Возвращение - Александра Лисина

Стрегон перехватил быстрый взгляд владыки и кивнул: конечно, они помогут — забрать у хозяина излишки силы, кроме Белки, больше некому.

— Пойдем, Эл. — Тиль со вздохом поднялся. — Завтра мы пойдем с тобой на совет, а Таррэн останется латать дыры в своей защите.

— Я с вами, мой лорд, — спокойно сообщил Шир.

— Бел велела? — криво усмехнулся эльф.

— Конечно.

— Хорошо. Но Стрегон и рыжий останутся здесь: они самые молодые и чувствительные. Таррэн, ты слышал? Остаешься с ними и к «Огню» больше не прикасаешься!

Таррэн потер виски:

— Хорошо, я попробую.

— Ты сделаешь, а не попробуешь, — почти ласково сообщил ему отец. Точно таким же тоном говорила Белка, когда начинала сердиться. — Если ты сорвешься, остановить тебя будет некому. Мои резервы не бесконечны, у Эла — тем более, перевертышей у нас всего пятеро, а у Лана пока не хватает опыта в таких делах. Светлые тут вообще не помощники, так что сделай одолжение, не отходи далеко от ясеня. По крайней мере, пока не вернется Белка.

— А как ты объяснишь старейшинам мое отсутствие?

— Да уж придумаю что-нибудь, — снова усмехнулся Тирриниэль. — Что я, повода не найду?

— Учти, Адоррас — сильный маг. Лжи в своем доме не потерпит.

— Теперь это не только его дом, — буркнул под нос Элиар. — Если, конечно, я все правильно понял.

— Так, наговорились, — оборвал его Тирриниэль. — Стрегон, кто из вас останется дежурить?

— Я и Шир.

— Тогда присмотрите за фоном. Если почувствуете неладное, будите.

Тирриниэль, дождавшись, пока недовольный светлый и бодро подскочившие с места охотники выйдут, обернулся к сыну.

— Я в порядке, — не слишком охотно откликнулся тот.

Но Тиль не удовлетворился ответом — быстро подошел, придержал его за плечи и внимательно всмотрелся в полные тоски глаза.

— Не лги мне, — тихо попросил владыка. — Я знаю, что ты далеко не в порядке. И вижу, что твоя аура стала иной. Это пугает меня, сын, и я не хочу тебя потерять. Но еще больше не хочу, чтобы тебя потеряла Белка.

Таррэн виновато опустил голову.

— Я не хотел тебя в это втягивать.

— Ты мне не доверяешь? — еще тише спросил Тирриниэль.

— Доверяю.

— Тогда в чем дело? Что тебе мешает?

Таррэн невольно вздрогнул, припомнив свой ужасающе реальный сон, в котором погибала старая драконица, и едва не зажмурился, чтобы не видеть ее лица — проступающего сквозь толщу камня, как смутный образ. Поразительно красивого, невыносимо знакомого… лица Белки, которое появлялось перед ним всякий раз, когда доводилось закрыть глаза.

Он вздрогнул снова и, сообразив, что отец все еще ждет ответа, хрипло сказал:

— Прости. Я еще сам не понимаю.

Тирриниэль нахмурился, подозревая, что услышал далеко не всю правду, но вздохнул и вышел, не сказав больше ни слова. А Таррэн, убедившись, что остался один, опустился на чудом уцелевшую кушетку и, обхватив руками голову, глухо застонал.

…Все то же море, блестящее в багровых лучах заходящего солнца. Все тот же ветер, вольготно гуляющий над волнами. Но нет больше едкого дыма. Вообще ничего нет, кроме моря, звенящей вечерней тишины и опустевшего Гнезда, на котором больше никогда не поселятся драконы.

Ровное плато, на котором когда-то бушевал яростный «Огонь», пустовало. На нем не было слышно голосов, над ним не летали с криками чайки. Ни кустика, ни деревца в округе — там, где некогда свирепствовала всепожирающая ненависть, больше нет места жизни. Все сожжено. Все уничтожено. И только огромная статуя возвышалась на прежнем месте — раскинувшая в защитном жесте крылья статуя мудрой и всепрощающей Матери, от которой даже сейчас, спустя столько лет, веяло чем-то забытым и почти родным.

