Анизотропное шоссе. Путеводитель по дорогам, которые выбирают - Михаил Савеличев

— А то, — звякнул тостер и выдал следующую порцию гренок.

Обсуждение футбола продолжилось.

Андрей не поверил собственным глазам, когда будто по волшебству перед ним на столе, заваленном грудой рабочих материалов экспедиции, возникла чашечка эспрессо. Это было настолько невероятно, что он сморгнул и глубже втянул воздух. Аромат свежесваренного кофе щекотал ноздри и бодрил так, будто Андрей уже пригубил густой напиток.

Кофе на базе отсутствовал, если не считать за таковой консервированную и самоподогревающуюся бурду, которую по недомыслию именовали «Кофе», причем кавычки как нельзя лучше отражали весьма условную принадлежность бурды к благородному напитку.

А тут еще и чашечка! Точно такая, какие подают только в кофейнях на Земле!

— Я думаю, это вам необходимо.

Резко крутанувшись на кресле, Андрей вперился взглядом в тектотона, того самого, что проходил по списку оборудования как «сервисный кибер» и занимался монтажом, а затем обслуживанием бытовой кибертехники.

— Откуда это? — Андрей ткнул пальцем за спину и борясь с искушением немедленно вернуться в исходное положение, взять чашечку, поднести ее к губам… м-м-м…

— В комплект моего оборудования входит кофеварочная машина марки «Ньютон», — сказал тектотон. — Мне показалось, чашечка кофе будет для вас нелишней, Андрей. Попробуйте, мои рецепторы подсказывают — его аромат и вкус соответствует лучшим земным образцам.

— Ты действительно участвовал в экспедициях первопроходцев? — спросил Андрей.

— Да, — кратко ответил тектотон. И когда Андрей уже было решил, что больше ничего не услышит, тектотон добавил: — Поэтому я знаю ценность кофе в космосе, и попросил во время капремонта вмонтировать в меня кофеварочный аппарат с набором кофейной посуды из небьющегося фарфора.

Раскопки продолжались, и Андрей первое время не мог нарадоваться происходящему. Быт наладился. Чистота, порядок, всегда горячие и аппетитные завтраки, полдники, обеды и ужины, чистое выглаженное бельё, тщательно вычищенные от песка дохи и унты, а так же, что скрывать, — собеседники, с которыми можно поболтать о всяческом, что не относилось ни к внеземной археологии, ни к ее наиболее проблемному направлению — марсианской. И если раньше археологи регулярно задерживались на раскопе с поводом, а чаще вообще без повода, ибо возвращаться в бесприютный купол станции никому особо не хотелось, то теперь уже часа за два до окончания дневных работ каждый тайком начинал посматривать на часы и готовиться к отбытию домой.

Домой!

И никак иначе!

Именно так Андрей незаметно для себя стал называть экспедиционный купол, а затем без особого удивления обнаружил, что Максим с Аглаей именуют его так же. А как называть место, где тебя всегда ждут? И пусть это всего лишь киберы и тектотон, и выполняют они, в общем-то, незамысловатую работу — готовка, стирка, уборка, — но им, космическим археологам, есть с чем сравнивать.

Вечера на станции больше не превращались в безнадежную битву с энтропией, а становились тем, чем и должны были быть — временем покоя и отдыха, когда после сытного ужина, приготовленного киберкухней по одному из бесчисленных рецептов, вкушенного к тому же за красиво сервированным столом — со скатертью и сервизом на три персоны, можно, опять же, смаковать чудесное кофе по-венски или по-турецки, сидя на диване и блаженно вытянув ноги.

Да и тектотон, в обязанность которого входило столь редчайшее умение готовить эспрессо, латте и совсем экзотический «особый старательский», оказался на редкость приятным собеседником. Он рассказывал об экспедициях, в которых побывал под началом таких легендарных первопроходцев, как Мартынов, Гансовский, Громова, Варшавский. К тому же он был докой в кофе, настоящая ходячая энциклопедия.

Слушая его рассказы об особенностях выращивания кофейных деревьев, сбора и сушки ягод, обжарки и помола зерен, Андрей даже жалел, что судьба в лице отца, потомственного археолога, занесла его на исторический факультет Института космонавтики, а не на бразильские или галапагосские кофейные плантации. А ведь помнится ботаника являлась в школе его любимейшим предметом, а вовсе не история.

В это время Максим горячо обсуждал с тостером и хлебопечкой соревнования Лунной Спартакиады, которые он, будучи на раскопках, столь досадно пропустил, но которые, к счастью, тостер и хлебопечка ему с удовольствием транслировали в записи да еще и со своими комментариями, которые, на удивление археолога, оказались весьма квалифицированными.

Аглая, в свою очередь, направлялась к новообретенной подружке — стиральной кибермашине, усаживалась на низенькой табуретке и под уютное фырчание стираемого белья обсуждала с ней нелегкие проблемы гендерной космонавтики. В ответ кибермашина делилась историями о непростой женской доле прошлых веков, когда права и обязанности женщин не шли дальше домостроя, то есть детей, кухни и домашнего хозяйства. Аглая кивала, но порой задумывалась: а так ли это плохо? И в чём оно — женское счастье?

Первый беспокойный звоночек прозвучал для Андрея тогда, когда он, оторвавшись от обсуждения с тектотоном тонкостей искусства органолептической оценки качества бодрящего напитка, осмотрелся вокруг и внезапно осознал, что уже и забыл, когда с Максимом и Аглаей устраивали вечерние посиделки, с жаром обсуждая последние достижения археологической науки.

А ведь было, было!

Собирались!

Сидели!

Обсуждали!

Да еще с каким жаром — до хрипоты, призывали на помощь цитаты из трудов светил археологии, тыкали в толстые тома «Археологического ежегодника», писали совместные статьи, оттачивая каждый тезис о перспективности марсианской археологии, хотя за последние двадцать лет дело в ней не сдвинулось дальше найденных в кавернах каменных плит то ли с письменами, то ли со следами причудливой игры процессов вымывания подземными водами.

После возвращения с раскопок Андрей предложил Максиму и Аглае собраться в кают-компании, обсудить свежий выпуск «Вестника космической археологии». Там появилась статья Фролова, где он полемизировал с академиком Ефимовым о перспективах археологических изысканий в Поясе астероидов.

Однако Максим отговорился тем, что безмерно устал, статью не читал и вообще к Фролову относится более чем скептически.

Аглая говорить ничего не стала, лишь демонстративно широко зевнула, поправила намотанный на влажные волосы тюрбан из банного полотенца, и столь красноречиво взглянула на Андрея, что он почувствовал себя виноватым.

Окружающая обстановка тоже не располагала к научным дискуссиям. Чересчур чисто, ухожено. Не археологическая экспедиция, не палатки, не брызжущий через край энтузиазм и азарт, а размеренная жизнь внеземного филиала солидного академического учреждения. Впрочем, после вежливого отказа от предложенной Андреем темы дискуссии, Аглая отнюдь не отправилась спать, а вернулась к обсуждению со стиральной кибермашиной извечных вопросов женского счастья, а из кухни тем временем донесся торжествующий вопль Максима, знаменующий очередной гол «Венерианского земледельца» в ворота «Марсианского строителя». В этом сезоне «Земледелец» имел все шансы выйти в четвертьфинал Кубка Солнечной системы.