Николай Грозный. Блеск и величие дворянской России - Валерий Шамбаров

У обличителя еретиков, игумена Фотия, высланного в новгородскую глушь, тоже нашлась покровительница, графиня Орлова-Чесменская, одна из богатейших помещиц России. Она помогала опальному игумену, хлопотала за него в столице. Перемены стали возможными, когда подпевалу Голицына, митрополита Санкт-Петербургского и Новгородского Михаила (Десницкого), сменил на этом посту Серафим (Глаголевский). Он возвел Фотия в сан архимандрита, перевел в другой монастырь.

Сам Серафим не рискнул выступать против высокопоставленных еретиков. Он вызвал к себе Фотия, поселил в Александро-Невской Лавре. Архимандрит был настоящим подвижником, носил вериги, а говорить умел очень красиво и убедительно. Орлова-Чесменская сделала ему рекламу, на беседы с ним потянулись дамы высшего света. Его представили и Голицыну. Фотий по благословению митрополита вел себя мудро. Не обличал, кивал, поддакивал. Министр счел его одним из священников, мечтающих устроиться под его протекцию. Обрадовался, что сможет блеснуть перед царем, входящим «в моду» архимандритом.

Голицын устроил ему аудиенцию у Александра I. Фотий говорил с государем «о делах веры и Церкви». Произвел впечатление. Император пожаловал ему драгоценный наперсный крест, его перевели настоятелем большого Юрьевского монастыря под Новгородом. Но архимандрит во дворце привлек внимание адъютанта царя Уварова. Убедил его, что Православие в серьезной опасности. Подключилась Орлова-Чесменская, и Фотия пригласили к императрице. Ей архимандрит откровенно высказался про «князя Голицына и прочих врагов веры, сынов беззакония».

А в 1823 г. один из директоров Библейского общества, немецкий проповедник Иоганн Госснер настолько обнаглел, что выпустил книгу «Дух жизни и учения Иисуса Христа в размышлениях и замечаниях о всем Новом Завете». Хаял в ней русское духовенство, высмеивал обряды Православной Церкви. Под крылышком Голицына даже такое сошло бы с рук, но борцы за Православие уже изготовились к атаке. Фотий направил царю два письма с разбором книги и другой еретической литературы. При этом показал, что разрушение Веры – часть политических революционных диверсий по разрушению монархии.

Александр вызвал его к себе и три часа беседовал наедине. Выйдя от него, Фотий открыто провозгласил анафему на Голицына. Книгу Госснера передали на экспертизу президенту Российской Академии адмиралу Шишкову, подтвердившему обвинения. Госснера выслали из России. Цензор, переводчик и издатель его книги попали под суд. Аракчеев добавил свой компромат, и в мае 1824 г. Голицын был снят с должности Министра духовных дел и народного просвещения. Его сменил Шишков, приостановил деятельность Библейского общества. Угроза Церкви была предотвращена.

Хотя и Голицына Александр все еще ценил, не лишал своего доверия. Назначил директором Департамента почты. А для самого государя случившееся оборачивалось очередными душевными травмами. Он с юности жил либеральными идеями, поощрял и взращивал их – а сейчас на тех же идеях плодились революционеры. Он считал своим великим достижением эдакое «сближение христиан» разных конфессий, их поддержку. Но и это дело получалось совсем не добрым, не богоугодным! Значит, все его царствование выливалось в череду ошибок и заблуждений?

Пушкин в Каменке среди заговорщиков «Южного общества».

После победы над Наполеоном для англичан наша страна виделась главной соперницей на международной арене. Было бы просто удивительно, если бы против нее не использовались такие же революционные технологии, как в Испании или Италии. И действительно, в России расцвел целый букет заговоров.

