же, но большая.

Пока он возился, я начала смотреть распечатки звонков с Люсиного сотового, но ничего интересного там не нашла – сплошь разговоры с матерью. Был, правда, один ее звонок вскоре после возвращения домой, судя по коду, в Штаты, но это, видимо, она сообщила, что работать там не будет. Входящие звонки от Георгия никакого интереса не представляли, а сама она ему ни разу не звонила. Звонки с домашнего телефона меня тоже не порадовали: их было мало. Большая часть, как входящих, так и исходящих, были сделаны явно Ольгой – ну, кто бы стал звонить Люсе из кафе и других принадлежащих Большаковой предприятий, да и ей самой там делать нечего. Титова меня тоже не интересовала – я с ней завтра увижусь, Полянская отпадала сама собой. Из салонов «Марьяж», цветочного, красоты и спа звонки были только входящие. И в результате в сухом остатке у меня оказался один-единственный входящий звонок из клуба «Глобус», который был сделан в двенадцатом часу этой ночью со стационарного телефона. Поскольку клуб работал до утра, то мне обязательно должен был кто-то ответить, и я набрала этот номер. Если это был звонок из бара, например, то это вполне мог быть и Георгий. Предположим, разозлившись на Люсю, а потом крепко выпив, он решил высказать ей все, что о ней думает. Но почему он звонил на домашний, а не на сотовый? Может быть, после его визита в воскресенье Люся почему-то на сотовом его номер в «черный» список внесла? Он не дозвонился по нему, вот и позвонил на домашний? Как бы там ни было, но это нужно было прояснить.

Вежливый мужской голос сообщил мне, что я попала в клуб «Глобус», и я удивленно произнесла:

– Клуб «Глобус»? Странно. Я тут на своем сотовом увидела пропущенный звонок с незнакомого номера, вот и перезваниваю – вдруг что-то срочное?

– Извините, я вам ничем не помогу. Аппарат установлен в комнате отдыха персонала, им все пользуются. Видимо, просто кто-то ошибся номером.

– Да, вы правы, скорее всего, так и было, – согласилась с ним я и отключила телефон.

Встретив удивленный взгляд Полянского, я повторила ему:

– Видимо, кто-то действительно ошибся номером, тем более что и разговор-то продолжался самое большее одну минуту или время разговора до нее округлили.

Забрав с собой на всякий случай распечатки – вдруг еще какая-нибудь светлая мысль меня посетит – и фотографии Люси в принаряженном и повседневном виде, я вышла из кабинета, чтобы отправиться в отведенную мне комнату на втором этаже. И вдруг в коридоре я услышала доносившийся из гостиной гневный голос Надежды:

– Я при Таньке молчала, а сейчас тебе прямо скажу: заигралась ты, Клавка! Да ты еще слезами умываться будешь за то, что эту свадьбу затеяла. Я тебе сразу сказала, что Юрка, эта сволочь распоследняя, Люсе уж никак не пара! А ты мне что ответила? Что девочку пристроить надо и он очень достойная партия. Да где ты слов таких нахваталась? Достойная! Лучше бы уж материлась, как привыкла! А то корону на башку напялила, а она тебе последние мозги отдавила!

– Оставь меня в покое! Мне подумать надо, а ты мешаешь, – огрызнулась Лада.

– Чем думать-то? – бушевала Надежда. – Или ты от великого ума Ваньку в Германию отправила? В командировку, твою мать! По делам «Немецкого дома»! На два месяца! Ты что, не понимала, что он там обязательно на Ванду то и дело натыкаться будет? Ему после Светкиной свадьбы и так хреново было, а стало еще хреновее, когда у него постоянно эта девка перед глазами мелькать стала, как напоминание о собственной дурости! Или ты специально решила его, как нагадившего котенка, мордой в собственное дерьмо потыкать, чтобы впредь умнее был? Довела парня до ручки! Из дома ты его сама выперла и с работы вынудила уйти!

