Он умел касаться женщин - Вячеслав Прах

Милую, но отнюдь не беззащитную собеседницу, когда-то подвергшуюся немыслимым душевным и телесным страданиям. Наверное, больше душевным. Ведь куда больнее, когда ломают не руку, а дух.

Самое большое достоинство женщины — принадлежать только одному мужчине и хранить себя только для него одного.

И если мисс Лора — растоптанная орхидея (которая, лишившись себя, все еще дышит), то, даже находясь в непригодном для нормальной жизни состоянии, девушка все еще пахнет — как орхидея, а не как перегнивший цветок.

Мисс Лора поистине сильная птица. Даже узнав о том, что больше никогда в своей жизни не увидит неба, она нарисовала его по памяти на потолке своей запертой комнаты и стала жить под своим личным небом.

Девушка еще жива, директор верил в это всем своим существом, и чем ближе он подбирается к Сомелье, тем сильнее чувствует ее…

* * *

— Миа, перестань, — сказал Люк во тьме небольшой комнатки, в которой вместе с братом провел все свое счастливое детство. Счастливое, потому что он не знал другого. Детство для Сомелье, всю жизнь, когда он вспоминал о нем, пахло солнечными июльскими днями, зелеными лугами и речкой.

Кровать на мгновение перестала трястись. Миа замер от страха и не мог выдавить из себя ни одного слова. Двенадцатилетнему юноше было стыдно за то, что он позволял себе фантазировать о соседских девчонках, которые пахли совсем по-другому. Не так, как пах он, его брат Люк и мать.

Они пахли, как воск горящей свечи. Как воск, только слаще.

— Я тебе хочу дать совет. Попробуй в те секунды, когда тобою овладевают фантазии и ты не можешь ничего с собой поделать, не засовывать свои руки в штаны, а сконцентрироваться на чем-то другом. Что ты любишь, Миа, так сильно, как и свои тайные фантазии?

Брату было стыдно обсуждать с Люком такие темы. Если мать узнает, что он занимается этим грязным и отвратительным делом, то, несомненно, она отобьет ему руки и поставит на месяц в угол на соль. Пока дьявол не покинет его грешную душу.

Сложно было сказать, почему Ребекка была настолько категоричной и озлобленной в вещах, связанных с любовью или юношеским познанием своего тела и сути через сексуальные фантазии.

Женщина в душе презирала всех на свете мужчин, и те мужчины, которые остались жить с ней под одной крышей, получали презрение за весь мир. Ребекка была жестока по отношению к своим родным детям — по отношению к чужим людям и соседским детям она была куда человечнее и добрее.

— Ты не расскажешь матери?

Миа покраснел, но в темноте этого было не видно. Они с братом спали на одной кровати, и о всех тайных фантазиях брата Люку давно уже было известно.

— Я не предатель.

— Предатель я…

— Это твое дело, Миа. Я никогда не говорил матери ни правды, ни лжи про тебя за глаза.

— Мне нравится строить дома из спичек, но мне не хватает терпения.

— Я думал, что это одно из временных «дел всей твоей жизни», — улыбнулся Люк. За окном было темно, они спали с открытым окном под шум сверчков.

— Нет, я знаю, что у меня было много разных увлечений, которые сейчас совершенно неинтересны, но строить целые города из спичек — это другое. Но мне не хватает выдержки. Как только я склеиваю криво или получается в конечном счете не так, как я изначально планировал, — я ломаю все построенные дома, церкви и часовни и выбрасываю все в мусорное ведро. Ненавижу, когда что-то не получается.

— Я тоже. Но спички не виноваты в том, что у тебя кривые руки. Каждый раз когда надумаешь весь свой труд выбросить в мусор, подумай о том, что руки от этого ровнее не станут. И морда красивее не становится когда мы швыряем в порыве злости свои вещи, которые совсем не виноваты в том, что мы с тобой не те, кем бы нам хотелось быть. Вся твоя беда, братец, что ты убедил себя в том, что во всем происходящем в этой жизни с тобой виноват мир, а не ты. Каков мир, таков и ты. У злого человека вся вселенная будет думать лишь о том, как бы сделать этому человеку зло. Ты, например, чрезмерно обидчивый и плаксивый. Вот и жизнь всячески пытается тебя обидеть и заставить ужинать соплями. И поверь мне, Миа, кровь на вкус гораздо приятнее, чем зеленая гуща из носа. Лучше бей, чем плачь.

— Легко сказать.

— Легче сделать.

— Я не ты, Люк.

— Может быть, ты хуже меня.

— Что? — Миа аж удивился странному ответу брата, на которого можно было только равняться и чувствовать себя рядом дохлой псиной.

— Мать любит предателей, хотя сама бы никогда не предала. Я ее знаю.

— Что ты этим хочешь сказать, Люк?

— Она любит тебя и нашего отца любила. Мать ласкает тех, кто делает окружающим больно.

— Она одинаково любит меня и тебя, — категорично заявил юноша, который прекрасно знал, что это не так. Но он привык лгать и окружающим, и самому себе. На вещи, которые Миа не хотелось видеть, он смотрел сквозь толстые стекла темных очков или вовсе не смотрел в ту сторону.

— Ты сам знаешь, что это не так, — казалось, Люк начал злится. Его голос стал тверже и юноша пошел в атаку: — Перестань трогать свой член по ночам. Либо займись сексом с Вероникой, я знаю, ты не можешь на нее спокойно смотреть без дрожи в теле, либо бери в руки спички и строй свои чертовые города. А член свой не трогай. Ты всю свою мужскую энергию сжигаешь на свои фантазии, на жизнь ничего не остается. Ты, дохлый червяк, посмотри на себя! Это иллюзии, Миа, ты не ласкаешь Веронику, а дергаешь свой отросток.

Люк иногда был жесток, как и его мать. Но он хотел от этого избавиться, как от дурной и ненужной привычки, потому как всей душой не желал быть копией своей матери-тирана.

Миа ничего не ответил, а лишь затаил дыхание и на какое-то время перестал вовсе дышать. Брат в очередной раз сделал ему больно своей правдой.

Люк превращался в Скорпиона, сам того не замечая. Его правда становилась все ядовитее и болезненнее.

— Кто тебе такое сказал об энергии? Это правда?

— Правда, Миа. Об этом я узнал от мистера Рорка. Кстати, тебе тоже не помешало бы заняться шахматами и провести в его обществе некоторое время.

— Мне не интересны шахматы.

— Мне тоже. Но мне интересен мистер Рорк, а потому я изучаю шахматы. И не только изучаю, но и делаю успехи.

— Ты выпрашиваешь любовь у мистера Рорка?

— Да, — честно признался Люк. Юноша как-то мысленно пообещал не врать ни себе, ни другим. И теперь не нарушал свое обещание, какой бы отвратительной ни была правда. — Я становлюсь лучшим в группе лишь для того, чтобы он уделял мне больше времени.

Братья секунду помолчали, а затем Люк спросил у Миа:

— Мне вот интересно, а почему ты врешь?

Миа ничего не ответил.

— Не надоело ли тебе получать по морде в кредит? То есть совру я сейчас, а получу за правду потом, когда о ней узнают.