«Южное общество» во главе с полковником Пестелем, командиром Вятского пехотного полка, формировалось в частях 2–й армии, расквартированной в южных областях. В организации была установлена строгая дисциплина, обязательное выполнение указаний вышестоящих начальников. «Северное общество» охватывало Петербург и Москву, выбрало для руководства коллективную Верховную думу: Муравьева, Тургенева и Оболенского. Позже в Москве выделился как бы его филиал, «Практический союз» – в нем лидировал Иван Пущин.

Разрабатывались программные документы. В «Северном обществе» – проект конституции Никиты Муравьева, в «Южном» – «Русская правда» Пестеля. Муравьев ратовал за конституционную монархию. Россия при этом расчленялась на 14 «держав» и 2 области, по сути, самоуправляемых. Император становился «верховным чиновником», ему платили оклад. А реальную власть получало двухпалатное «Народное вече», депутаты избирались от всех «держав». Крепостное право отменялось, но землю помещики сохраняли. При этом вводились все мыслимые «свободы» – слова, печати, вероисповеданий, собраний, передвижения.

«Русская правда» нацеливалась на установление республики. А сам Пестель был сторонником военного переворота и цареубийства. Россия предполагалась унитарным и неделимым государством с однопалатным «Народным вечем». Управлять страной должна была «Державная дума» из 5 человек. Крепостное право упразднялось без наделения крестьян землей. А набор «свобод» был тот же самый, что у Муравьева. Впрочем, во взглядах заговорщиков не было единства. Муравьев в своей «конституции» делал оговорку – если правящая династия откажется от конституционного правления, ее предстоит «изгнать» и строить республику.

Да и с дисциплиной в «Северном обществе» было куда слабее, чем у «южан». Выборное руководство оказалось слабеньким, и его без всяких выборов оттеснили самые решительные и энергичные, Рылеев, Трубецкой и Бестужев-Марлинский. Они в полной мере разделяли установки «южан» о республике, о вооруженном захвате власти [19]. Лидером новой «тройки» выдвинулся Кондратий Рылеев – поэт, издатель альманаха «Полярная звезда», правитель канцелярии Российско-американской компании. К США она не имела отношения. Компания была чисто отечественной, созданной для освоения и эксплуатации Аляски. Но сам Рылеев был ярым поклонником Соединенных Штатов, считал их порядки и государственное устройство лучшими в мире.

Но «Северное» и «Южное общества» были не единственными. Существовало еще «Тайное общество грузинских дворян» с отделениями в Тифлисе, Москве, Санкт-Петербурге. Оно вовлекало в свои ряды грузинских офицеров, чиновников, студентов. Строило планы отделиться от России, возродить Грузинское царство и возвести на престол царевича Александра. Он жил в Персии, собирал отряды из эмигрантов. Во время войны с Ираном, сражался на вражеской стороне, вторгался через границу, пытаясь поднять мятежи. А Грузию мечтал передать под покровительство шаха. Хотя это выглядело парадоксально – ведь Россия приняла грузин по их собственным отчаянным мольбам, спасая их от истребления именно персами! Грузинские заговорщики были связаны с декабристами, вхожими на их собрания. Особенно был близок к ним идеолог сепаратистов, редактор газеты «Тифлиские ведомости» Соломон Додашвили.

Но грузинская организация была все же слабовата. Куда более мощным был заговор в Польше. После запрета масонских лож здешнее «Национальное масонское общество» вроде бы прекратило существование. Но его преобразовали в конспиративное «Патриотическое общество». Оно вовсю орудовало в польской армии. Координировало целый ряд более мелких польских и литовских организаций – «патриотов», «друзей», «променистов», «тамплиеров» и др. Поляки вели революционную агитацию даже среди русских офицеров. При их прямом влиянии во 2–й армии возникло «Общество соединенных славян», выступавшее за некую «демократическую федерацию» всех славянских народов. 52 офицера, входивших в это общество, были настроены крайне радикально, и даже Сергей Муравьев-Апостол называл их «цепными бешеными псами». После переговоров «славяне» объединились с «Южным обществом».