Огромный черный корабль - Федор Березин

Весь оставшийся день они смотрели друг на друга и говорили, а вечером они ужинали вместе. Блэй-бар встретил их оглушительным ревом квадрофоров, фиолетовой вспышкой, вызванной открывающимся шампанским-ослепилкой и острым щекочущим запахом ползучих настенных фиалок, завезенных из Мерактропии. Они сели за свободный столик и доверительный голос автомата, несшийся непонятно откуда, начал тихонько называть меню. Лумис сидел не слушая, глядя на извивающиеся, невероятно окрашенные человеческие фигуры, выплывающие из тьмы и вновь исчезающие в ней под ритмические, звенящие в ушах, звуковые удары. Автомат замолк, ожидая заказа. Лумис, обращаясь к сверкающей поверхности стола назвал несколько блюд и напитков.

– Я здесь не была, – сказала Магриита.

– Да и мне как-то в новинку, – признался Лумис, откидываясь на спинку кресла.

Они долго еще сидели говоря о всяких пустяках, потому что здесь безусловно были замаскированные кристаллофоны-передатчики и скрытые камеры, и нельзя было сказать о главном. Дважды в баре начиналась потасовка и оба раза откуда-то, появлялись полицейские в белых касках и молча растаскивали дерущихся. Лумис с безразличным лицом сосал крапс-колу. Он не пьянел, не считал, сколько пустых бокалов отправилось в недра стола, только привставал, заказывая очередную порцию и снова откидывался в кресле. Когда они, наконец, вышли на улицу, над Эрфургом спускалась теплая летняя ночь. Прохожих на улицах не было, и в фиолетовой тьме лишь кое-где светили высоко подвешенные неоновые лампы. Лумис обнял Магрииту за тонкую, такую же как тогда, вроде и не миновало почти десяти циклов, талию, и она не отстранилась. Так, обнявшись и ничего не говоря, они шли, рассекая тяжелый, темно-фиолетовый, пахнущий морем воздух и скоро попали на пустынную набережную. Внизу громко шумело черное невидимое море-озеро, все еще храня память о далеком, еще дочеловеческом времени, когда оно соединялось с океаном в единое целое; сегодня оно до того впало в воспоминания, что где-то впереди, в слиянии с бездонным провалом неба, пыталось породить шторм, а в темноте неясно белели, несущиеся к берегу, барашки волн. Клок женских волос, поднятый ветром, невинно ласкал щеку Лумиса. Он вдохнул запах этих волос и наклонив голову, жаждущими губами, почувствовал ее маленькое ушко. Она тихонько потерлась о его щеку, а когда ее руки самостоятельно, наводясь своими собственными воспоминаниями, обвили его широкую мускулистую спину, он провалился во времени, очень глубоко по местной биологической шкале. А их раскрытые губы уже слились в поцелуе.

Краем уха он услышал топот нескольких ног, но ему было наплевать на происходящее в окружающем пространстве – он уносился назад на машине времени, лишь когда сзади распорол вату безразличия нелепый идиотский смех, Лумис отстранился от женских губ и от прошлого. Он обернулся. Смех стих. На фоне фиолетовой тьмы, вырисовались черные человеческие фигуры. Они молча обходили парочку, беря в полукруг. В их молчании было, что-то зловещее и Магриита инстинктивно прижалась к Лумису еще сильнее. Это явно не была неорганизованная толпа бездельников, ищущих резких ощущений, он понял это и весь напрягся. Ох, зря он сегодня пил: он никак, никак не мог их пересчитать, все время сбивался. Он отстранился от Магрииты, и, отступив на пол шага, уперся в пластиковый бортик: тыл оказался в относительной безопасности. Он уже мало надеялся избежать продолжения.

– Что вам нужно? – спросил он, чувствуя, как внутри закипает злость.

Кто-то снова истерически захохотал.

Передний силуэт громко спросил:

– Чтишь ли ты, плебей, Святой орден Гелиотов.

– Разумеется, – ответил Лумис, криво улыбаясь темноте, ему наконец удалось пересчитать их: одиннадцать, не слишком много для того, кто всего десять циклов назад считался «ягуаром» у «черных шлемов», а вот кто такие гелиоты – он даже ради сияния луны Странницы припомнить что-то не мог, и это было плохо – всегда лучше знать с кем общаешься.

