В руках врага - Дэвид Марк Вебер

– Мое почтение, милорд. Рада видеть вас снова.

– Взаимно, миледи.

Согласно Уставу коммодору Харрингтон надлежало приветствовать адмирала Белой Гавани по всей форме, но, с другой стороны, землевладелец Харрингтон, только что прибывшая в собственный лен, являлась здесь воплощением государственной власти, и первенство перед нею имел лишь сам Протектор Бенджамин. С изысканной любезностью Хонор сумела выразить адмиралу должное почтение, не уронив своего нынешнего достоинства. На графа это произвело сильное впечатление. Он отметил, что она прямо на глазах становилась не просто прекрасным боевым офицером, но и настоящей, сознающей свою власть и ответственность феодальной правительницей.

– Прошу прощения за всю эту суматоху, – непринужденно продолжила она. – Должна сообщить, что лорды Адмиралтейства поручили мне доставить вам последние инструкции и предписания. Вот только, – она обвела взглядом строй дожидавшихся ее должностных лиц и офицеров лена, – боюсь, что в ближайшие полчаса я не смогу уделить внимание этим депешам. Кроме того, мне хотелось бы поскорее устроить во Дворце Харрингтон Саманту, детишек и всю компанию. Смею ли я просить вас повременить с депешами и приказами до завершения моих самых срочных дел?

– Разумеется, миледи, – хмыкнул граф, пожав ей руку.

– Спасибо, милорд. Большое спасибо! – с искренним чувством ответила Хонор и повернулась к толпе подданных, собравшихся приветствовать ее возвращение домой.

Хэмиш Александер вошел в библиотеку Дворца Харрингтон с чуть ли не вороватым, с точки зрения постороннего наблюдателя, видом и, лишь оглядевшись по сторонам, позволил себе расслабиться. Убедившись, что в огромном помещении пусто, он расстегнул ворот парадного мундира, однако вздохнул с облегчением только после того, как миновал выложенный на паркетном полу огромный герб Харрингтонов. Из-за открытой двери вдогонку ему неслись звуки музыки, однако расстояние уже поглотило отдаленный гомон, и сейчас самым громким звуком был стук его каблуков.

Отстегнув старинную шпагу, являвшуюся обязательной принадлежностью парадной формы, граф положил ее поверх одного из библиотечных терминалов, устроился в кресле возле главного информационного коллектора и с удовольствием потянулся. Библиотека стала его любимым местом во Дворце Харрингтон. Если подборка книг отражала личные вкусы и пристрастия Хонор, то у них двоих было больше общего, чем казалось Хэмишу раньше. Впрочем, с ухмылкой подумал адмирал, помимо книг сюда манят уютная обстановка, удобная, со вкусом подобранная мебель и тишина. Особенно тишина.

Отведя спинку кресла назад и развалившись на сиденье, граф ухмыльнулся еще шире. Благодаря высокому происхождению его с юности приглашали на самые изысканные великосветские рауты и банкеты Звездного Королевства, из чего, однако, отнюдь не следовало, будто такое времяпрепровождение его увлекало. Правда, родители научили Хэмиша светскому притворству, и он, изображая, как ему нравятся званые вечера, порой доходил до того, что и впрямь находил некоторые из них вполне приятными, однако в большинстве случаев предпочел бы провести время с книгой или у старомодного экрана. Ну а торжественность сегодняшнего бала попросту обратила его в бегство.

Не то чтобы ему не нравились хозяева: грейсонцев граф уважал и даже восхищался их категорическим нежеланием признать саму возможность существования задачи, решение которой окажется непосильным для их доблести, изобретательности и отваги. На военных советах среди кадровых офицеров адмирал чувствовал себя наилучшим образом, да и с гражданскими чиновниками – во всяком случае по практическим вопросам – у него редко возникали сложности. Но вот от здешней «классической» музыки у графа сводило челюсти, а мероприятия такого уровня, как сегодняшнее, без нее никогда не обходились. Но гораздо хуже было то, что общество Грейсона находилось в стадии стремительных перемен во всем. Двух этих фактов вполне хватало, чтобы внушить графу еще более сильную неприязнь к здешним официальным мероприятиям, нежели к мантикорским, однако избежать участия в них не было ни малейшей возможности.

По меньшей мере на треть его миссия в системе звезды Ельцина являлась не военной, а дипломатической. Он был старшим братом второго по рангу министра в правительстве Звездного Королевства и в течение трех последних стандартных лет занимал в администрации герцога Кромарти должность Третьего Космос-лорда – хочешь не хочешь, приходится быть не только военным, но и политиком. Естественно, в число его обязанностей входило поддержание контактов с политической элитой Грейсона, а поскольку значительная часть политических контактов осуществлялась под видом светских мероприятий, то графу приходилось проводить значительную часть теоретически «свободного» времени на раутах и балах.

Даже если не принимать во внимание причудливость местных музыкальных вкусов, быстро меняющиеся нравы Грейсона не могли не утомлять уроженца Звездного Королевства, где сама идея неравенства мужчин и женщин воспринималась как горячечный бред. Сегодня вечером к общему ощущению дискомфорта добавилась озабоченность, вызванная полученными из дома распоряжениями.

Все обстояло бы проще, подумал он, отодвинув кресло подальше и положив ноги на консоль, рядом со шпагой, оставайся общество Грейсона в том состоянии, в каком оно пребывало на момент вступления в Альянс. В таком случае можно было бы счесть здешних жителей ордой закоснелых варваров – пусть во многих отношениях заслуживающих восхищения, но все же варваров – и, воспринимая их в этом качестве, вжиться в роль, почувствовать себя кем-то вроде актера в исторической голодраме. Подлинное понимание местных жителей успешно заменила бы соответствующая подборка ритуальных действий и слов.

Увы, в последнее время правящая элита Грейсона растеряла четкие социальные ориентиры и пребывала в такой же неуверенности, как и любой иноземец. Правда, эти люди стремились к обретению новых ценностей, и Александер не мог не восхищаться тем, как многого им удалось добиться за столь краткий срок, но тем не менее в обществе царила растерянность. Некоторые светские дамы негодовали по поводу попрания принципов, усвоенных ими с детства, даже больше, чем самые консервативные мужчины – по поводу утраты своих привилегий. Эти естественные союзники на каждом приеме сбивались в особые группы, само наличие которых порождало мрачную напряженность. С упорством обреченных они цеплялись за старину, что неизбежно приводило их к конфронтации с молодыми энтузиастами, сторонниками реформ и поборниками равенства полов.

Эти последние утомляли Александера куда больше, чем закоснелые ретрограды. Даже разделяя их систему ценностей, граф понимал, что устроенная Протектором Бенджамином Девятым «революция сверху» потрясла устои пусть и имевшего некоторые недостатки, но стабильного социума, за последние шесть или семь веков претерпевшего лишь незначительные изменения. У многих энтузиастов-новаторов создалось представление, будто в реформах важнее всего темпы. Они стремились отбросить все старое, не очень хорошо представляя себе, в каком направлении столь ревностно устремляются. Граф не сомневался, что большинству из них удастся преодолеть чрезмерный реформаторский пыл (в конце концов, перемены начались всего несколько лет назад), однако на данный момент иные из них видели едва ли не основную свою задачу в том, чтобы во время общественных мероприятий шокировать «ретроградов» демонстрацией новизны.