Погибель Империи. Наша история 1965–1993. Похмелье - Марина Сванидзе

В дневнике никакого кокетства: «Сценарии к фильмам могут дать мне долгую материальную, а значит, и душевную независимость, могут дать мне чувство реванша в долгой, изнурительной борьбе, могут широко распахнуть передо мной двери мира!»

И когда в Японию не пустят – запьет. Что его не пустят, он понял заранее. И заранее начал пить. «Я уже твердо знал, что Япония мне не нужна. Я нашел свою Японию на дне рюмки – отличная, беспечная, пропащая страна! Я дошел до края, я стал чумой для близких, для всех, кто ко мне приближался. Я сломал даже замсекретаря парторганизации Союза писателей».

Парторганизация СП направила своего представителя, чтобы не оставлять беспартийного, т. е. Нагибина, в трудную минуту жизни. Нагибин пишет: «Когда Виль – имя-то какое! (Виль – это аббревиатура от Владимира Ильича Ленина). Так вот, когда Виль вспоминает о минувшем кошмаре, его больше всего смущает, что он танцевал танго и медленный фокстрот. Не то, что он запил, лез к моей жене и был вышвырнут ею, не то, что спал у всех на глазах с проституткой, не то, что весь поселок оказался свидетелем его разложения, а то, что он танцевал западные танцы.

– Я же никогда не танцую, – смущенно говорил он мне, видимо, все остальное ему привычно.

За эту поездку замсекретаря парткома СП получит благодарность парткома и райкома: мол, твердой и теплой партийной рукой направил беспартийного на путь истинный».

Любой партком, в том числе партком Союза писателей, знает, что такое поездка за границу.

Поездка за границу для советского человека – предел возможного благополучия, жизненной удачи. Это переход в другую, особую, немногочисленную касту. Это знак государственного доверия. Это немного опасно, это все еще поход в логово врага. В 67-м году в фильме «Три тополя на Плющихе» героиня Дорониной совершенно безыскусно подтверждает это.

Для интеллигенции поездка за границу – это несомненные впечатления, возможность посмотреть мир, но этому всегда сопутствует материальное. Советская власть не способна обеспечить население товарами и продуктами.

Нагибин в дневнике напишет:

Не производя необходимое и качественное, советская власть к своему 50-летию уже выработала у людей повышенный интерес к барахлу. Поездка за границу – это всегда шанс вступить в обладание вещами, которые по возвращении будут выделять из общей массы, будут повышать социальный статус. В 68-м Нагибин в дневнике пишет:

Нагибин, когда пишет о Гренобле, имеет в виду поездку на зимнюю Олимпиаду 68-го года. Это первая Олимпиада, которую у нас обладатели цветных телевизоров могли увидеть в цвете. Цветное вещание в СССР началось 1 октября 67-го. Тогда же начинается продажа цветных телевизоров. Парад к 50-летию Октября впервые показывают в цвете.

В октябре 67-го Нагибин в дневнике пишет: «Продвигаюсь к своему пятидесятилетию. Болит, ноет нога. Гноится предстательная железа, обещая мне ужас районной больницы, серое белье, халатик до пупа и арестантские портки, жидкую ячневую кашу, вонь палаты, неквалифицированных легкомысленных врачей, вокзальную тоску».

У Нагибина в дневнике много больниц. Много смертей. Он так и пишет: «Вообще многие умерли. Животные умирают, как люди».

«Вот и кончилась долгая Фенькина жизнь. 15 лет назад ее принесли крохотным черным комочком. Наш спаниель не принял котенка. Мы велели домработнице Даше вернуть его хозяевам. Ей было лень. И она просто вышвырнула его за калитку. Мы уезжали куда-то в тот вечер. Пес, провожавший нас, вдруг стал раскапывать сугроб. В снежной могилке лежал котенок. Он никуда не пошел. Вырыл себе ямку и стал ждать. И дождался.

Мы покрыли Дашу матом и взяли котенка домой. У кошки Феньки была долгая бурная жизнь. С котами, котятами, выкормленным ею бельчонком. С любовью и уважением дома. Потом у нее был рак. Она почти все время спала в кресле и на нашей кровати, оставляя несмываемые следы. До самой смерти мордочка у нее оставалась выразительной, умной, необыкновенно милой. У меня такое чувство, будто сегодня завершилась чья-то долгая, достойная и полезная жизнь».

Люди у него в больницах умирают страшнее Феньки. «В коридоре, забитом больными, положили женщину с отеком мозга. Она была без сознания, голова почти с черным лицом закинута за подушку. Одеяло сползло с нее, она лежала нагая с белой прекрасной грудью, округлым животом. Это скульптурно прекрасное тело дико контрастировало с мертвой головой». Никому до нее нет дела. Это в 69-м году. И в 71-м у Нагибина больница, когда болеет его мать. В дневнике напишет: «Стоя в уборной на коленях, я благодарил Бога за избавление». И в 83-м – больница:

К Нагибину по делу в эту больницу приезжает Наталья Бондарчук. Ее не пускают. Лично главный врач и начальник охраны. Документы, объяснения, ссылки на великого отца – ничто не помогает. Нагибин просто вырывает ее из рук охраны. Наталья Бондарчук приехала подписать с Нагибиным договор на сценарий к фильму про олененка Бэмби.

У Нагибина в прошлом полно написанных им сценариев. Особняком стоит фильм «Председатель». Сценарий Нагибин пишет по собственной повести «Страницы жизни Трубникова». Повесть о послевоенной деревне. Михаилу Ульянову есть что играть. Картину кромсают и пускают по клубам.