Бастард. Скиталец - Игорь Ковальчук

Он воспринял сразу множество миров. Они предстали перед ним рдеющими узкими полосами, собирающимися в пучок и истекающими бледным мерцанием на фоне черной бездны, пронизанной острыми иглами света. Титанический султан, словно страусовые перья на ветру, покачивался, рассыпая вокруг себя живые подвижные искры, завивался в спираль, которая время от времени замыкалась сама на себя. Не сосчитать, сколько нитей составляют этот султан.

Но и это видение стояло перед его взглядом лишь несколько мгновений. Потом он увидел систему миров, но не как спираль из перепутанных нитей, а в образе кругов, перекрывающих друг друга. Эти круги были пронизаны неисчислимыми магическими каналами и канальчиками, узлами, от которых расходились узкие, как лучики, полоски, и потоками. Дику казалось, что достаточно сделать лишь один шаг, чтобы оказаться в любом из миров, и в то лее время теперь он чувствовал, насколько это сложно — попасть из мира в мир. Сколько энергии поддерживает каждый из них — подумать страшно. Человеку, какими бы способностями он ни обладал, опасно даже касаться этой бешеной энергии — он немедленно развоплотится.

Источник, до которого рыцарь-маг дотянулся рукой, был лишь незначительной точкой на ткани вселенной. Но одновременно — неотъемлемой ее частью. Положив ладонь на светящийся «стебелек» силы, который связывал источник с единой энергетической системой, Дик потянул на себя ниточку, осторожно сделал петельку — и накинул ее на ближайший силовой узел. Издалека, опасаясь даже приблизиться, где уж там касаться. Накинул — и затянул. Он и сам еще не до конца понимал, зачем это делает, и догадался лишь тогда, когда разорвал контакт с источником и поднялся на ноги.

Контакт он разорвал, но понял, что теперь при необходимости сможет дотянуться до «своего» источника из любого уголка мира, даже из другого мира, если понадобится. Теперь ему не нужно было жить на Кипре, чтобы пользоваться всей этой силой, достаточно просто найти какой-нибудь приличный магический канал. В какой-то момент ему захотелось отправить послание Далхану Рэил — при необходимости его обиталище можно было найти, — что-нибудь забавное, вроде рожицы с высунутым языком. Но он передумал.

Дик обернулся к девушке — той не было. Рядом на камне свернулась кольцом змея с черной чешуей и посматривала на него выжидательно.

— Хочешь, и тебя искупаю? — спросил он, показывая на выемку, полную поредевшего тумана.

Змея отпрянула вбок, свернулась плоской пружиной, напоминающей жиденькую бухту каната, выставила голову на длинной шее, изогнутой вопросительным знаком. Подумала. Неловко кивнула.

— Так превращайся. Или тебе так удобнее?

Кивок.

— Ну, ползи.

Отрицательное покачивание плоской головки, но сравнению с телом кажущейся совсем игрушечной.

— Мне что же — на руках тебя тащить?

Кивок.

— Родная, да я тебя боюсь. Ты же меня задушишь…

Змея смотрела бесстрастно, без выражения, но он и сам почувствовал, что говорит глупость. Пожал плечами, сделал к ней шаг, примерился.

— Я тебя не подниму. Ты тяжелая.

Кивок. Бесстрастное тихое шипение, которое почему-то показалось Дику насмешливым.

Он поднатужился и поднял Серпиапу с камня.

Змея и в самом деле оказалась тяжеленной. Девушку в человеческом облике он поднимал с легкостью. Гибкая и стройная, в объятиях она казалась ему пушинкой. А эта змеища, похоже, была весом с доброго кабана. Но с женщинами не спорят, особенно когда они в обличье змеи. Спотыкаясь, молодой рыцарь доволок Серпиану до выемки и попытался ее туда уронить. Но гибкий хвост в мгновение ока обвился вокруг него, и в туман они упали оба.

Такого Дик никогда еще не видел и надеялся больше не увидеть. В одно и то же мгновение он сжимал в объятиях и огромную змею, и прелестную обнаженную девушку, и какое-то упругое средоточие энергетических полей, своеобразный кокон. Он видел, что светлые полосы, которые соединяли между собой энергии разных цветов, кое-где перемежаются с темными, и тут же понял, что они — след неумелого возрождения. С внезапным ужасом он сообразил, что почти три года его любимая находилась в теле, возрожденном лишь наполовину. В друидической диаспоре Озерного Края он слышал рассказы о живых мертвецах. Вернее, живыми их нельзя было назвать. Жалкое подобие жизни…

И это подобие жизни, это нелепое существование было ее уделом, и по его же собственной вине… Дику стало стыдно. Одновременно в нем вспыхнула яростная досада на друидов, которые могли же сказать, что с Серпианой что-то не так. Он осадил себя замечанием, что далее Гвальхир мог ничего не заметить просто потому, что не присматривался к девушке. Зачем? Она не враг, она необычное существо из другого мира, ее не хотелось обижать.

Чувствовала ли девушка, что с ней что-то не так? Наверняка чувствовала. Недаром же магия подчинялась ей лишь наполовину, а знания возвращались постепенно, и до сих пор она не могла точно сказать, все вспомнила или нет. Он заключил ее в объятия с особенной нежностью и стал осторожно поглаживать обмякшее, дрожащее тело. Под его ладонями медленно и неуверенно пропадали полосы темного, а светлые начинали играть всеми оттенками зеленого и желтого. Казалось, что зачахнувший было цветок снова оживает, расправляет листки, поднимает венчик — и возвращается к солнцу, рожденный заново.

А потом он понял, почему она медлила. Под его ладонями дрожало, открытое его воле, не только сплетение энергий ее тела и магическая ткань сознания, но и мысли, чувства, нежные, как рассветное видение. То, что составляет саму душу, трепетную индивидуальность человека, было открыто перед ним — только взгляни. Но Дик, поколебавшись, отвернулся. Это все равно что коснуться ладонью усыпанной блистающими капельками паутинки, которая тут же прилипает к коже бесформенными комками. Он не хотел лезть в ее душу, тем более сейчас, когда она настолько в его власти. Рыцарь-маг понимал, что в этот момент может сделать с ней — ее телом, магической силой и душой — все, что угодно.

Соблазн оказался огромен. Тем более он был горд тем, что устоял.

Он вынес ее из выемки на руках, на этот раз в человеческом облике, одетую в лохмотья. Находясь в средоточии Силы, она несколько раз меняла облик, да гак стремительно, что ее человеческая одежда треснула по всем швам и разлезлась. В закатном солнце ее обнажившаяся кожа была подобна перламутру изысканной раковины из таинственных глубин морей, откуда ее извлек отважный ныряльщик… В закатном? Посмотрев на небо, Дик убедился, что уже вечер.

Так же, как когда они вышли из кольца лимассольских стен, свет солнца, похожего на темно-желтый бриллиант, через который человек смотрит на лампаду, заливал осыпающиеся сады. Ветер нес лепестки — еще на пару дней должно было хватить этого бело-розового великолепия, потом наступит время другой красоты. Море в чешуйках расплавленной бронзы дышало, словно живое, прибой разбивался о скалы и уходил обратно осколками волн.

Он положил ее на мох, и девушка обняла его. Ее губы были необыкновенно теплы, и, вспомнив, какими холодными казались ему ее прикосновения, он порадовался, что не пожадничал и сделал все как надо. У него мутилось сознание от усталости, холодный пот выступал на лбу, к горлу подкатывала тошнота — отчего было особенно стыдно, — но он не желал этого показывать. Серпиана ласкала его, а ему больше всего хотелось закрыть глаза и заснуть еще на годик.