Кактус. Никогда не поздно зацвести - Сара Хейвуд

Тут уже ни у кого не нашлось слов.

– Да, очаровательные молодые леди, – пришел в себя дядя Гарольд. – Я счастлив снова видеть вас и вашу прелестную матушку.

Румянец тетки Сильвии проступил даже через толстый слой пудры.

– В свое время тетка Сильвия тоже была красоткой, – не унимался Эдвард. – Помню, когда я был мальчишкой, она приходила к нам в обтягивающих юбках, открытых майках и на высоких каблуках… – Он прикрыл глаза и сладострастно вздохнул: – Сущее смущение для подростка.

Тетка Сильвия покраснела гуще и инстинктивно застегнула блузку на одну пуговицу.

– Заткнись, Эдвард, ты позоришь себя и смущаешь окружающих, – не выдержала я.

– Что я говорил, Гарри? Никакого чувства юмора! Она же ходячая черная дыра, где с концами исчезает всякая радость и веселье!

– Послушай-ка, Эдвард, – перебил дядя Гарольд. – Мы все видим, что ты немного перебрал, но я не уверен, что кому-то из дам нравится направление, которое принял разговор. Тебе, наверное, хочется выйти подышать свежим воздухом? Возвращайся, когда полегчает.

– Полегчает? – заорал Эдвард. – Да со мной все в порядке! Только всякие старые пердуны настроение портят!

Разговоры в зале стихли, все головы повернулись в нашу сторону. Эдвард увидел, что у него есть аудитория.

– А вы-то, – продолжал он, жестами обводя присутствующих, – вы должны были устроить веселую вечеринку и упиться вусмерть во имя праздника жизни! Только и умеете, что стоять столбами, вести светскую трепотню да жрать сандвичи! Нечего сказать, хороши гости! Выпивку же дармовую наливают, кому неясно?

– Эдвард, послушай своего дядю, – настаивала тетка Сильвия. – Ты говоришь лишнее. Ты всех обижаешь!

– Да заткнись ты старым носком, дряблая корова!

– Все, Эдвард, хватит, – оборвала я его, схватив повыше локтя. Брат оттолкнул меня с большей силой, чем требовалось, и я едва устояла на своих дурацких шпильках. Роб, подошедший, еще когда Эдвард начал скандалить, успел меня поймать, прежде чем я грохнулась.

– Полегче, Эд, – сказал он, поддерживая меня, пока я не восстановила равновесие и не отстранилась.

Дядя Гарольд, привыкший иметь дело со строптивыми новобранцами, предпринял попытку взять ситуацию под контроль, но попал под словесный обстрел непристойностями. В конце концов Роб увел все еще ругающегося Эдварда обратно в бар, где деликатно отобрал у него новую бутылку вина. Я, естественно, рассыпалась в извинениях перед дядей Гарольдом, теткой Сильвией и остальными гостями, но было ясно, что никому не хочется длить это безобразие, поэтому вскоре все начали прощаться и разошлись.

– Пошел по отцовской дорожке, – прошептала тетка Сильвия Венди и Кристине, когда они с детьми чуть не бегом припустили к машине, торопясь в Кэдбери-уорлд.

– Утро вечера мудренее, вот увидишь, – негромко сказал мне дядя Гарольд, с явным облегчением покидая паб, чтобы вернуться к своей упорядоченной семейной жизни. Через несколько минут в зале остались только Эдвард, Роб и я.

Подойдя к закадычным друзьям – Роб помогал шатавшемуся Эдварду попасть в рукава пиджака, – я отчеканила:

– Это последний раз, когда ты мне все испортил, Эдвард. Если ты надеешься, что я позволю тебе остаться в родительском доме, твои мозги окончательно сгнили. Я заставлю тебя пожалеть, что у тебя есть сестра, так же как я всегда жалела, что у меня есть брат!

Вернувшись в дом матери, я, попросив такси подождать внизу, побросала свою одежду в чемодан и достала старый портплед из шкафа под лестницей. Туда я опустила шкатулку с мамиными драгоценностями, набор серебряных десертных вилочек и несколько ценных безделушек, который Эдвард мог спустить за бесценок. Грохнув дверью, я, навьюченная тяжестями, тем не менее легко одолела садовую дорожку, ощущая прилив сил от настоящей ненависти, которую чувствовала к Эдварду.