Он смотрел на нее, не в силах сдержать набегающие слезы. Запертый в клетке из зеленоватого стекла, он не был способен пошевелиться, поэтому лишь смотрел на некогда живое тело, изящную шею и гибкий хвост, еще не закончивший опасную дугу. Драконица не сомневалась, когда закрывала собой тех, кто, по мнению ее старших детей, был этого недостоин. Увидела в них что-то, чего не смогли уловить остальные. Поверила. Защитила. Но сама спастись уже не смогла.

Он не знал, сколько времени провел вот так, глядя на нее и вспоминая о прошлом. Просто стоял рядом и терпеливо ждал того мига, когда станут возможными чудеса, когда вновь оживет погасшая надежда и когда в душе зародится чувство, что это — еще не конец. И что частичку прошлого… хотя бы малую… все же можно вернуть.

Он не знал, в какой момент вокруг что-то изменилось. Не видел, как и откуда рядом с ним возникла еще одна тень — совсем маленькая, в нелепой одежде и со взлохмаченными волосами цвета спелого каштана. Ее очертания зыбки и беспрестанно ломались на гранях его изумрудной тюрьмы, зато лицо он рассмотрел хорошо.

Она не шевелилась и не замечала его, глядя подчеркнуто перед собой, словно сравнивая себя и нависшую над ней драконицу. Она не боялась. Напротив, сосредоточенно хмурилась, словно пытаясь о чем-то вспомнить. Едва заметно шевелила губами, хотя с них не слетело ни звука, и, заложив большие пальцы за пояс, потихоньку раскачивалась на носках. То ли сама по себе, а то ли под слышимую лишь ей мелодию.

Узнавание пришло к нему внезапно, и в этот миг прозрения весь остальной мир разлетелся на тысячи кусков. В его глазах все плыло и плавилось, то и дело утягивая мятущееся в сомнениях сознание в небытие. Однако проснувшаяся память больше не могла молчать. Она заставила его встряхнуться, сбросить сонную одурь. Наконец с размаху ударила по лицу и…

— Бел… — всплыло откуда-то нужное имя. — Бел!

Все остальное мгновенно утратило значение: спаленный остров, разрушенные скалы, выжженная дотла земля, неподвижно замершая статуя… будто пелена вдруг упала с глаз. Будто он очнулся от забытья. Осознал себя, вспомнил, забился в невесть откуда взявшихся путах и ринулся вперед. Туда, где в сумасшедшем галопе забилось его второе сердце, где вновь проснулся неистовый ветер. Где смутно белело ее неповторимое лицо и где все так же, как и наяву, горели ее удивительные, чудесные, безумно притягательные глаза.

Но она не слышала: так и стояла, пристально разглядывая громадную драконицу. За ее спиной приглушенно застучали копыта, затем мелькнула и пропала вторая тень — еще более размытая, но, кажется, крылатая. Потом она исчезла, снова оставив маленькую женщину наедине с камнем. А он неистово бился в зеленых путах, стараясь докричаться, предупредить, напомнить, наконец… и никак не мог.

Он в ярости ударил кулаком по проклятой перегородке.

Торк! Да что это за дрянь?!

Затем ударил снова, вложив в удар все силы, однако именно сегодня их не хватило даже на то, чтобы оставить на изумруде хотя бы крохотную царапинку. Ни просвета в проклятой стене, ни щелочки. Она как пленка… стеклянный колпак, которым гномы так любили накрывать драгоценные камни. Да только не стекло это, не ткань и не рыбацкая сеть — не поддалась, зараза. А еще, будто в отместку, внезапно сжалась вокруг него, заставив бессильно выть в этом плену, как зверя в клетке. Вынуждая пятиться, таиться во тьме и падать, падать, падать… куда-то очень глубоко, где не было видно дна.