Преступление победителя - Мари Руткоски

— О чем?

Делия поправила подол платья.

— Прибыл гость из Гэррана.

— Что?

— Прискакал верхом сегодня утром, едва успел проскочить через ущелье.

— Сними с меня платье.

— Но я еще не закончила, госпожа.

— Сними.

— Осталось совсем…

Кестрель стянула ткань с плеч, не обращая внимания на колючие булавки, которые полетели во все стороны, и вскрик портнихи. Кестрель оставила платье на полу, спешно оделась и выскочила за дверь.

Он ждал в зале для приемов. Одинокая фигура в огромном сводчатом помещении. Гость из Гэррана оказался пожилым человеком, он тяжело опирался на трость.

Кестрель на секунду замерла, потом подошла ближе. Она невольно ждала, что за его плечом вот-вот возникнет Арин. Но губернатора не было.

— А я думал, век варварства в Валории давно закончился, — сухо сказал гэррани.

— Что? — не поняла Кестрель.

— Вы босиком.

Она посмотрела на свои ноги и только теперь осознала, что у нее замерзли ступни. Кестрель просто забыла про обувь, когда выскочила из мастерской и бросилась сюда. Ее видел весь дворец. Прямо сейчас за своей госпожой наблюдали валорианские стражники, стоявшие вдоль стен.

— Кто вы такой? — спросила Кестрель.

— Тенсен, министр земледелия Гэррана.

— А губернатор? Где он?

— Не приедет.

— Не… — Кестрель прижала ладонь ко лбу. — Император приказал ему явиться. Это прием государственной важности. Но он просто взял и не поехал? — Поводы для злости наслаивались один на другой, как юбки ее бального платья. Кестрель пришла в ярость от того, как легко Арин совершил политическое самоубийство.

Она злилась на себя, на свои босые ноги — неопровержимое доказательство глупой надежды. Кестрель так спешила увидеть того, о ком ей давно пора забыть.

Арин не приехал.

— Вечно на меня смотрят с разочарованием, — усмехнулся Тенсен. — Никто не жаждет познакомиться с министром земледелия.

Кестрель наконец сосредоточила внимание на чиновнике. У старика были маленькие, но умные зеленые глаза и темная морщинистая кожа.

— Вы мне писали. — Ее голос прозвучал натянуто. — Сказали, что нам нужно многое обсудить.

— О да. — Тенсен небрежно взмахнул рукой, на пальце блеснуло золотое кольцо. — Нужно поговорить об урожае хлебного ореха. Но позже. — Он перевел взгляд на стражников, потом снова посмотрел Кестрель в глаза. — Я хочу спросить у вас совета по некоторым вопросам. Но я немолод, госпожа, и устал после долгого пути верхом. Хотелось бы поскорее отдохнуть. Вы можете показать мои покои?

Кестрель поняла, что Тенсен имеет в виду. Он намекал, что здесь их могут подслушать, и приглашал поговорить в отведенной ему гостевой комнате, где не будет лишних свидетелей. Но Кестрель смогла лишь выдавить:

— Так трудно было добраться?

— Да.

— А снегопад? Уже начался?

— Да, госпожа.

— Значит, дорога через ущелье перекрыта.

— Да, — мягко произнес Тенсен, и Кестрель поняла, что окончательно выдала себя. В ее голосе проскочила та предательская нотка, которая пробивалась всякий раз, когда Кестрель готова была расплакаться. — Это вполне ожидаемо, — добавил чиновник.

А вот Кестрель не ожидала такой нелепой, болезненной вспышки надежды. Зачем мечтать о встрече с тем, кто потерян для тебя навсегда? Какой в этом смысл? Никакого. Судя по всему, Арин это понял. Он оказался мудрее, иначе та же мучительная надежда пригнала бы его в столицу несмотря ни на что.

Кестрель выпрямилась.

— Вы легко найдете свои комнаты без моей помощи, министр Тенсен. У меня есть дела поважнее.

Она повернулась и гордо прошагала к выходу из зала. Мраморный пол холодил ступни. Кестрель будто шла по льду замерзшего озера, не обращая внимания на трещины под ногами.

Ей было все равно.

Джесс поправила платье Кестрель, отступила на шаг и, склонив голову набок, окинула подругу внимательным взглядом.

— Ты нервничаешь, — заметила она. — По лицу вижу.

— Я плохо спала. — Кестрель действительно не выспалась. Она попросила Джесс приехать пораньше и переночевать в ее покоях. Они легли в одной кровати, как когда-то в детстве, в Гэрране, но разговаривали еще долго, пока не догорело масло в лампе. — Ты храпела.

— Неправда.

— Правда. Ты храпела так, что слышали даже те, кто мне снился.

Джесс рассмеялась. Хотя бы эта глупая шутка сумела ее развеселить. Улыбка смягчила лицо подруги, щеки на секунду показались не такими впалыми, а синяки под карими глазами — не такими заметными. Джесс так до конца и не поправилась. В ночь гэрранского восстания она отравилась, приняв яд, и от ее прежней красоты и здоровья ничего не осталось.

— У меня для тебя подарок. — Джесс открыла свой сундучок и достала какой-то бархатный сверток. — В честь помолвки. — Она развернула ткань. — Я сама для тебя сделала.

Внутри оказалось ожерелье. На черную ленту были нанизаны огромные цветы, сделанные из кусочков шлифованного янтарного стекла и обрамленные тонкими завитками, выточенными из рога. Несмотря на приглушенные оттенки, ожерелье было ярким.

Джесс завязала ленточку на шее Кестрель. Стеклянные лепестки нежно зазвенели и улеглись на груди.

— Как красиво, — прошептала Кестрель.

Джесс поправила украшение.

— Я знаю, почему ты нервничаешь.

Стеклянный звон стих — это Кестрель задержала дыхание.

— Мне не следует этого говорить. — Джесс пристально, почти сурово посмотрела ей в глаза. — Но мне очень жаль, что ты выходишь за сына императора. Сейчас ты выйдешь из комнаты и отправишься на бал в честь своей помолвки с принцем, а я так хотела, чтобы ты стала моей сестрой. Вышла за Ронана.

Кестрель не видела Ронана с той самой ночи, когда произошло восстание. Она пыталась ему написать, но все время сжигала письма. Отправила приглашение, но ответа не дождалась. По словам Джесс, ее брат был в столице, но связался с дурной компанией. Сообщив эти новости, Джесс поджала губы и больше ни слова не сказала о нем, а Кестрель, хотя и любила Ронана, как прежде, и очень скучала, не посмела ничего спросить.

Помедлив, Кестрель ответила:

— Я тебе уже говорила. Император сам предложил. Я не могла отказаться.

— Неужели? Все слышали о том, как ты обрушила гнев империи на восставший Гэрран. Ты могла попросить о чем угодно.

Кестрель промолчала.

— Просто ты не хотела отказываться, — продолжила Джесс. — Ты всегда поступаешь так, как хочешь.