5

В первую субботу сентября я села за составление имейла поверенному Бринкворту. Прошло всего несколько дней после похорон, обернувшихся позором, но я уже чувствовала себя гораздо лучше – возможно, потому, что утренняя тошнота начала ослабевать (или я просто привыкла), или же просто воздух стал прохладнее и свежее. Я уже хотела нажать кнопку «Отправить», когда в дверь позвонили. Я предположила, что это почтальон, так как гости у меня бывают редко, тем более без приглашения. Открыв дверь с намерением расписаться за бандероль, я с изумлением увидела свой бывший «эскорт» – Ричарда, церемонного, как свидетель Иеговы. Не успела я захлопнуть дверь, как он поставил на порог ногу в блестящем начищенном коричневом ботинке.

К сожалению, в данный период я вынуждена разбираться не только с подозрительным завещанием матери и возмутительным поведением Эдварда, но до сей поры у меня не было желания приниматься за второй вопрос. Не потому, что я чего-то стыжусь или не желаю признавать; просто иногда человеку потребно время свыкнуться с изменившейся ситуацией и решить, как действовать дальше. Вы уже поняли, что я нахожусь на раннем сроке беременности. «Но тебе же сорок пять годков, ты не замужем и едва ли не стеснена в средствах», – вправе подумать вы. Я, разумеется, прекрасно об этом помню и со всевозможным тщанием обдумала наличные варианты. Сразу хочу расставить все точки над i: с самого начала у меня не было ни малейшего желания беременеть. Я уже очень давно решила, что в моей жизни не будет ни мужа, ни детей, ибо я дорожу своей независимостью; вот почему договоренность с Ричардом мне идеально подошла. Мы познакомились больше двенадцати лет назад. Однажды я случайно просматривала колонку «Одинокие сердца» в «Ивнинг стандарт», забытой кем-то в метро, – не потому, что я страдала от одиночества или искала партнера, а исключительно от скуки и праздного любопытства, – когда одно из объявлений привлекло мое внимание. Я до сих пор дословно помню его содержание:

«Мужчина тридцати с небольшим лет, весьма презентабельной внешности, не стремящийся к созданию семьи, ищет независимую самостоятельную женщину для совместного наслаждения лучшими образцами театральных, художественных и гастрономических достопримечательностей Лондона – и друг другом при отсутствии каких-либо обязательств».

