Бабочка на ладони - Катажина Грохоля

— Самка богомола съедает партнера post coitum,[2]— сказал Себастьян и нагнулся за банками.

— Кшись, спи спокойно. В партнеры ты не годишься. — Буба тряхнула рыжей гривой и невинно улыбнулась.

— Один — один, в ход пошла тяжелая артиллерия, — констатировал Петр.

— Самки богомолов — не дуры. — Роза положила на стол салфетки с белыми ангелами на зеленом фоне. — Женщинам тоже пора научиться пожирать партнеров post coitum.

— Только если коитус был прерван, — пробурчал Петр.

— Слушайте, давайте поговорим о чем-нибудь приятном, например… — Себастьян обвел взглядом всех женщин, — о том, что представляет наибольшую важность для дам.

— Это о чем же? — воинственно осведомилась Роза.

— Ну ты меня поняла…

— О чем? — не отставала Роза.

— О диете, что ли… — Себастьян обнял Розу и поцеловал в щеку.

— Болван. — Роза выскользнула из объятий Себастьяна и села к столу.

— Но, дорогая, я целую неделю только и слышу, что о новой чудесной диете…

— О какой? — Бася не заметила издевки на лицах своих друзей мужского пола. — Что за новая диета?

— Раздельного питания. Кушайте и питайте серые клеточки. — Роза пододвинула чудо-печку, от которой шел восхитительный запах, поближе к Себастьяну. — А то клетки головного мозга у тебя явно на голодном пайке. Вот и несешь всякую чушь.

— Раздельного? — не унималась Бася. — Что с чем надо разделять?

— Завтрак надо есть отдельно от обеда, а обед — от ужина. — Кшиштоф улыбнулся, снял крышку, чуть заметно поморщился и поставил чудо-печку перед Петром.

Петр принюхался.

— Базилик, чеснок, картошка. А красное и зеленое — это что?

— Красное — это гномики. — Буба протянула свою тарелку. — Не любишь — не ешь.

— Ну а зеленое?

— Пришельцы, — фыркнула Роза. — Розочка, что ты ешь раздельно? — взмолилась Бася. — Расскажи мне.

— В самых общих чертах суть этой диеты в том, что до двенадцати ты ешь фрукты…

— Почему именно фрукты?

Кшиштоф тщательно выгреб перец и лук, баклажаны и помидоры. Картошку он ненавидел.

Готовила Роза прекрасно. К сожалению, следующая святая пятница должна была пройти у Кшиштофа, а он в кулинарном плане был ни на что не способен. Разве что воду вскипятить. В электрическом чайнике. А то поставит обычный чайник на газ — и забудет.

— Боже, Кшись, совсем из головы вон, для тебя у меня есть макароны, сейчас принесу. — Роза вернулась из кухни с кастрюлькой и банкой тресковой печени. — Держи, ты любишь, я знаю. А что касается диеты, — обратилась она к Басе, — если сперва есть фрукты, а потом — все остальное, то у тебя в желудке ничего не будет киснуть.

— Можно не за едой? — застонал Себастьян. Бася внимательно смотрела на Розу.

— До которого часа надо есть фрукты?

— До двенадцати.

— Строго до двенадцати? — Буба протянула руку с бокалом.

Петр с видом знатока разливал вино.

— Ну, если встать пораньше, можно и до десяти, — дала поблажку Роза. — Уже будет как бы двенадцать.

Рука у Петра дрогнула.

— Тогда ладно. — Бася подставила свой бокал. — Я возьму у тебя эту диету. Буду вставать в шесть, ничего страшного. Что ты на меня так уставился? Наливай!

Петр никак не мог уразуметь, как двенадцать может наступить на два часа раньше положенного, пусть даже дама на диете будет вставать не в восемь, а в шесть. Это было выше его понимания. Иногда Бася просто ставила его в тупик, не помогало ни образование, ни ум, вроде электрические импульсы между нейронами в мозгу и бегали, но толку от них не было никакого. Беззащитному перед женской логикой, не дано ему было понять, что полдень может наступить утром, а вечер — днем, в зависимости от того, когда ты лег спать.

Краешком глаза он приметил, что логика Баси озадачила не его одного — Кшиштоф, Роман и Себастьян так и застыли над своими тарелками, а потом переглянулись, как бы в поисках подтверждения, что с ними все в порядке.

Себастьян слегка подмигнул, и Петр поставил бутылку на стол. Пару капель он при этом пролил на скатерть, рука дрогнула.

— Чего это вы все так вылупились? — Бася посмотрела на мужчин. — Что они так таращатся, девочки?

— А они ни на что больше не способны, — прощебетала Буба. — Рыбы в аквариуме тоже как уставятся… Да, кстати, Ромек, как там твои картины? Поверь ты наконец, что однажды тебя кто-нибудь непременно откроет.

— Надеюсь только, что не post mortem.

— Что это значит? — наклонилась к Петру Бася.

— Посмертно, — объяснил Петр. Буба скривилась.

— Если к чему-то изо всех сил стремишься, то обязательно добьешься своего. Ей-богу.

— А как насчет примеров? — Кшиштоф постарался скрыть издевку.

— Я вам приведу пример. — Себастьян встал и постучал вилкой по бокалу. — Я верю, что если кто-нибудь может дать тебе под зад, то обязательно даст. По-другому никак. На собственной шкуре испытал, и не раз. Заявляю со всей ответственностью.

— Какие вы все несерьезные. А ты, Буба, просто веришь в чудеса. Только жизнь устроена вовсе не так, как тебе хочется. Жизнь есть жизнь. С действительностью следует примириться.

— Вот уж не собираюсь мириться со всякой пакостью.

— Ты никак не хочешь повзрослеть.

— Не хочу превратиться в истлевший труп еще при жизни.

— И всю свою энергию вкладываешь в перемену внешности. Светлые волосы идут тебе больше. Вот облысеешь — узнаешь, почем фунт лиха.

— В наше время краски для волос почти безвредны.

— У тебя на голове такое сокровище, а ты его совсем не бережешь. За такую гриву другие отдали бы состояние.

— Могу продать, — тряхнула рыжей копной Буба. — Если кому-нибудь позарез нужно.

— Минуточку, минуточку, — вмешался в спор Петр. — Есть вещи, которые от нас не зависят. Помните Джеймса? Так вот, он пережил ураган «Эндрю». Джеймс рассказывал мне, как они с женой и детьми просидели тринадцать часов в ванне, укрывшись одеялами. И ничего нельзя было поделать, ну что ты противопоставишь урагану? Поверь мне, Буба, им очень хотелось, чтобы все поскорее закончилось, как и тысячам других людей в благословенной Калифорнии, о которой мы все мечтаем. В этом земном раю ураганы и землетрясения — обыденное явление, а мы еще жалуемся на наш чудесный климат, хотя у нас не трясет, ближайший вулкан — в Италии, ветра умеренные, ядовитые змеи представлены единственным видом, и тот под охраной…

— Ad rem,[3]Петр!