– Тогда покажи магический шар Тагаза, – потребовал главарь, выступая вперед из общей массы. Он наслаждался эффектом – вопрос был на засыпку.

– Прости, благородный, но я оставил его дома, – страдальчески молвил Лумис. Он уже совсем не боялся будущего инцидента, но он приехал в этот город не для того чтобы изображать из себя держиморду, ему не нужны, совсем не нужны были неприятности с полицией.

Кто-то из фоновых участников вновь заржал, захлебываясь смехом.

– Ты совершил великий грех и за него надо расплачиваться, – заупокойным голосом, почти на распев, проговорил незнакомец и начал не торопясь, даже торжественно, доставать что-то из-за пазухи. Совершался какой-то ритуал и, видимо, жертва-участник должна была медленно умирать от страха в предчувствии неминуемого. А позади исполнителя уже действительно тянули хором – какой-то гимн, но вовсе не на эйрарбакском – на другом, непонятном языке.

Рука незнакомца уже почти завершила извлечение таинства из одежды, и тянуть более не имело смысла, игра в одни ворота завершалась: у этой толпы могло оказаться в запасниках все что угодно, даже иглометы. Увещевания не имели смысла – требовалась атака. Лумис быстро выбросил кисть вперед: раздался скрежет крошащихся зубов и он понял, что алкоголь оказал свое действие – удар получился слишком сильным. Туловище, так и не успевшего вытащить руку из складок, человека, ушло влево и, перемахнув через ограждение, по неправильной траектории, провалилось вниз. Долгий, неожиданный крик – вот и все, что осталось от главаря. Они еще не поняли, еще переваривали, холодея, что произошло, когда кулак соприкоснулся с очередным подбородком. Поверженный, нелепо раскинув руки, грохнулся оземь. Смех оборвался, растворился в темноте. Из невидимого далека, снизу донесся гулкий удар, словно шлепнулся мешок с песком. Краем глаза Лумис видел, как стоящий слева выхватил из-за пояса небольшой предмет. Он не успел использовать оружие: кустарный игломет, звякнув металлом о стекломильмитол, откатился в сторону, а правая рука нападающего безжизненно свесилась вниз.

– Кто следующий? – спросил Лумис, тормозя свою застоявшуюся, раскручивающуюся мясорубку.

Они снова не поняли, не ощутили, каким усилием он держит вырывающийся маховик, всовывая собственные пальцы под движение винта. Он давал им шанс, им, и себе.

Но следующего не было, они набросились все сразу. Никто еще не успел к нему прикоснуться, а машина уже заработала. Один неудачно состыковался с носком сандалии воинского образца и, харкая кровью, рухнул под ноги нападающих, другому тоже было очень больно, так как локоть Лумиса некоторое время находился в его глазнице. Кто-то вскользь зацепил его спину, и резкая боль пронзила тело. Лумис, с поворота, рубанул ребром ладони и механически добавил каблуком по лежащему. Что-то хрустнуло, наверное, ребра.

– Мист! – крик раздался сзади.

Ее крик, но к кому он относился, кто этот Мист? Мозги действовали очень лениво: забивали, затирали логику двигательные рефлексы. Он успел сделать еще два удара, прежде чем, медленные мысли докатились, уперлись в решение загадки. Конспирация, вошедшая в ее кровь конспирация – вот в чем было дело. Крик относился к нему, а он терял секунды на суету. Лумис обернулся, раскрытой ладонью двинул в очередное выплывшее из тьмы лицо, прыжком перескочил через падающего и увидел: силуэт Магрииты уже свешивался с бортика, отстраняясь от темноты отводящей руку для удара. Лумис прыгнул, прессуя время, перестраивая в полете тело, толкнул нападающего обеими ногами, но он все равно не успел: нож уже прошил пространство, врезался… Но не в тело, нет – лишь в пластмассу ограды воткнулся он, как в масло: Магриита сама отвела в сторону смертельный удар. Да, они явно долго не виделись – жизнь научила ее многому. А силуэт, кувыркаясь, откатывался прочь. Лумис догнал, с некоторым удовольствие, потоптался по распростертому на стекломилметоле телу.