Украдкой оглядевшись, я оторвала часть газетного листа и вложила между страниц моего дневника, где клочок и оставался следующие несколько дней. Должна признаться, я в тот период несколько устала от рутины. Мне было тридцать два или тридцать три года, и жизнь в столице уже не казалась бесконечным развлечением. Мои знакомые по школе, университету и работе, подобно леммингам, дружно устремились к созданию семей и деторождению. «Почему бы и нет? – подумала я. – Что я теряю?» Приятно же посещать театры, галереи и рестораны не одной, а с подобающим спутником плюс дополнительный бонус в виде интимных контактов на регулярной и надежной основе. Здесь я должна пояснить – и не сочтите заносчивостью простую констатацию факта, – что у меня никогда не было недостатка в мужском внимании. Миниатюрность, светлые волосы и элегантный, приличный вид служат гарантией определенного интереса к вашей особе (коллега однажды назвал меня Кайли Миноуг, выбравшей карьеру актуария; правда, я не уверена, что это было сказано как комплимент). Однако всякий раз я убеждалась, что мужчины ищут больше, чем я готова дать. Одним хотелось романтической любви, общих взглядов на жизнь и единства мыслей/чувств, другие ждали благоговения, почтения и раболепия. Я не гожусь для чепухи первого и второго рода, поэтому меня и привлекло объявление в газете. Писал, судя по всему, культурный мужчина, желавший близких отношений с представительницей противоположного пола, причем без всякого тайного расчета. Это все равно что интрижка, только без неудобного наличия дома законного супруга. Взвесив все за и против, я примерно через неделю написала на адрес почтового ящика. Пару дней спустя, после деловитого телефонного разговора, в котором мы согласовали правила нашего общения – никаких долгосрочных обязательств, эмоциональной привязанности и посягательств на личное пространство друг друга, – я встретилась с Ричардом в модном ресторане в Челси, где, как мне случайно было известно, очень трудно достать столик. Ричард, к моему удивлению, оказался весьма недурен собой – без каких-либо крайностей. Все в нем было прилично и соразмерно: нос ни длинен, ни курнос, каштановые волосы ни отпущенные, ни остриженные, фигурой ни чрезмерно мускулист, ни субтилен, а глаза, выдерживавшие мой взгляд как равной ему, скромного карего оттенка. Кожа здоровая, гладкая. Ричард был выше меня, но не чрезмерно, и одевался тоже комильфо: идеально выглаженная хлопковая рубашка, светлые слаксы, темно-синий блейзер и вышеупомянутые коричневые броги, начищенные до зеркального блеска. Манеры Ричарда были безукоризненны, но при этом естественны, а беседа – интересной. Его предложение заплатить за меня прозвучало как само собой разумеющееся, но он не выказал раздражения, когда я настояла, что заплачý сама. Ричард сообщил, что он фрилансер, пишет критические рецензии на тему искусства и ведет колонку, живет в Суссексе и приезжает в Лондон раз или два в неделю. Ричард объяснил, что он занятой человек, увлеченный своими интересами, и у него нет желания связывать себе руки семьей. Он предложил встречаться по средам вечером, всякий раз предварительно уточняя в воскресенье по телефону. Я ответила, что все тщательно обдумаю и сообщу о своем решении. Два дня спустя я позвонила сказать, что принимаю его условия с оговоркой – каждый из нас вправе закончить отношения в любое время, не будучи обязанным объяснениями. В первую среду мы пошли на «Травиату» в Английскую национальную оперу, а затем вернулись в его номер в модном отеле, где все прошло в высшей степени удовлетворительно. Как я сказала, это случилось более двенадцати лет назад. Уверена, ни Ричард, ни я не предполагали, что наша договоренность просуществует так долго, но эти отношения полностью устраивали нас обоих. Я с удовольствием посещала вернисажи, премьеры и эксклюзивные рестораны, куда Ричард попадал посредством своих профессиональных связей. Ричард тоже отнюдь не грустил, что у него есть надежная компаньонка для торжественных мероприятий, и мы оба очень ценили наличие интимной связи, никак не ущемлявшей нашей независимости. Единственное неудобство для меня составляли расходы: я упорно платила за себя, если билеты не были бесплатными, или же оплачивала половину стоимости номера отеля, который Ричарду приходилось заказывать. Кроме того, я оказалась перед необходимостью обзавестись вечерними платьями, туфлями и сумочками, которые в противном случая не озаботилась бы приобретать. Солидные траты почти не позволяли что-либо откладывать, но я решила, что получаемые плюсы оправдывают финансовые издержки. Мы с Ричардом сразу договорились не задавать друг другу вопросов о семьях и детстве; мы встречались сугубо ради интересного времяпрепровождения. На основании его ухоженной внешности, вышколенного поведения и точной, чуть старомодной манеры выражаться я составила себе мнение, что он из семьи военных, а возможно, и сам получил образование в военной академии. Я пару раз намекнула на это в разговоре, и Ричард не стал отрицать. Не имею представления, встречался ли Ричард с другими женщинами за время наших отношений; я не спрашивала, считая это не своим делом. Однако, ничего не зная о интимной жизни Ричарда вне наших встреч, я настояла, чтобы именно он надевал необходимую защиту, когда мы оставались вдвоем в номере отеля. Я всегда считала барьерные методы контрацепции гарантией полной безопасности, но на собственном опыте убедилась – это не так. Мне следовало удвоить усилия во избежание подобных эксцессов, то есть и самой принимать меры предосторожности, но в этом случае я рисковала опасно ослабить бдительность и уже не столь строго следить за выполнением Ричардом обязательств в отношении индивидуальной защиты. В итоге что-то пошло не так, хотя я до сих пор теряюсь в догадках, когда именно. Первые проявления моего положения походили на заурядное недомогание: задержка менструации, металлический привкус во рту, а спустя две недели – изнуряющая тошнота и рвота. Склонившись над чашей унитаза в обеденный перерыв на работе, я без всяких сомнений поняла, что беременна. В тот же день я сделала тест, подтвердивший данный факт. Положив перед собой полоску тестера и не в силах унять дрожь рук, я достала мобильный телефон и набрала текстовое сообщение Ричарду, известив его, что все кончено. Сразу же пришел ответ, и последовал обмен эсэмэсками.