Легче перышка - Хелен Данн

Сомелье подошел, чтобы принять заказ на вино и смутился от того, что услышал.

— А ты тоже так бегал? После своей первой сделки?

— Все бегают.

Кажется, мой вопрос его удивил, но в конце концов я считала его биржевым маклером. А не воспитанником Итон-колледжа.

— Даже женщины?

— Крошка, у нас там почти что одни мужчины. Но женщины, которые приходят к нам работать, знают, куда идут. Для них у нас существует отдельный ритуал посвящения. — Себастиан подмигивает. — И мы не даем им прозвищ.

— А ты не говорил, что у тебя есть прозвище! — восклицаю я.

Сомелье натирает свой значок, делая вид, что не слышит нас.

— Малыш, у нас у всех есть прозвища.

— А у тебя какое? — жеманно спрашиваю я.

— Осел.

Спасибо тебе господи.

— И за что тебе его дали?

— Мне неловко об этом говорить.

Сомелье перестает натирать значок.

— Да брось ты. Что в этом может быть неловкого? — спрашиваю я. Взываю ко Всевышнему.

— Причина не вполне очевидна. Сначала божоле?

Я киваю, он указывает на бутылку в меню. Сомелье уходит, разочарованный тем, что так и не услышит ответ.

— А у тебя есть прозвище?

— Не переводи разговор на другую тему. За что тебя прозвали Ослом?

— Потому что иногда, я подчеркиваю — иногда, — он смотрит на меня смущенно, — в момент сильного напряжения я кричу, как кричат ослы.

— Сильного напряжения? — спрашиваю я. (Промотать. Не лучший вариант.)

— Да, например, когда англичанин забивает хет-трик. (О!) Или когда выходит хорошая сделка. (Еще какое «О»!) Или… — Он делает паузу, подносит свой бокал к моему и смотрит мне прямо в глаза. — В ночь дикой, неукротимой страсти.

О господи. Как же так. А в моей квартире стены будто картонные. И в гостиной спит брат.

— Ну да, — говорю я, запинаясь, — одни обстоятельства могут оказаться неловкими. Даже более неловкими, чем другие.

— Не знаю. Думаю, в этом есть свой шарм, — говорит он, приподняв одну бровь. Я сосредоточенно слежу за тем, как официант расставляет первые блюда, чувствую, что краска заливает мое лицо.

— Как дела у Патти? — спрашивает Себастиан. — Кажется, у нее было хорошее настроение, когда я звонил.

Он толстым слоем намазывает паштет из гусиной печени на тоненький, хрустящий ломтик поджаренного хлеба. При виде этого мои вкусовые рецепторы выделяют слюну, и я чуть ли не захлебываюсь обезжиренным бульоном.

— Очень даже может быть, — отвечаю я. — Пару недель назад она пришла настолько пьяная, что едва смогла включить компьютер.

— Да, неприятно.

— И вместо того, чтобы сидеть за своим столом, без остановки пить кофе и трезветь, Патти решила заняться чем-нибудь полезным и позвонила почти всем журналистам, просто чтобы сказать «привет». К сожалению, они не смогли разобрать даже этого.

— О-о.

— Весь следующий день я отмахивалась от журналистов, убежденных, что анонимный источник пытался что-то сообщить им о делах банка. Кто знает, может, именно после этого пошли слухи об операционных убытках.

— Слышал, слышал. — Он заинтересованно смотрит на меня. — И что, это правда?

— Не знаю. Табита говорит, что нет, остается ей верить. — Себастиан чувствует себя неловко. — Прости. Слишком много разговоров о работе. Давай поговорим о чем-нибудь другом.

Говорим о другом. Через пару часов я смотрю в окно на сверкающий огнями Лондон. Пятница, вечер. Я в Лондоне, одном из самых шикарных городов мира, сижу с Себастианом, одним из самых шикарных мужчин в мире. Разве может быть что-то лучшее?

Возможно.

Себастиан подзывает официанта. Счет. Понятно. Исчезаю в дамской комнате, чищу зубы, подправляю макияж, пока Себастиан разбирается со счетом. Затем мы молча идем к лифтам. Его рука покровительственно лежит на моей пояснице. Перед нами в лифт входит пожилая пара, и мужчина берет на себя ответственность за кнопки.

— Вам вниз?

Надеюсь.

Себастиан кивает. Выходим из лифта и медленно пересекаем мощеный двор, затем выходим за ворота на дорогу. Иду молча. Останавливаемся и поворачиваемся друг к другу.

— Спасибо, крошка, — наконец говорит Себастиан и берет меня за руки. Медленно целует меня. Едва уловимо. Нежно. Никаких неловких наскоков. — За чудесный вечер, — добавляет он. К тому же юбилейный, хочется добавить мне. Но я молчу. Стою и улыбаюсь. — И такой поучительный. — Подмигивает он. — Я узнал так много нового о буддизме. — Он снова целует меня. — Завтра еще поболтаем?

Э-э?

Он отходит от меня на один шаг и поднимает руку. Вдалеке стоит такси, желтый свет означает, что он свободен. Водитель включил фары. Он нас заметил.

— Я позвоню. Обещаю.

«Позвоню»? Я смотрю на него, ничего не понимаю.

Такси останавливается рядом. Себастиан открывает дверцу, что-то говорит водителю и жестом приглашает меня сесть. Сажусь.

— Все было восхитительно. Прости, что оставляю тебя, но мне завтра рано вставать. Повезу родителей в Честер, у них золотая свадьба. Помнишь? Я говорил об этом Патти.

— Разумеется, — лгу я.

— Ты потрясающая. Просто обалденная. Восхитительный вечер. Береги себя. Пока.

Он просовывается в такси, снова целует меня, потом закрывает дверцу и похлопывает по крыше такси, отъезжающего в сторону Северного Лондона. Потрясающая Орла Кеннеди едет домой. Одна. Опять. Слезы тихо катятся по моим щекам. Я не оборачиваюсь, чтобы помахать на прощанье.

— Орла, ты ни за что не догадаешься! У нас будет хор. Стоит всего пятьсот фунтов. — Лиз врывается в квартиру, красная от волнения, на ней новый костюм от Карен Миллен — она надевала его для встречи со священником. — А когда мы будем ставить подписи, солист запоет «Аве Мария». — Лиз радостно улыбается. — Это будет особенная, не просто свадьба. (Перевожу взгляд на Джейсона, сидящего в коричневом кожаном кресле, и вижу, как краска сходит с его лица, пока он мысленно подсчитывает свадебные расходы с учетом пожеланий Лиз.) Священник поддержал мою идею о том, что на алтаре должно быть сумасшедшее количество цветов, — продолжает Лиз. — Согласись, если цветов будет мало, то с задних рядов церкви их никто не увидит. Он был в восторге, когда я предложила купить новую красную ковровую дорожку. Та, которая у них, выглядит потрепанной. Правда, Джейсон?

— Угу. — Джейсон отвлекся от своих фантазий. — Орла, у тебя кофе найдется? Желательно крепкий.

Киваю, иду на кухню и включаю чайник. Двигаюсь медленно, вяло. Этой ночью я почти не спала.