Я украду твой голос - Сергей Бакшеев

Мальчик, довольный тем, что всё у него получилось, гордо топал по опустевшей улице. О смерти учительницы музыки он узнал раньше остальных в школе-интернате. Это известие ни капли не взволновало Марка, ведь все пластинки в ее доме он уже прослушал.

Однажды, в погожий июньский день 1941 года, во всех городах Советского Союза из тысяч уличных радиодинамиков мощный мужской голос выплеснул волны благородного возмущения. Война с Гитлером, которой так боялись две старые женщины, все-таки началась.

Информация о вероломном нападении фашистских захватчиков на родную страну Марка Ривуна совсем не заинтересовала. Его потряс необычайной силы голос диктора Левитана. Он видел, как под влиянием возмущенного трагического баритона люди замирали, в их телах стыла кровь, а многие даже теряли сознание. Марк понимал, что смысл сообщения здесь вторичен. Важен был тембр, глубина, вибрация и эмоциональный накал, с которым читался текст. Мальчик с интересом наблюдал, как слушатели, словно мухи в паутину, попадали под цепкое воздействие завораживающего мощного голоса. При желании диктор мог легко управлять огромными толпами, находящимися от него за тысячи километров.

Со столь явной демонстрацией влияния голоса на человеческий организм Марк еще не сталкивался. Одна необычная глотка с ошеломляющими способностями была сильнее многотысячной вооруженной армии. Марк быстро постиг тайну удивительного голоса и включил ее в свой арсенал. С тех пор для Марка Ривуна большая война ассоциировалась, прежде всего, с великим голосом Левитана.

Поначалу фронтовые действия проходили далеко от Острогожска, но быстро отразились на жизни города. По радио стали звучать только патриотические или грустные песни, умерла танцплощадка, железная дорога гудела под тяжелыми составами, станки и механизмы ухали на заводе день и ночь. В интернате тоже многое изменилось. Исчезли немногочисленные преподаватели-мужчины, питание как-то сразу оскудело, Бешеный с дружком свалили на фронт, вместо них появились развязные хлопцы с захваченной врагами Украины, а на дисциплину даже самые строгие воспитатели махнули рукой. Несколько мальчишеских группировок активно враждовали и боролись за власть. Марк держался обособленно, и поэтому ему доставалось ото всех. Однако, припомнив, какой безотчетный страх порождает у людей низкий вибрирующий шум, Марк стал пользоваться своим талантом. Едва слышное горловое шипение быстро отбило желание связываться с ним даже отъявленных хулиганов. Странного мальчишку по прозвищу Композитор предпочитали не трогать.

Так прошел год. Фронт неумолимо приближался к Острогожску. В июне 1942-го эвакуация шла полным ходом, оборонять небольшой город военные не собирались, все силы концентрировались глубже, на Волге. Директор интерната каждый день названивала в горком и требовала вывоза сирот в безопасное место. В ответ ей кричали, что всё под контролем, и призывали не сеять панику.

Однажды в интернат заглянули два городских чиновника. Они переговорили с директрисой, взяли списки детей и успокоили ее:

— В конце недели пришлем машины, загрузим всех в эшелон и направим в Ташкент. Будете там дыни есть.

— Наконец-то! Наконец и о нас вспомнили, — причитала Зоя Ефимовна.

— А как же вы думали. Дети для нас — это святое.

Партийные чиновники в военных френчах без погон сели в автомобиль. Марк слышал их тихие реплики.

— Куда это? — спросил худой у толстого, показывая на списки воспитанников.

— По дороге выбросишь.

— С детьми никак не получится?

— Уже не успеем, войска получили приказ к отступлению. Нам бы партийный архив вывезти да оборудование с завода. Если сорвем, сам знаешь, по головке не погладят. А интернат… Что им будет? Не расстреляют же немцы детей. Пусть теперь они с кормежкой помучаются.

Машина с партийными начальниками выкатилась со двора. Улыбающаяся Зоя Ефимовна помахала им рукой, поискала алчными глазами светловолосую голубоглазую Марусю и поманила ее пальцем.

— После отбоя придешь ко мне. Я шоколадку припасла, — шепнула директриса девочке и запустила пятерню в светлые кудряшки. — Хорошая моя.

Маруся настороженно кивнула. А Марк болезненно сжал веки.

На двенадцатом году жизни ему впервые понравилась девочка. Красавица Маруся, конечно, игнорировала кособокого уродца с оттопыренными ушами и кривой шеей, но Марку часто удавалось привлечь ее внимание. Лучше всего это получалось вечером, когда сумрак скрывал некрасивое лицо и на первый план выходил чудесный голос. В такие минуты Композитор подключал всё свое мастерство. Маруся с интересом слушала его, порой смеялась, соглашалась вместе поиграть, а один раз даже подчинилась его ласковому приказу и поцеловала в щеку. Ее губы послушно прикоснулись к нему, обдали теплом и запахом карамели, но ни единой капельки чувства, которое принято называть любовью, в ее голубых холодных глазах не промелькнуло.

Это раздосадовало Марка. Он долго готовился к новой встрече, перебирал в памяти оттенки голосов лучших артистов и тщательно репетировал. Ему вновь удалось заставить девочку поцеловать себя, на этот раз в губы. Маруся покорно исполнила его просьбу. Как робот, холодно и механически.

Расстроенный Марк убежал. Ему казалось, что даже с директрисой Маруся ведет себя теплее. Он спрятался в подвале и не выходил оттуда целые сутки. Болезненно перебирая свои возможности, он понял, что научился внушать страх, восторг, уважение, жалость, интерес к себе, он может убеждать, подчинять и обманывать, но не в силах заставить слушателя полюбить себя.

Мальчик сжался в темном углу, ему не хотелось ни есть, ни пить. Да и зачем жить, если его тонкий слух не может вычленить нотки, порождающие любовь, а голос не в состоянии их воспроизвести. Он приготовился к смерти. Марк безвольно распластался на сыром полу, слушал капель из протекающей трубы и усердие паука, плетущего паутину в дальнем углу подвала.

Он вспоминал, как открывал самые удивительные звуки, постигал их влияние на людей и учился использовать для своих целей. Еще три года назад он многого не умел, а три дня назад считал, что умеет всё. Осознав эту простую мысль, Композитор успокоился. Если любовь существует, и это чувство можно внушить музыкой или голосом, то он обязательно овладеет этим искусством. А пока он повысит мастерство в том, что уже умеет.

Выбравшись из подвала, Марк оставил Марусю в покое. Он верил, что придет время, и толпы красавиц будут стелиться ему под ноги.

Сейчас, подслушав разговор партийных чинуш, бросающих интернат на произвол судьбы, Марк понял, что надо уходить из города самостоятельно. Двенадцатилетний подросток залез на крышу, закрыл глаза и вытянулся навстречу легкому западному ветру. Воздушные волны донесли артиллерийскую канонаду. Фронт действительно приближался. Мальчик решил подготовиться и уйти через день. Но прежде он поквитается со всеми обидчиками и проверит истинную глубину своих способностей.

На вторую ночь после этого решения дети в панике выпрыгивали из окон интерната, а под утро нескладный подросток с изуродованной шеей трясся в телеге, направляющейся на восток.