– Между прочим, он в Германию не на свидание поехал, а дела делать! Он мой заместитель был! – заорала в ответ Полянская. – А он сбежал оттуда, потому что ему там, видите ли, было морально невыносимо находиться! Пусть учится держать удар, а не скисать, как кисейная барышня, от косого взгляда! У него жизнь впереди, не будет нас с Димой рядом, он что, при первой же неудаче топиться побежит? Ему слово поперек скажут, а он в обморок упадет? Вырастила слюнтяя! Не мужик, а тряпка!

– Да не из-за этого ты на него бесишься! А из-за того, что он Юрку подонком назвал! Уж как он тебя убеждал эту свадьбу расстроить! А ты уперлась, как корова, всеми рогами, и не сдвинешь тебя! Потому ты его и в Германию наладила, чтобы он тебе здесь не мешал! А он, между прочим, Юрку хорошо знает – в одних ведь клубах тусуются! А что Димыч мог узнать? Только что этот гад ментами не задерживался и к суду не привлекался! Да при таком папаше его менты за три версты обходят! А поглубже копнуть он не мог? Или не захотел? Или все-таки выяснил, какой это гад, но ты же у нас самая умная и непогрешимая и решила настоять на своем?

– Заткнись! Не твоего ума дело! – рявкнула на нее Лада.

– А кто тебе еще правду в глаза скажет? Димыч? Да он на тебя до сих пор, как на икону, молится! Вот и получается, что, кроме меня, некому. Ты радуйся, что Тимофевна в санатории после больницы долечивается и еще ничего не знает! А вот если до нее эта история дойдет, то мало тебе точно не покажется!

– Да замолчишь ты или нет? – взорвалась Полянская. – Что-то ты себе больно много воли взяла!

– Не нравится, когда против шерстки гладят? Так я к Митьке жить уйду! Вот вернутся они все с отдыха, только ты меня и увидишь! У него в доме место для меня всегда найдется! Он еще помнит, что у меня на руках вырос! А теперь я с его детьми возиться буду! Думаю, и Тимофевна к нам переберется, ей твои фанаберии уже тоже колом в горле стоят. А ты оставайся здесь и наслаждайся властью, сколько влезет!

– Скатертью дорога! – бросила ей Лада.

– Завтра же уйду! – окончательно озверела Надя. – И ноги моей больше в этом доме не будет!

Видимо, выходя из комнаты, она шарахнула дверью так, что дом содрогнулся, а ей вслед раздалась такая ядреная тирада, что я невольно восхитилась – редко такое можно услышать. А чему удивляться, если Лада, учась на вечернем, днем работала продавщицей в овощном ларьке и от ее мата грузчики мигом трезвели? Это потом она превратилась в бизнес-леди и светскую даму, только от прошлого никуда не денешься – это не рваные колготки, которые можно выбросить и забыть о них.

А Тимофевна, как звала Надя Ладину мать Зинаиду Тимофеевну, была еще покруче своей дочери. Да она даже сейчас, хотя ей под девяносто, и дочь и Надежду за пояс заткнет. Когда началась война, ей было всего одиннадцать. Их семья жила в Белоруссии, и они с отцом чудом уцелели, когда фашисты сожгли их деревню. Вот те, кто спасся, и пошли к партизанам. И она совсем девчонкой стала связной между партизанским отрядом и городским подпольем, а потом прошла вместе с отцом до самого конца войны. Уже после нее, когда он из председателей колхоза по состоянию здоровья ушел, она сама его возглавила и вывела в миллионеры, а для этого даже не железобетонный, а титановый характер нужен! Орден Трудового Красного Знамени, Герой Социалистического Труда! И это кроме ее боевых наград. Видела я на фотографии ее в парадном пиджаке, так все ордена и медали с трудом на груди умещаются. Если дойдет до горячего, то я Ладе не завидую, мать от нее мокрого места не оставит, недаром ее в колхозе за глаза «царицей» звали.