Жилище в пустыне (сборник) - Томас Майн Рид

Я слышал, как спутники мои говорили о перевале, который находится южнее этих гор и совсем близко от Санта-Фе, и надеялся до него добраться, хотя от этого горного прохода меня отделяло расстояние в триста километров. Озабоченный этими мыслями, я вернулся к жене и детям.

Поздно ночью я подошел к фургону. Мария с детьми была сильно встревожена моим продолжительным отсутствием, но я принес хорошие новости: индейцы удалились.

Вначале я думал провести ночь под навесом фургона; но, так как ночь стояла светлая, лунная и равнина гладкой скатертью простиралась к югу, мне показалось более благоразумным этой же ночью пуститься в путь, чтобы отойти на десяток-другой миль от злополучной стоянки. Предложение было всеми одобрено. Каждому хотелось скорее покинуть мрачные места, и если б даже мы здесь и заночевали, вряд ли кто-нибудь сомкнул бы глаза. Итак, мы решили выступить, дождавшись восхода луны. Но в ожидании, чтобы ночь озарилась луной, мы вспомнили о воде, столь драгоценной в пустыне для человека и животных, и решили наполнить все сосуды, бывшие в нашем распоряжении, водой из источника. Увы, их оказалось недостаточно!

Наконец взошла луна. Мы вывели быков из ограды и тронулись по равнине, стараясь как можно точнее держать на юг. Время от времени я оборачивался к северу, ища глазами Полярную звезду, которая находится в хвосте Малой Медведицы, так что ее легко найти, продолжив линию, соединяющую две последних звезды ковша Большой Медведицы. В течение этого перехода я неустанно оглядывался на северную половину неба, сверяя наш путь по звезде. Каждый раз, когда неровности почвы заставляли нас уклоняться от прямой дороги, я справлялся глазами с маленькой звездочкой, заменявшей мне компас. Она дружественно мерцала в темной ночной лазури, указывая мне путь.

Каждый раз, когда неровности почвы заставляли нас уклоняться от прямой дороги, я справлялся глазами с маленькой звездочкой, заменявшей мне компас

Так мы ехали, то ныряя с фургоном в балки и овраги, то переваливая через зыбучие дюны, и вскоре колеса покатились по твердой, словно утрамбованной земле, ибо здесь начинались так называемые сухие прерии.

Сгорая желанием как можно дальше отойти от краснокожих, мы сделали за ночь порядочно миль. Когда забрезжил свет, мы отошли, я думаю, миль на двадцать от роковой стоянки. Скалистые гряды, ее окружавшие, уже исчезли из вида. Это указывало на большое расстояние, пройденное нами за ночь, так как некоторые пики были достаточно высоки. Между тем все вершины бесследно растаяли на горизонте, и мы облегченно вздохнули при мысли, что краснокожие, вздумав подойти к стоянке, никого там не найдут. Нам больше нечего было опасаться; разве что индейцы по свежим следам пустятся за нами в погоню. Но, допуская и эту возможность, мы отказались после восхода солнца от передышки и ехали непрерывно до полудня. Быки, запряженные в фургон, и моя лошадь изнемогали от усталости. Без привала нельзя было обойтись.

Но вокруг не было ни травинки, ни капли воды, ни намека даже на чахлую зелень, если не считать полыни. Но быки и лошади пренебрегали этим растением, которое росло кругом. Узловатые цепкие кустики полыни с серебристо-белыми мертвенными листьями не только не радовали глаза, но сообщали пейзажу особую мрачность. Все мы знали, что полынью бывает отмечена бесплодная почва. Итак, мы выбрали стоянку, безрадостную для животных. Жгучее солнце ударяло им в голову. Мы не могли дать им далее глотка воды: нас самих мучила жестокая жажда, а крошечный запас подходил к концу.

Задолго до наступления ночи мы тронулись дальше, надеясь встретить источник или ключ. Под вечер мы продвинулись еще на десять миль к югу, но ничто вокруг не указывало на присутствие воды. До самого горизонта тянулась бесплодная равнина.

Ни скалы, ни кустарники, ни дикие звери не нарушали однообразия этой обширной равнины. Мы себя чувствовали более покинутыми, чем парусник, заброшенный среди безбрежного океана.

Тревога понемногу закрадывалась в наше сознание, и решимость наша заколебалась; но, возвращаясь назад, мы вряд ли могли рассчитывать, что найдем покинутый источник. С тем же успехом можно было надеяться, что вода окажется впереди, и, подогреваемые этой надеждой, мы шли вперед всю ночь.

Утром я окинул взглядом равнину, но не заметил ни малейшей неровности. Я грустно плелся верхом вслед за быками, наблюдая мучительные усилия бедных животных, когда внезапно раздался детский голосок. Это кричал Франк, стоявший на передке фургона, выглядывая сквозь холстину.

– Отец, отец! Видишь, там белое облачко!

Я обернулся к мальчику, чтобы выяснить, что он имеет в виду. Франк глядел на юго-запад, и я посмотрел туда же.

Франк принимал за облачко снежную вершину. Я мог бы заметить ее и раньше, если бы взглянул в ту сторону, но взоры мои были прикованы к юго-востоку.

Там, где снег, должна быть и вода. Не говоря ни слова, я приказал Куджо гнать быков по направлению к горе.

Таким образом, мы уклонялись от намеченного пути, но дело шло о спасении жизни, и выбора не было.

Гора отстояла от нас еще километров на тридцать. Если бы не ночной переход, то она была бы еще дальше. Смогут ли наши быки до нее дотащиться: они шли покачиваясь, чуть не падая. Если быки свалятся – мы погибли.

Я был твердо уверен, что с горы свергается поток или речка, питаемая таянием снегов на вершине. Быть может, мы столкнемся с этой речкой еще задолго до подошвы горы. Но уклон равнины спускался именно к горе. Другими словами, поток мог свергаться лишь по ту сторону горного кряжа. Чтоб разыскать его, приходилось взбираться на гору. С трепетом мы приближались к ее подошве.

К полудню быки совсем изнемогли. Один из них околел, и нам пришлось его бросить. Трое других готовы были разделить участь товарища. Мы выбросили из фургона все предметы, к которым можно было отнестись как к балласту, все, не представлявшее для нас необходимости, но бедные животные едва волочили ноги и продвигались как черепахи.

Возможно, что двухчасовой отдых мог бы их подкрепить, но я не решался сделать передышку: слишком болезненно отдавались в моем сердце жалобные детские крики. Мария держалась мужественно, мальчики тоже. У меня не хватило духа обратиться к ним со словом утешения, так как до горы оставалось еще пятнадцать километров.

Мне пришло в голову выехать вперед – зачерпнуть воды и вернуться, но у лошади моей уже подкашивались ноги, и мне пришлось спешиться и повести ее за поводья. Куджо шел возле быков. Околел еще один бык. Теперь в упряжке фургонов оставалось лишь двое.

В эту минуту наивысшего отчаяния несколько предметов вырисовалось одновременно на равнине; это были зеленые купы, причем самая большая была величиной с пчелиный улей. Все они походили на группу крупных ежей, которые ощетинились во все стороны. Завидев их, я бросил поводья и, вытащив нож, побежал к странным деревьям. Спутникам моим показалось, что я сошел с ума. Однако я знал, что делаю: нам встретились шаровидные кактусы.