Сказания Умирающей Земли: Волшебник Мазериан; Пройдоха Кугель - Джек Холбрук Вэнс
Шрифт:
Интервал:
— Я в этом убеждена.
Тсаис снова задумалась:
— Как же я могу решить, что́ мне следует делать? Я знала, что́ делать — а теперь ты говоришь, что это зло!
Тсаин пожала плечами:
— Я прожила всего несколько дней, мне не хватает мудрости. Но я знаю, что все живое появляется на свет, чтобы жить. Турджан мог бы тебе это объяснить гораздо лучше меня.
— Кто такой Турджан? — поинтересовалась Тсаис.
— Очень добрый человек, — отозвалась Тсаин. — Я его очень люблю. Мы скоро улетим на Землю, где небо — огромное, глубокое и темно-синее.
— На Землю… Если бы я улетела на Землю, смогла бы я найти красоту и любовь?
— Может быть. Твой мозг способен понять красоту, а твоя собственная красота привлечет любовь.
— Тогда я больше не буду убивать — невзирая на отвращение ко всему, что я вижу. Я попрошу Панделюма отправить меня на Землю.
Тсаин сделала шаг вперед, обняла Тсаис и поцеловала ее:
— Ты — моя сестра, и я тебя буду любить.
Тсаис оцепенела.
— Разорви ее на куски! Проткни шпагой! Укуси ее! — кричал ее мозг, но какое-то другое, более глубокое побуждение начало согревать ее взволнованную кровь, исходя из каждой клетки тела, и наполнило ее внезапной волной теплоты. Тсаис улыбнулась: — Хорошо! Я люблю тебя, сестра моя! Я больше не буду убивать, я найду и познаю красоту на Земле — или умру.
Тсаис вскочила в седло и ускакала прочь, чтобы искать любовь и красоту на Земле.
Тсаин стояла у входа в землянку, провожая глазами сестру, удалявшуюся в переливающийся радужными бликами лес. Кто-то позвал ее — к ней спешил Турджан.
— Тсаин! Эта сумасшедшая на тебя напала? — Он не стал дожидаться ответа. — Довольно! Я испепелю ее одним проклятием, чтобы она больше никому не причиняла боль!
Он повернулся лицом к лесу, чтобы произнести ужасное заклинание огненной струи, но Тсаин зажала ему рот:
— Нет, Турджан, молчи! Она обещала больше не убивать. Она попросит Панделюма отправить ее на Землю, где она будет искать то, чего не может найти в Эмбелионе.
Турджан и Тсаин стояли и смотрели вслед фигуре наездницы, исчезавшей за стволами где-то в многоцветных холмах.
— Турджан! — сказала Тсаин.
— Я тебя слушаю.
— Когда мы будем на Земле, ты найдешь мне черного коня — такого, как у Тсаис?
Турджан рассмеялся:
— Конечно!
И они направились обратно к усадьбе Панделюма.
Тсаис
Выезжая из рощи, Тсаис придержала коня. Словно в нерешительности она смотрела на переливающийся пастельными тонами луг, спускавшийся к ручью… Понукаемый легким движением ее коленей, черный конь неспешно засеменил по лугу.
Девушка ехала, глубоко задумавшись, а над ней, как по возбужденному порывами ветра водному пространству, по небу бежали, распространяя огромные тени от горизонта до горизонта, расходящиеся и пересекающиеся волны. Небесный свет, преобразованный и преломленный, заливал землю тысячами оттенков — пока Тсаис ехала, ее озаряли то зеленые, то ультрамариновые, то светло-голубые, как топаз, то рубиновые лучи, и по всему ландшафту вокруг плыли, как по вечно изменчивой изысканной палитре, размытые полосы той же спектральной ряби.
Тсаис зажмурилась, чтобы не видеть радужных наплывов. Они жгуче раздражали ее нервы и приводили в замешательство зрительное восприятие. Красные лучи обжигали, зеленые — душили, синие и пурпурные намекали на непознаваемые тайны. Вся Вселенная будто предназначена была причинять ей мучения и возбуждать в ней дикую ярость… Мимо пролетела бабочка с узором крыльев, напоминавшим драгоценный ковер, и Тсаис замахнулась шпагой, чтобы рассечь ее. Но она сдержалась, приложив при этом огромное усилие — ибо Тсаис была свойственна страстная натура, не расположенная к сдержанности. Она смотрела вниз, на цветы под копытами коня — бледные ромашки, голубые колокольчики, рыжие вьюнки, оранжевые астры. Но она больше не растаптывала их в крошево, не вырывала их с корнями. Ей объяснили, что Вселенная не заслуживала наказания, что такова была ошибка ее собственного мироощущения. Подавляя в себе пылающую ненависть к бабочке, к цветам и к брезжащему спектральными волнами небу, Тсаис продолжала путь.
Перед ней луг окаймляла роща темных деревьев, а за ней можно было заметить поросли тростника и блеск воды — оттенки разных частей пейзажа постоянно менялись, отражая состояние неба. Тсаис повернула коня и поехала по берегу ручья к продолговатой приземистой усадьбе.
Спешившись, она медленно прошла к двери из черного закопченного дерева. На двери висела резная издевательская маска. Тсаис потянула маску за язык — прозвенел колокольчик.
Никто не отозвался.
— Панделюм! — позвала Тсаис.
Через некоторое время послышался приглушенный ответ:
— Заходи.
Тсаис распахнула дверь и зашла в помещение с высоким потолком, где, помимо небольшого мягкого дивана, не было ничего, кроме потертых ковров.
Из-за стены донесся голос — мягкий, полный безграничной печали:
— Что тебе нужно?
— Панделюм, сегодня я узнала, что убийство — это зло, что мои глаза меня обманывают и что там, где я вижу только режущие взор цветные пятна и отвратительное уродство, другие видят красоту.
Панделюм помолчал, после чего снова послышался его приглушенный голос; чародей согласился удовлетворить невысказанную просьбу о разъяснении:
— То, о чем ты говоришь, по большей части верно. Если у живых существ есть какое-нибудь право, это право на жизнь. Жизнь — их единственное на самом деле драгоценное имущество, и похищение жизни хуже любого другого грабежа… Что же касается другой проблемы, то здесь ты ни в чем не виновата. Красота — повсюду, ей могут восхищаться все, кто наделен зрением, — все, кроме тебя. Меня это огорчает, потому что я тебя создал. Я сконструировал твою исходную клетку, я наложил печать, определившую закономерности развития твоего тела и твоего мозга. Однако, несмотря на свое мастерство, я допустил ошибку. Когда ты выступила из растильного чана, я обнаружил, что в твоем мозгу возникло нарушение, что для тебя красота выглядит как уродство, а добро тебе кажется злом. Настоящее уродство, настоящее зло ты никогда не видела, ибо в Эмбелионе нет ничего отвратительного, ничего подлого. Если бы тебе действительно привелось столкнуться с уродством или злом… боюсь, это привело бы к помешательству.
— Разве ты не можешь меня изменить? — воскликнула Тсаис. — Ты же чародей! Неужели я обречена на безрадостное существование до конца своих дней?
Из-за стены донесся едва слышный вздох:
— Да, я чародей. Мне известны все заклинания, изобретенные по сей день, все заколдованные руны, магические формулы, чудесные механизмы, заговоры, амулеты и талисманы. Я — магистр математики, первый с тех пор, как погиб Фандаал. Тем не менее я
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!