Тургенев и Виардо. Я все еще люблю... - Елена Первушина

Только что сел за это письмо, как ваша матушка соблаговолила передать мне письмо, которое вы написали ей на другой день после вашего выступления в «Роберте». Вы можете себе представить, сколько удовольствия доставило мне содержание этого письма! Я прыгал от радости по комнате. Ах! очень хорошо, милостивая государыня, очень хорошо, очень хорошо. Среди ваших триумфов вы не забываете ваших парижских друзей, вы сообщаете им о себе; и это потому, что, как вам известно, никто в мире не принимает такого большого участия, как они, во всем, что с вами происходит. Нам остается только благодарить вас; оттого-то, поверьте, мы и делаем это очень часто и от всего сердца. Теперь мы ждем вестей о «Норме» и «Сомнамбуле» и заранее радуемся вашему успеху. Ах, как хорошо получать хорошие вести! Danke, danke[15]…

Что могу я сообщить вам со своей стороны? Bce здоровы, – это для начала. Я скоро возобновлю мои уроки у г-на Лаборда, которыми до сего дня пренебрегал. Я много работаю. Один из моих друзей, но это между нами, показал мне письмо Гоголя, в котором этот человек, вообще такой высокомерный и придирчивый, говорит с большой похвалой о вашем покорном слуге. Одобрительный отзыв такого мастера доставил мне большое удовольствие. B «Illustrated London News»[16] помещена небольшая заметка о вашем дебюте в Дрездене, в которой употреблены выражения: «quite astonishing», «tremendous applause», «an unprecedented furor»[17] и T. д. Должно быть, Тихачек оказался достойным партнером. He обрывал ли он время от времени звук? Кто будет петь с вами в Гамбурге?

Через неделю у «Hamburger Correspondent» не будет другого столь же внимательного читателя, как я. He могу удержаться, чтобы не сообщить вам еще раз, что все идет очень хорошо, очень, очень хорошо (плюньте, пожалуйста, три раза). Я в невиданно хорошем расположении духа. Представьте, я пою!!.. N. В. Сейчас я пою по-фински[18].

…Вы, может быть, найдете, что я пишу довольно глупо и весьма бессвязно? Ho я всегда таков, когда я в хорошем настроении. Я был бы еще в лучшем настроении, ручаюсь вам, если бы вчера вечером я мог быть не в Париже, а в Дрездене! Ведь вчера вы пели в «Сомнамбуле», не так ли? Я очень часто вспоминал об этом во время этой нескончаемой «Клеопатры», и если я кому-то и аплодировал, – то, конечно, не Рашели. Ho – pazienza[19].

Итак, вы в Гамбурге. Как вам нравится этот город? Где вы живете? Вероятно, на улице Jungfernstieg?

Иван Тургенев. Рисунок Полины Виардо

Однако, право же, я болтаю, как сорока. Пора закрыть мой клюв. (М-ль Альбони завтра дебютирует в «Семирамиде»). Обещаю вам, милостивая государыня, через месяц написать письмо по-испански и притом хорошим слогом – ручаюсь. Тысяча приветов вашему мужу. Луиза, обнимаю тебя от всего сердца. A вам, сударыня, очень дружески жму руку, благодарю нас most fervently[20] за добрую память и остаюсь навсегда

совершенно вам преданный И. Тургенев.

Париж, 4 января 48

Ах! милостивая государыня, сколь хороши длинные письма! (как, например, то, что вы только что написали вашей матушке). C каким удовольствием начинаешь их читать! Словно входишь среди лета в длинную, очень зеленую и прохладную аллею. Ах! говоришь себе, как здесь хорошо; и идешь небольшими шагами, слушаешь птичье щебетанье. Вы щебечете гораздо лучше их, милостивая государыня. Продолжайте, пожалуйста, в том же духе; знайте, что вы никогда не найдете более внимательных и более благодарных читателей. Представляете ли вы себе вашу матушку у камина в то время, как я по ее просьбе читаю ей вслух ваше письмо, которое она имела уже возможность почти выучить наизусть? Вот когда ее лицо надо было бы написать! Кстати, я не видел еще ее портрета; ей хочется показать мне его только тогда, когда он будет окончен, что не замедлит случиться. Я тоже собираюсь попросить г-на Леона сделать мой карандашный портрет.

Also, willkommen in Berlin[21]? Я знаю, где вы живете; это недалеко от Brandenburger Thor[22]. Простите мне смелость, с которой я позволю себе говорить о вашей квартире, но почему некоторые места, именуемые только по-английски, вероятно потому, что англичане – народ, на словах самый пристойный, почему же эти места предоставлены безжалостности времен года и суровости открытого воздуха? Прошу вас, будьте осторожны и устройте их лучше: в пору гриппов и ревматизмов это опаснее, чем кажется с первого взгляда. Вы порядком посмеетесь надо мной и над тем, чем я заполняю свое письмо, но, уверяю вас, что это сильно меня встревожило. Я отсюда вижу, как вы улыбаетесь, приподнимая правое плечо и наклоняя голову в ту же сторону (свойственное вам движение, от которого я не советую отказываться, потому что оно очень мило, особенно, когда его сопровождает некая гримаска…), вижу, как расцветает большая рыжая борода друга Мюллера…

Итак, вы дебютировали в «Жидовке»[23]… Еще раз willkommen in Berlin. Будьте здоровы, сочиняйте, развлекайтесь и будьте счастливы.

Надо все-таки рассказать вам немного о Париже и о том, что там делается… B день Нового года мы по-семейному пообедали у вашей матушки. Вечером там играли в невинные игры, и г-н Ги все время предлагал фанты, самые хм… хм… B конце концов он учтиво обнял м-ль Антонию за талию и крепко поцеловал ее в щеку… я ошибаюсь, не так уж крепко: при отсутствии зубов это невозможно. Словом, мы весьма позабавились. Благодарю вас очень – sehr – mucho – очень – muche за несколько слов обо мне в вашем письме к г-же Гарсиа. Буду весьма рад получить письмо от г-на Луи. Очень дружески приветствую всех вас. Благодарю Луизиту за добрую память обо мне и отвечаю ей тем же. Прощайте, милостивая государыня, желаю вам всего самого лучшего.

Преданный вам И. Тургенев.

7(19) января 1848. Берлин.

Раз уж вы, мой дорогой друг, в столь хорошем рабочем настроении и намереваетесь завершить цикл рассказов о нравах русского народа, деревенских жителей, мне надобно предложить вам одну идею, которая могла бы послужить еще одной темой для нашей совместной работы.