Где ты, любовь? - Кимберли Рей

— Это из-за корсета, — покраснев ответила Берта.

— Жаль, что фотография не передала оттенка ваших волос, иначе бы мы выбрали другое платье. В тон вашим волосам.

— Нет-нет, мне очень нравится! — воскликнула Берта.

— Дело не в том. Мышиный серый хорошо оттеняет ваши синие глаза. Но, если бы мы выбрали более теплый оттенок, чтобы можно было надеть под платье янтарь… У миссис Мэллори потрясающая коллекция янтарных украшений. Мы бы что-то подобрали там. Длинные серьги и ожерелье. Так, чтобы они точно повторяли медовый оттенок ваших волос.

Берта не знала, что ей отвечать. Она всю жизнь считала, что у нее самый обычный цвет волос. Она даже часто задумывалась над тем, не покрасить ли их в какой-то другой тон. Но всегда ее останавливало то, что яркий волос будет сильно контрастировать с серым, невыразительным лицом.

— Хотя… — Ханна задумалась. — Я знаю, что мы сделаем. Конечно! Как же я сразу не подумала об этом гарнитуре! Подождите меня секундочку! — попросила она и вышла из комнаты Берты.

Когда дверь закрылась за экономкой, Берта пристально посмотрела на себя в зеркало.

Что может сделать с дурнушкой красивое платье! — поразилась она.

Вырез, оформленный мягкими складками шифона, был настолько глубоким, что, по мнения Берты, это было даже неприлично. Если бы у нее был выбор, она бы ни за что не надела такое платье. Но, с другой стороны, атлас цвета тумана и шифон, голубой, как майское небо, делали ее кожу прозрачной и чистой. Она как будто светилась собственным светом, похожим на ровное и нежное пламя свечи. Теплый тон кожи, который казался Берте слишком желтым, был уравновешен холодным блеском атласа.

Берта внимательно присмотрелась к своему лицу. Несколькими умелыми штрихами Ханна подчеркнула ее глаза, и теперь огромные синие озера властвовали на нем. Они задерживали взгляд, приковывали к себе, заставляя тонуть в синеве.

Берта впервые в жизни любовалась собой. Ее пухлые губы приоткрылись, обнажая ровные жемчужно-белые зубы. Она провела кончиком языка по губам.

Как же долго меня никто не целовал! — в отчаянии подумала Берта. Неужели то, что я вижу в зеркале, — всего лишь игра моего ущемленного самолюбия? Но ведь Ханна действительно не стала бы лгать. Она совсем не тот человек, который будет покорно лебезить перед кем-нибудь. Особенно передо мной. Берта усмехнулась.

Теперь для меня старая жизнь осталась в прошлом. Со всеми ее горестями и радостями. А что мне принесет новая? Я ведь даже не знаю, чем мне теперь заниматься! Я так привыкла, что нужна людям, что могу помочь им, облегчить их боль, избавить от страданий… Есть ли на этом свете человек, которому я по-настоящему нужна?..

Тяжелая, играющая как бриллиант слеза скатилась по ее щеке. Нервным движением Берта вытерла непрошеное свидетельство своей слабости.

— Нельзя начинать новую жизнь со слез, — твердо сказала своему отражению Берта.

Она попыталась улыбнуться, но получилась лишь жалкое подобие настоящей улыбки.

— А вот и я! — воскликнула Ханна, входя в комнату. Ее лицо светилось такой радостью, что Берта невольно заинтриговалась. — Повернитесь-ка ко мне спиной!

Берта безропотно выполнила приказание и ощутила, как ее шеи коснулись теплые руки Ханны. И от этого прикосновения ей стало легче, как от доброго слова. Сразу же после этого она почувствовала что-то тяжелое и холодное. Берта медленно повернулась к зеркалу и тихо ахнула.

Ее тонкую шею охватывало тремя рядами восхитительное жемчужное ожерелье. Идеальный по форме жемчуг был крупным, одинаковой величины. А на впадинку между ключицами падала капелька, так похожая на слезу Берты. Капелька искрилась и переливалась в свете лампы.

— Боже мой! — только и смогла прошептать Берта.

— Это было одно из любимых колье миссис Мэллори. Терезы Мэллори, — уточнила Ханна. — Вот серьги к нему. Наденьте. Тогда вы будете полностью готовы к сегодняшнему ужину.

— Что это за камень? Он так красиво переливается! — спросила Берта, вставляя серьги в уши.

— Бриллиант. — Ханна пожала плечами. Весь ее вид показывал, что не разбираться в таких вещах просто стыдно.

Серьги, украшенные жемчугом и бриллиантами, выпали из рук Берты. Она приложила одну руку к своей шее и лихорадочно принялась ощупывать ожерелье.

— Сколько же?.. — задыхаясь, спросила она.

— Восемьдесят пять карат, — гордо ответила Ханна. — Конечно, не «Малая звезда Африки», которая украшает корону нашей королевы, но ведь и Мэллори — не королевский род. Это — семейная реликвия. Теперь вы владеете ею, как и прочими украшениями из коллекции Мэллори.

— Я не могу! — с испугом произнесла Берта. Она попыталась расстегнуть застежку ожерелья, но ее руки слишком дрожали, чтобы выполнить это простое действие.

— Не выдумывайте! — прикрикнула на нее Ханна. — Тереза хотела, чтобы все ее украшения достались вам. Так что теперь вы имеете полное право носить их. Такова ее воля. И, Берта, — уже мягче добавила она, — я считаю, что вы вполне достойны носить «Слезу Марии».

— Он носит имя «Слеза Марии»? — задумчиво спросила Берта. Ханна кивнула в ответ. — Он так красив…

— Надевайте серьги, скоро восемь часов. В этом доме не принято опаздывать на ужин.

Берта глубоко вздохнула и принялась застегивать дужку сережки. У нее сильно дрожали руки, но усилием воли она заставила себя успокоиться.

— Замечательно! — воскликнула Ханна, жестом предложив Берте повернуться вокруг. — Теперь вы полностью готовы.

— И все эти приготовления ради простого ужина? — обреченно спросила Берта.

— Никто не знает, за каким поворотом его ждет судьба, — загадочно сказала Ханна.

Берта еще раз глубоко вздохнула и, оглянувшись на подбадривающе улыбающуюся экономку, принялась спускаться по крутой лестнице. Она с трудом преодолевала пролет за пролетом, так как лестница была узкой, а платье — очень широким.

Наконец она добралась до первого этажа, где ее уже ждал Лоуренс. Берта замерла на мгновение, увидев в его глазах восхищение. Но это длилось всего лишь миг. Восторг в его глазах тут же сменился привычным холодком, а на губах появилась чуть насмешливая улыбка.

— Вы сегодня неотразимы! — воскликнул он. Но Берта как всегда не поняла, шутит Лоуренс или говорит искренне.

Он протянул ей руку и аккуратно пожал ее кисть.

— Пойдемте к столу, признаться, я сегодня сильно устал и проголодался, — сказал Лоуренс.

Только сейчас Берта заметила, что он одет во фрак, а на шею повязал настоящий шелковый галстук нежно-голубого цвета. Именно таким она себе и представляла Лоуренса: изящным франтом, которому место не в их сумасшедшем, полном выхлопных газов двадцатом веке, а в утонченном девятнадцатом.

— Вам очень идет эта одежда! — сказала Берта и тут же покраснела.