Как склеить разбитое сердце? - Вера Иванова

— Давай гони! Быстрее! — орал Вовик.

Тут же залаял пес, а я испуганно оглянулась — было ощущение, что нас заметили и теперь преследуют.

Но машина уже съехала на проселочную дорогу, и здание больницы провалилось в темноту.

Не знаю, удался ли бы этот побег в другую ночь, но пока нам везло. По освещаемой ближним светом фар дороге мы медленно скатились в овраг, потом так же медленно выехали в поле. В целях конспирации фары пришлось выключить, но из-за туч выглянула такая яркая луна, что стало светло, как днем.

Мы уже благополучно въехали в лес, когда меня словно током ударило.

— Плюшка! — в ужасе воскликнула я. — О господи, Плюшка!

— Что такое? Что с моим Плюшкой? — встрепенулась Каринка.

— Он остался в больнице! Я забыла его вынуть из-под рубашки того парня!

Машина затормозила, я ударилась подбородком о спинку кресла.

— Сколько можно! — воскликнула Каринка, с такой силой стукнув по рулю, что машина засигналила. — Сколько можно терпеть в один день! Вначале Евген, потом козленок… Теперь еще Плюшка… — Она шмыгнула носом и начала всхлипывать.

Я потянулась к ней, погладила по плечу.

— Не надо. Ведь он же не окончательно потерялся, — утешала я, но она скинула мою руку.

— Нет! Я не могу без него! Мы должны вернуться! Сию же минуту!

И тут я не выдержала. В конце концов, у меня тоже нервы не железные!

— А за моим рюкзаком ты не хочешь вернуться? — взорвалась я, и заснувший на моих коленях пес вздрогнул и открыл глаза. — Я, между прочим, тоже сегодня пострадала! Самую капельку, конечно, только чуть-чуть — по сравнению с твоими бедами. Всего лишь лишилась парня, а потом рюкзака с лучшими вещами!

— Плюшка важнее рюкзака!

— Для тебя — да! А для меня — нет!

— Рюкзак — это тебе наказание! Ты общий щавель сожрала!

— Ах так? Тогда Плюшка — наказание тебе! Ты меня бросила!

— Но я хотя бы извинилась!

— Я тоже!

— Эй, вы! Тише! Заткнитесь! То есть замолчите! — вдруг зашикал на нас Вовик.

Мы замерли на полуслове, удивленно уставившись на ребенка. А он возбужденно показывал пальцем куда-то назад.

— Да оглянитесь же! Они уже там, в поле! Гонятся за нами!

Этих слов было достаточно, чтобы спор наш мгновенно прекратился. Оглянувшись, мы увидели, что по полю медленно движется цепочка огней. С каждой секундой она неумолимо приближалась, не оставляя шансов на спасение. Погоня! Нас все-таки заметили! Наверное, услышали Каринкин гудок. Эх, не вовремя я вспомнила о Плюшке!

О том, что было дальше, у меня лишь остались отрывочные воспоминания. Я помню ухабистую дорогу, мрачный лес, выныривающие из темноты толстые стволы и ощущение полной безнадежности.

— Выключи фары! Да выруби же! — нервничал Вовик. Он нетерпеливо ерзал на сиденье и стучал кулаком по передней панели, словно торопя машину ехать быстрее.

— Я не могу! Мы же в дерево врежемся! Я дорогу не вижу! — Прильнув к рулю, Каринка отчаянными глазами всматривалась в темноту.

— Быстрее! Да быстрее же! Дави на газ! — тормошил сестру братишка, но его вопли только усиливали напряжение.

Положение было критическое. С включенными фарами мы были как на ладони, а выключить свет и прибавить скорость — невозможно. Я то и дело оглядывалась, с ужасом отмечая, что расстояние между автомобилями неуклонно сокращается. В какой-то момент фары преследователей несколько раз мигнули, как бы приказывая нам остановиться. Это было так страшно, что я закрыла лицо руками и заставила себя больше не оглядываться.

Но вот впереди показался просвет — и мы воспрянули духом. Облегченно вздохнув, Каринка выключила дальний свет и вдавила в пол педаль газа. Машина рванулась вперед, оставив преследователей за поворотом.

Спасены! Мы спасены!

Однако радоваться было рано.

То, что нам показалось выездом на шоссе, на самом деле было спускавшимся к озеру косогором. Дорога, по которой мы ехали, упиралась в него, а потом резко сворачивала. Однако тогда мы этого не знали, а потому ознаменовали выезд из леса громким криком «Ура!» и полетом над озером, куда и нырнули…

Само падение запечатлелось в моей памяти черным пятном. Я помню только, что мне заложило уши от нашего общего крика, а потом был оглушительный удар о воду, и я здорово подпрыгнула, ударилась головой о потолок и чуть не свернула себе шею, после чего приземлилась прямо на неистово лающего пса. И еще я помню, как ужасно удивилась, когда темнота стала кромешной и пес, выбравшись из-под меня, дико завыл.

— Мы что, утонули? Мы утонули, да? — плачущим голосом лепетал Вовик. Я почувствовала, как он до боли сжал мою руку — словно я могла чем-то помочь!

— Да, утонули! Только отвяжись! И прекрати ныть! — если бы Каринкин голос не дрожал, можно было бы подумать, что она и вправду ни капли не испугалась. — И хватит вытираться моей рубашкой! Сколько раз мама тебе говорила — носи с собой носовой платок или салфетки!

Напоминание о маме было непростительной ошибкой — парень залился в три ручья, через каждый всхлип повторяя:

— Мамочка! Папочка!

Честно говоря, я и сама обрадовалась бы появлению своих родителей. Обнявшись с собакой и зажмурившись, я втянула голову в плечи и приготовилась к последней секунде своей жизни. Однако ничего не происходило, наоборот, пес, удивленно гавкнув напоследок, замолчал. Тогда я рискнула открыть глаза и оглядеться. В салоне стало светлее, я увидела Каринку и прилипшего к стеклу Вовика, которые сосредоточенно разглядывали что-то впереди.

— Мы плывем! — шмыгнув носом, радостно сообщил парнишка. — Как на лодке! Вот прикол!

— Плывем? — удивилась я. — А куда?

— В Питер, дура! — в сердцах ругнулась Каринка. Надо сказать, наша поездка очень плохо влияла на нее — никогда не видела свою подругу такой злой. Но я решила, что все-таки сдержусь и не буду отвечать ей в том же духе.

— А нельзя как-нибудь пристать к берегу? — проглотив обиду, поинтересовалась я.

— Это тебе не яхта! — снова грубо оборвала меня Каринка.

«Ну ничего! Она у меня дождется! Вот выберемся и проучим ее вдвоем с Вовиком. Я даже знаю как… Сестра боится щекотки больше брата!»

— Что же делать? — поинтересовался Вовик. — Мы так и будем дрейфовать до утра?

— А тебе что, не нравится? — накинулась на него Каринка. — Мы живы, не разбились и не утонули, чего ты еще хочешь?

— Я хочу есть! — Братишка надулся и отвернулся. — И спать! И еще я домой хо-чу-у-у…

У него задрожали губы, и он снова начал всхлипывать. Это было просто невыносимо, и мои глаза тоже наполнились слезами. Я ласково потрепала парнишку по голове, прошептала что-то в утешение. Он схватил мою ладонь, прижался к ней мокрой щекой — совсем как собака, чья голова лежала на другой моей руке. А потом я услышала его шепот: